Пётр – внук Петра. Исторический роман

Ирина Павлычева

Гремит на всю российскую столицу грандиозный праздник – помолвка юного императора Петра II с дочерью светлейшего князя Меншикова. Неужели многоопытный помощник Петра I не слышит в ударах литавр гром, что рокочет над его головой? Неужели не понимает, что эта помолвка может отправить его в изгнание?

ГЛАВА XV

На несколько минут Наталья замерла в смятении. Во время танца ее потрясло многое. Во—первых, что о ней кто—то, кроме брата и воспитателей, думает и думает серьезно и много. Во—вторых, что, более того, ею интересуются. Она, разумеется, сделала скидки на то, что де Лириа — дипломат, и его слова нельзя принимать впрямую и буквально, и все же… В—третьих, до последнего времени ей даже не приходила мысль в голову, что у нее может быть муж, своя семья, дети. Мир для нее сходился на одном брате, и вдруг… Последнее, пожалуй, потрясло ее больше всего: и радостно волновало и пугало, и приводило в растерянность и в недоумение, и льстило и задевало, а сверх того, она никак не могла понять, правильно ли, достойно ли она вела себя во время разговора, хорошо ли, что взяла, точнее, что у нее в руке осталась миниатюра. Портрет почему—то жег Наталье ладонь, или ей так казалось. Нестерпимо хотелось на него взглянуть, но великая княжна не решалась.

«От чего я так растревожилась, разволновалась, от чего удивилась, — урезонивала сама себя Наталья Алексеевна. — Конечно, мне едва тринадцать, какие женихи, но если взглянуть вокруг: Марию уже дважды обручали, а постарше—то она меня только года на два, на три. Елизавете чуть ни каждый Божий день женихов сватают, а она, даром, что тетушка, а по возрасту скорее в сестры годится, моей ровеснице Саше Меншиковой, слышно, какого—то немецкого принца подыскали… Нет, надо скорее с Петрушей переговорить, а—то не успокоюсь.» — решила Наталья и двинулась к брату.

— Петруша, друг мой,… — только и успела произнести она.

— Ах, Господи, иду, иду приглашать твою Марию! — перебив, ответил тот и направился к Меншиковой, решив, что сестра напоминает о просьбе Остермана протанцевать с невестой.

— Я не о том… — попыталась было договорить Наталья, но бесполезно, тогда, махнув рукой, она отошла в сторону в надежде украдкой взглянуть на портрет.

Снова заиграла музыка и началось приглашение на следующий танец. К Ивану, который нацелил на кого—то свой глаз, стремительно подлетела его младшая сестра, Елена.

— Иван, батюшка гневается, что ты не выполняешь его просьбы, — протарахтела она.

— Какой? — недовольно буркнул Иван.

— Чтобы Государь пригласил Катеньку.

— И на балу от него покоя нет, — посетовал Иван и заспешил к Елизавете.

Елене, видимо, были даны жесткие указания, потому что она не отставала:

— Что прикажешь передать батюшке?

— Скажи, что постараюсь, — буркнул брат и ускорился.

Пригласив свою невесту, Петр танцевал с ней молча, внутренне сильнее и сильнее раздражаясь, что вынужден терять с ней золотое время, которое мог бы провести с Лизой. Наконец, его недовольство выплеснулось:

— Зачем вы выбрали этот костюм? Ужели вы не знали, что у нас было решено моей сестре быть Минервой?

— Не знала, государь, — кротко прозвучал ее ответ.

Но Петру было не остановиться:

— Стало быть вы решили, что вам такой костюм пойдет?

— Мне было безразлично, — сказала она, и Петр почувствовал, что она искренья, но накопившаяся досада выплескивалась сама собой:

— Напрасно. Вы в старухи не записались. Вам нужно быть прекрасной, хоть и наперекор создателю.

Мария была горько обижена, но отвечала просто:

— Зачем вы колете меня, государь?

Петр смутился, он с самого начала понимал, что ведет себя некрасиво, но мало постарался, чтобы сдержать себя. Ему стало стыдно.

— Я не хотел, простите, — только и вымолвил он.

Дальше слова не шли с его языка. Мария не пыталась ни упрекнуть его, ни загладить впечатление, казалось, что она вообще где—то отсутствует. Так в полном молчании они и закончили танец.

Остальные танцевавшие, наоборот, оживленно общались.

Секретарь австрийского посольства юный граф Милезимо который раз приступал с расспросами к своей партнерше и возлюбленной Екатерине Долгорукой, она была сегодня такая странная, закрытая, застывшая, углубившаяся в себя:

— Катюша, милая, что с тобой? Ты сегодня сама на себя не похожа… тревожишься будто, нервничаешь…

Она целый вечер уклонялась от его вопросительных взглядов и фраз, но вдруг ее прорвало:

— Я сейчас тебе скажу ужасную вещь.

— Не пугай меня, Катя.

— Меня родители прочат за царя…, вернее, отец, матушка ни при чем…, я случайно слышала их беседу…

— Шутишь? У него есть невеста, — не поверил граф.

— Считай, уже нет. Их дела совсем плохи.

Милезимо на мгновенье задумался, потом облегченно высказал пришедшее ему соображение:

— Не обижайся, Катя, но, как я замечаю, государь равнодушен к тебе.

— Отец так решил и всё устроит, я его знаю. Думай, что делать!

— Но что я могу? — растерянно вымолвил тот.

— Мужчина и спрашиваешь! Увези меня! — как—то отчаянно вырвалось у нее.

Они оба смолкли. Екатерина действительно подслушала беседу родителей, когда Алексей Долгорукий рассказал о своих планах относительно старшей дочери своей жене. В первый момент ее глубоко потрясли, как слова отца, так и рассуждения матери. Ее больно задела их оценка ее отношений с Милезимо и соображения матушки, почему она привязалась к нему. Ей захотелось доказать им, что они не правы, и самой в это верить, и вроде бы искренне верилось, но в глубине души, совсем, совсем на дне у нее копошилось ощущение крайне, исключительно неприятное, едкое и ядовитое. Всеми силами она старалась задавить его, отвлечься, не слушать, не чувствовать, однако, нет—нет, да в мыслях ворохнется: «А матушка—то права, она меня лучше меня самой, видать, знает…» И снова княжна Екатерина переубеждала себя и снова пыталась запереть накрепко тот уголок сознания, где пробегали подобные мысли. И сейчас все оставшееся время танца она долбила себе: «Нет, нет, нет, никогда, нет, нет, нет, ни на кого, нет, нет, нет ни за что..! — и так без конца.

— Вечер начался роскошно. Что не весел, государь? — спросил Иван, подойдя к Петру в короткий перерыв между танцами.

— С невестой танцевал…

— Бросил бы ты её совсем! Почто себя тиранить? — брякнул камергер,

впрочем отнюдь неспроста.

Петр не обратил внимания на его последнюю фразу, потому что его

мысли были заняты Елизаветой, о чем он и хотел сказать:

— Елизавета Петровна…

Иван бесцеремонно перебил:

— Чудо красавица! Блеск! Пойду снова приглашу. А вам государь—император негоже мрачно глядеть. Чего доброго всё веселье рухнет. Пригласили бы хоть сестру мою Катюшу. Ишь, как на вас зыркает, небось влюблена. Осчастливьте.

— И то… — нехотя согласился Петр, понимая, что не может себе позволить вечер напролет танцевать с Елизаветой.

Приблизившись к княжне Долгорукой, Петр удивленно отметил, что секретарь австрийского посольства вдруг ни с того ни с сего как—то странно дернулся, схватился за голову и выбежал из зала. Однако, его не долго занимало это наблюдение. Он знал, что, если Милезимо потребуется помощь, его без внимания не оставят, а так «вольно ему» — между делом заключил император.