Никто не ангел

Лиля Ветрова (2023)

Что общего у остроумного кандидата наук и скромной маленькой девушки, нашедшей ошибку в меню? Устоит ли эта связь под натиском судьбы? Возможно, героев соединяет нечто большее, чем то, что вмещается в человеческую жизнь… Роман о нелепостях жизни, изгибах любви, желаниях и изъянах души и тела.История Сергея и Виолетты. Любовный роман, жизнеописание, академическая среда. Основное время действия — 80–90-е годы ХХ века.

Глава 7. Порок на теле — жизненный порок

Сергею Шлепцову поставили его диагноз в не столь далеком подростковом возрасте. Когда у него случился первый приступ.

Он был хорошим ребенком, пока не подрос. В четырнадцать он стал неуправляем. Понесло его к вольной волюшке, к таким же малолеткам, как он, к смазливым девчонкам. Мама до сих пор не знала всех подробностей, иначе бы заболела сама.

Он загремел в реанимацию без сознания, его привели в себя, накачали лекарствами тело, а мозг — указаниями, что и как ему нужно и не нужно вытворять, чтобы не умереть.

В тот день Сережа познакомился с этим чувством — не такой, как все, и никогда, как все, не будет. Не следовало рассуждать о том, какой это был удар. С тех пор что-то глобально треснуло между ним и родителями.

Нет, не гулянки, не мат и не ранняя потеря девственности разломали их отношения. Мама квохтала вокруг него, как курица, и ему казалось, что она стремится к тому, чтобы подчеркнуть его неполноценность. А он чувствовал себя глубоко неполноценным. Папа же просто не обращал на это никакого внимания, и Сергей не ведал, что было больнее: любвеобильная истерия мамы или пнеобразная тупость отца.

Какое-то время он нос из жилища не высовывал. Учился, дулся и молчал. Даже закончил школу с отличием. И только он сам знал, что все эти годы творилось у него в душе.

Экзамены были не просто испытанием: то была река Стикс, перейдя через которую, он либо станет неуязвим, как Ахиллес, либо разделит печальный конец Великого Александра.

Случилось первое. И в университете для Сергея действительно многое изменилось.

Появился Витька — первый самый лучший друг. Он знал о диагнозе Сергея, знал все о его характере. Порой он задавал такой вопрос: «Сережка, что лучше: чувство юмора или чувство меры?» «Чувство меры в юморе», — это был правильный ответ. Но у Сергея мера напрочь отсутствовала.

Из-за своего состояния Сереге пришлось задуматься о Боге, даже живя в СССР.

— Неужели Бога нет только потому, что все думают так? — спрашивал он Витьку. — Вот все утрутся-то, если, когда помрут, Он их встретит на пороге…

С Витькой они почетно входили в клуб бесшабашных, а так как Сергей помимо того, что был таковым, являл чудеса интеллекта, он занимал среди своих товарищей особо почетное место. По крайней мере, ему самому это отчетливо казалось.

— Сереженька, миленький, как ты себя чувствуешь?

По нему — так лучше бы в больничную палату ворвалось торнадо и убило бы пятерых мужиков-сердечников, которые уничижающе снисходительно посматривали на него со своих коек. Сергей валялся без всяких сил. Его до сих пор тошнило. В вене торчала игла капельницы, как говорили вокруг: от детского алкоголизма прививка.

Вчера ночью его рвало на пол, отчего он получил порцию истошной ругани санитарки. Еще два раза он отключался. Ему делали уколы в задницу, в рот пихали пилюли.

— Сереженька, — мама погладила его по голове. — Все будет хорошо.

«Да лучше бы все закончилось еще вчера, — жестоко думалось ему, — чтобы не слушать твои причитания сначала».

Вон торчит сестра в дверях. Сейчас возьмут его родителей, «функционеров партии», и объяснят им, что их сын — законченный антиобщественный элемент. Ни чертов коммунизм с ним не построишь, ни окаянную перестройку не завершишь. Посему вообще напрасно его тут откачивали.

— Дитя партии, — зубоскалил своим вонючим желтым ртом пожилой сокамерник… то есть сосед по палате. И Сергей думал, что тому греет душу то, что Серега молодой и точно не дотянет до того возраста, до какого смог дотянуть этот пыльный сморчок.

«Если сейчас все не уберутся от меня, надену им это на головы», — по виду Сергея, измученному осунувшемуся лицу было не сказать, что его бессильное тело внутри пышет таким бешенством. Он вяло ел принесенные мамой харчи. По сравнению с больничной столовкой — настоящий пир.

Мама сидела рядом с кроватью, складывая руки на коленях. Серега знал, что еще долго от нее не избавится.

К вечеру второго дня Сережа радикально поднял себя с койки, пригладил торчащие волосы и пошел на пост медсестры. Улыбаясь, как умел, он спросил, нет ли возможности достать сигаретку, и обещал предоставить себя в полное распоряжение не очень молодой девушки за такую услугу.

Конец ознакомительного фрагмента.