Золотой козленок

Константин Чубич, 2018

Все конечно же помнят Остапа Ибрагимовича Бендера, красавца мужчину, великого комбинатора, а по совместительству отменного жулика. В «Двенадцати стульях» он погибает от рук Кисы Воробьянинова, но потом чудесным образом появляется на улицах славного города Арбатова, чтобы продолжить свои приключения. Было бы жалко с ним попрощаться ровно на том месте, где заканчивается «Золотой теленок», – на берегу пограничной реки, правда, с советской стороны. И это обнадеживает. Уже давно нет Советского Союза, но последователей у Остапа Ибрагимовича предостаточно, совсем как детей у лейтенанта Шмидта. Сударкин Владимир Константинович, он же Вениамин Бортник- Коновалов, он же Жульдя-Бандя, который, заметим, является внучатым племянником великого комбинатора, – один из них. Есть у него и свой Шура Балаганов, которого теперь зовут Фунтик. Та еще парочка, а действие, как водится, начинается в Одессе, где острят даже на похоронах. Содержит нецензурную брань.

Глава 22. Жульдя-Бандя отправляется со своей новой знакомой в Озерки, рядом с Шуваловским кладбищем

− Веня, а как ты относишься к покойникам?

Веня оказался не готов к ответу на столь интимный вопрос и, в безнадёжной попытке нейтрализовать возникшее смятение, пожав плечами, вывернул ладони:

− Я, собственно… особой любви не испытываю. Думаю, не хуже, чем они ко мне, − он хихикнул, предопределяя помыслы своей очередной пассии. − А ты хочешь пригласить своего знакомого покойника на уик-энд? Я буду ревновать! − предупредил ветреный повеса, растянув губы.

Женщина с жалостливым сочувствием посмотрела в родниковые очи собеседника:

− Нет, Веня, ты никогда не станешь художником!

Тот утвердительно кивнул, готовый пожизненно носить этот крест. Впрочем, он уже нёс бремя странствующего философа, которое его, однако, нисколько не обременяло.

− Приглашаешь обаятельную молодую женщину, − она начертала в воздухе женский профиль, в котором ни молодости, ни обаяния не усматривалось, − в прокуренное кафе, − она сморщила носик, обозначив это. − Короче, Веня, мы едем в Озерки. Там такая красотища! Я на прошлой неделе писала там пейзаж… единственное, − Лена виновато подвернула нижнюю губу, − рядом кладбище, но если…

− Никаких «если». Ради такой красивой женщины я готов даже на кладбище…

Художница, хитро улыбаясь, погрозила пальчиком, подразумевая, что тот готов на большее, на что может рассчитывать. Беззаботная парочка остановила старенький «мерседес», который резво помчал по Литейному мосту в северном направлении.

− Уютный саркофаг, − пассажир дружески похлопал по передней панели.

Водитель улыбнулся, впервые услышав о своём кормильце столь лестную оценку. На перекрёстке Выборгского шоссе и Софийской улицы молодые люди сошли возле огромного двухкупольного шатра, в котором предприимчивые азиаты устроили узбекскую кухню.

− Салам алейкум! − поприветствовал Жульдя-Бандя высокую узбечку в пёстром шёлковом куйлаке, шароварах и тюбетейке, которая, тёплой восточной улыбкой встретив посетителей, пригласила за столик. − Рахмат, нам с собою… шашлычка… − узбечка растаяла, услышав родную речь.

Спутница, не скрывая удивления, посмотрела на своего нового знакомого.

− Баранинки… по две порции, − для подтверждения Лена выкинула указательный и средний пальцы, будто общалась с китаянкой, − только нежирной… и без лука.

На выходе Жульдя-Бандя с джентльменской обходительностью приобнял спутницу за талию. Рука будто случайно скользнула вниз, посягая на суверенитет правой ягодицы, за что он получил лёгкое порицание взглядом.

− Так, под шашлыки из баранины нужен сливовый ликёр, − категорично заявила художница, заставив спутника мучиться вопросом, почему ликёр и почему сливовый.

Странствующий повеса решил всё же оставить вопрос открытым, опасаясь, что выяснится, что коньяк «Наполеон» − ничем не хуже. А этого его скромный бюджет может не выдержать.

Требуемое без труда приобрели в ближайшем гастрономе и, обогнув крайний дом, вышли к большому озеру, рядом с кладбищем и церковью.

− Шуваловское кладбище, храм святого Александра Невского, − спутница обозначила и то, и другое рукой.

− Экзотика! Царство мёртвых, − Жульдя-Бандя артистичным жестом обозначил покои общественной усыпальницы, − обитель погребённых идей и несбывшихся надежд. Умереть много ума не нужно, а ты попробуй выжить посреди идиотов!

Попутчица хихикнула столь меткому и лаконичному определению.

− Я тоже хотел бы мирно почивать в этом райском уголке на берегу озера… лет через… сто пятьдесят…

− Ты, Веня, скромен не по годам!

− Скромность − это не моя стихия, в противном случае я бы стал священником.

Лена хихикнула, устремив лисий взор в родниковые глаза попутчика:

− Сатана в рясе.

− Говорят, человек после смерти слышит ещё несколько часов, − нисколько не смутившись, Жульдя-Бандя обратился за подтверждением этой версии к спутнице.

Та безразлично приподняла плечики:

− Не умирала, не знаю.

− Вероятно, в этот момент он узнаёт о себе много нового от нетерпеливых наследников.

− О-о-о-чень много, − согласилась художница.

Молодые люди шли по центральной дороге, разделяющей кладбище, выискивая глазами наиболее впечатляющие памятники. Извечная тема не могла оставить равнодушным нашего героя, и отрезок пути он посвятил видению предмета:

− Посреди покойников чувствуешь себя человеком!

− А посреди людей кем ты себя чувствуешь? − Лена вопросительно подняла глазки.

− Людей не существует в природе. Есть высокоразвитые приматы, которые назвали себя людьми и этим тешат собственное тщеславие. Я, конечно же, не лучший образец…

Девица хихикнула:

− А ты не страдаешь самолюбием.

− С годами я себя торжественно разлюбил, − скромно признался Веня, рассчитывая на дивиденды за откровенность.

Лена улыбалась, слушая болтовню своего нового знакомого:

− Смотри! − он указал на ничем не примечательный памятник. − Куц Михаил Семёнович. Двадцать первый − восемьдесят девятый. «Видит Бог, я этого не хотел».

Оставшуюся часть пути он болтал без умолку, найдя тему смерти довольно привлекательной, хотя нормальные люди стараются обходить её стороной:

− Смерть без причины − признак дурачины, − Жульдя-Бандя посмотрел на художницу, в попытке узнать её реакцию на свои интеллектуальные потуги. Он входил в раж, поскольку тема смерти была питательной средой не одному поколению мыслителей. − Смерть − самый убедительный аргумент против твоего существования.

− Очень убедительный, − согласилась Лена, сопроводив это кивком головы.

Жульдя-Бандя, приостановившись, отправил вопросительный взгляд в очи очередной пассии:

− А что ты скажешь собравшимся у твоего смертного одра?

Возраст художницы плохо гармонировал с такими симптомами, и она неопределённо пожала плечиками:

− Прощайте… милые мои. Не держите зла!

− А я, умирая, скажу всем, с ядовитою улыбкой на синеющих губах: «До скорой встречи, дамы и господа!»

− Ты человеконенавистник?

− Я не нахожу повода любить глупое человечество, и я нисколько не боюсь смерти! − молодой человек сказал это с такой помпой, будто умирал, как минимум, четыре раза. − Смерть − это всего лишь переход в новую химическую формулу. В Бразилии к смерти относятся с юмором, − рассказчик заранее улыбнулся. − На одном из надгробий было написано: «Здесь покоится Панкрацио Хувеналес. Он был примерным мужем, отличным отцом, но плохим электриком».

Девушка захихикала, нарушая святую патриархальность общественной усыпальницы.

− Отыскать зерно истины в смерти − мечта каждого философа. Смерть…

− Так, Веня, давай мы лучше о жизни, − опасаясь, чтобы это скорбное слово не материализовалось, предложила Лена.

Бродячий прохиндей растянул губы:

− Супружество с жизнью заканчивается на кладбище.

− Всё. Ни о жизни, ни о смерти − ни полслова, − собеседница ударила умника кулачком по руке, − лучше о любви.

− Любовь − это восторженное тремоло банальности или сумасшествие по согласию.

Художница, вздохнув, покрутила головой, что в переводе на русский означало: «Куда я попала?!».