Золотой козленок

Константин Чубич, 2018

Все конечно же помнят Остапа Ибрагимовича Бендера, красавца мужчину, великого комбинатора, а по совместительству отменного жулика. В «Двенадцати стульях» он погибает от рук Кисы Воробьянинова, но потом чудесным образом появляется на улицах славного города Арбатова, чтобы продолжить свои приключения. Было бы жалко с ним попрощаться ровно на том месте, где заканчивается «Золотой теленок», – на берегу пограничной реки, правда, с советской стороны. И это обнадеживает. Уже давно нет Советского Союза, но последователей у Остапа Ибрагимовича предостаточно, совсем как детей у лейтенанта Шмидта. Сударкин Владимир Константинович, он же Вениамин Бортник- Коновалов, он же Жульдя-Бандя, который, заметим, является внучатым племянником великого комбинатора, – один из них. Есть у него и свой Шура Балаганов, которого теперь зовут Фунтик. Та еще парочка, а действие, как водится, начинается в Одессе, где острят даже на похоронах. Содержит нецензурную брань.

Глава 9. Знакомство с Питером продолжается

− Триста пятьдесят рупий! − воскликнул Фунтик, пересчитав деньги. − За десять минут. Лихо ты развёл хачика!

Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:

− Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.

− Погнали на рынок, там азеров − во! − возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.

Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:

− Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.

Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.

Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:

− Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, − не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия! − торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: − А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…

В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.

Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.

− С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), − проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя. − У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.

− Ну, конечно, − согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.

− Девушка, а у вас «Правда» есть? − проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.

Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:

− «Правды» нет.

− Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.

Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.

Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:

− Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше − «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…

− Зятя? − девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.

− Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.

Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».

− О, туалетная бумага! − Жульдя-Бандя ткнул пальцем в розовый рулончик за стеклом входящей в гигиеническую моду туалетной бумаги. В берлоге старого Соломона, по старинке, были нарезаны квадратики из газет − основное их предназначение после прочтения.

− Импортная, маде ин Германия! − торжественно предупредила девица. − Три рубля рулон.

− Дайте рулончик… нет, два! − превозмогая скромность, гуттаперчевый покупатель выкинул средний с указательным пальцы на правой руке. − Гулять, так гулять!

Киоскёрша, хихикнув, спросила: «В руках понесёте?»

− Ну и пакет, конечно же.

− С Майклом Джексоном или с Мерлин Монро?

Покупатель одарил девицу майской улыбкой, хотя на дворе уже владычествовал июнь:

— С Мурлен Мурло, естественно. Я что, похож на голубого?

Киоскёрша, хихикая, протянула пакет со светловолосой красавицей, отметив: — Теперь вы похожи на некрофила.

Мэрилин Монро, заметим, имела неосторожность отправиться к прародителям более четверти века назад.

− Тогда всё-таки с Майклом Джексоном! − окончательно решил Жульдя-Бандя, поскольку было престижнее состоять в сообществе геев, нежели некрофилов…

Фунтик, не обращая ни малейшего внимания на болтовню своего товарища, увлечённо разглядывал выгуливаемую рыжим пекинесом пухленькую брюнетку, коротенькая юбка которой подчёркивала, что та уже готова к спариванию.

− Закадрим?! − больше надеясь на друга, нежели на себя, предложил Фунтик.

− Первым делом, первым делом самолёты, ну а девушки, а девушки потом (А. Фатьянов)…

Фунтик разочарованно процедил сквозь верхние резцы воздух, вывернув при этом голову:

− Сэкслюзивная тёлка!

− Чем короче юбка, тем длиннее за ней очередь сексуально озабоченных самцов, − вполне логично заметил Жульдя-Бандя.

− Реклама − двигатель прогресса, − Фунтик кивнул в сторону пёстрой неоновой кириллицы «Интим-магазин для взрослых».

− Двигателем прогресса были, есть и будут дураки, которые в неё верят, − Жульдя-Бандя высокопарно посмотрел на одного из представителей этого подвида человечества.

Друзья, окунувшись в подземный переход, вынырнули возле кафе, в котором две девицы, будто бы нечаянно, угнездились у витрины для демонстрации себя потенциальным воздыхателям.

Жульдя-Бандя помотылял в воздухе пальчиками. Девицы помотыляли в ответ, отчего с уверенностью можно было отнести их к провинциалкам, поскольку аборигенки слишком гордые, чтобы клевать на такую дешёвую наживку.

− Фунтик, фу, стоять, Зорька! − у самой двери остановил друга Жульдя-Бандя.

− А шо ж ты тогда клешнями махал?! − неохотно повиновался тот, настроившись на очередное романтическое приключение.

Друзья, не выбирая направления, шли, куда глаза глядят, оказавшись вскоре на берегу Фонтанки. Остановившись у моста, решили почтить его своим переходом.

На другой стороне одноногий воин-интернационалист в форме десантника, сидя на табурете, бу́хал пальцами по струнам дешёвенькой гитары, прося милостыню. Для этой цели был приспособлен солдатский котелок, служивший своего рода реквизитом.

Инструментальный монолог он сопровождал вокалом в патриотической тональности, с лёгкой проседью завядшей на чьей-то могиле флоры. Действие, вероятнее всего, происходило в Афганистане, потому что в песне упоминались Кандагар, талибы и разведрота.

Тронутый до глубины души Фунтик опустил в жертвенник червонец, чем позабавил кореша, который знал наверняка о том, что в 99 случаях из 100 просители милостыни в ней не нуждаются. Возможно, одесского урку растрогало то, что и он мог бы стать разведчиком и погибнуть героем, если бы в это же самое время не был узником яснополянского «санатория» строгого режима.

− Милостыня − одна из форм цинизма, независимо от того − просишь ты её или подаёшь, поскольку она притупляет в человеке инстинкт самосохранения, — Жульдя-Бандя с высокомерным ехидством бросил взгляд на необразованного товарища. − Сложно себе представить, что доставляет большее отвращение − подавать или просить милостыню.