– Верь мне

М. Брик, 2022

Ложь способна привести к куда большим потерям, чем доверие человека.С детства Элиза Броер знает о том, что жизнь – это театр. «С возрастом всё становится проще: отец оказывается банальным лгуном, мать – его верной игрушкой и служанкой, Арнольду, болеющему СДВГ, просто не повезло, ведь он не такой, как все, а я каждый день боялась быть похожей на мужчину, забиравшего меня со школы до десяти лет». Главная героиня ужимается за семейным столом, врёт без умолку даже своему лучшему другу-инвалиду, дабы на неё наконец обратили внимание.В осознанном возрасте девушка выбирается из родного гнезда и отправляется в маленький морской городок, полный загадок и недосказанности. По мере того, как героиня будет понимать, что врёт здесь не только она, её прошлое, как паззл, расскажет нам о том, что именно завело её сюда, а затем она сама узнает, почему люди застревают здесь на всю жизнь.Книга не ответит на ваши вопросы – она будет создавать новые снова и снова.

«Нет времени ждать»

— Раз, — каждую первую субботу месяца мы с отцом садились на тротуар около маленького кафе-мороженого, куда сбегались все местные семьи, и наблюдали за проезжающими мимо машинами. — Два, — я считала синие, отец — красные.

— Пять, — он постоянно выбирал популярный цвет, из-за чего я разозлилась. — Шесть, — слизывал верхушку своего клубничного мороженого, иногда капая на рабочий галстук. — Семь.

–Нечестно, — возмущалась я. — Красный выбирают только обманщики, — я ела пломбир.

В этот раз начало сентября не радовало нас солнцем, а наоборот, разочаровывало переменной облачностью. Но я любила этот первый месяц осени, холодный или горячий, солнечный или пасмурный, вне зависимости от цвета машины, который выберет отец, или части дня, будь это раннее утро или поздний вечер, или вкуса мороженого, хотя я не любила все, кроме пломбира, — это был момент, когда мы с ним без маленького капризного Арнольда и уже немаленькой, но такой же капризной мамы садились вместе на грязный асфальт и говорили обо всём, помимо школы, зачем-то считая эти разноцветные машины.

— Обманщики? — он начинал сильно смеяться и ударил меня в плечо. — Ты чудачка, — мой шарик мороженого отчаянно упал на асфальт. — Моя вина, — посмотрел в мои грустные глаза.

— Ничего, — ответила я, не желая, чтобы он усомнился в моей стойкости, ведь это всего лишь молочный шар. — У нас ещё много мороженого в жизни будет.

— Вставай, — он, улыбаясь своей отбеленной улыбкой, весь закапанный розовыми каплями, взял меня за руку и повёл в кафе. — Выберешь другое.

Мы зашли в этот маленький детский рай со стоявшими в небольшой очереди полными смеявшимися семьями с кучей кричащих детей. На секунду мне показалось, что я и папа не вписываемся в эту компанию счастливчиков, потому что не походили на всех в этой комнате, но потом поняла, что, скорее, не вписывался он, чем «мы».

Какой-то несмешной проходящий мимо клоун дал мне, как и всем детям здесь, большой белый воздушный шарик с эмблемой их кафе, в переводе с языка психологии цветов означающий «мир», тогда я и смирилась с тем, что в следующий раз мы с отцом встретимся только в начале октября, а если не повезёт, то в начале ноября, а если у него будет завал на работе, то в начале декабря, а если его новая жена наконец родит, то только в следующем году, но в данном случае уже только «если повезёт». Я смотрела на него, держа за руку: неряшливый и непостоянный с виду добряк, внешне похожий на меня и Жанну Дарк, бросивший мою маму с двумя детьми и, вероятно, в будущем свою новую семью — в этом весь мой отец.

— Слышишь? — спросил он, наклонившись.

— Что?

— Песню.

— С трудом, — тогда отец прикрыл мои уши ладонями, создав для них свой вакуум.

Играла популярная группа, зародившаяся на момент детства родителей моих ровесников, а теперь часто звучавшая в головах современной молодёжи, потому и культовая. Что я тогда слышала? Приглушённая мелодия, будто музыканты играли в моей голове и под куполом Стивен Моррисси напевал лично мне запомнившуюся навсегда песню.

— Нравится? — спросил папа, убрав ладони с моих ушей и убедившись, что я довольна, сказал: — У меня на плеере куча их песен. Помню, как, будучи в твоём возрасте, не понимал текст, но почему-то слушал, — отвлёкся на продавщицу. — Пломбир, пожалуйста.

К моему несчастью, его не осталось, поэтому папа, не зная, что я люблю только пломбир, взял такое же, как и себе, клубничное. Наверное, и будущее он хотел для меня такое же, как у себя: две машины, две работы, две кошки, пока что двое детей и два обручальных кольца, которые он не носит. А затем вовсе пошёл дождь — и ежемесячная прогулка закончилась там же, где и началась, в машине.

— Нравится? — спросил он, глядя на мой рожок.

— Да, — солгала.

— У меня есть подарок, — отец открыл бардачок, — держи, — передал мне через салон старые накладные наушники, тогда ещё чуть большие для моих ушей. — Раритет, — гордо рассказывал он, — не уверен, что таким сейчас хвастаются, но через лет десять ты вспомнишь про них, а затем, может, и про меня, — отвернулся обратно к рулю. — Поедем домой.

— Может, подождём, пока дождь прекратит лить, — с надеждой на то, что мы ещё посидим вместе и поболтаем, такую глупость сказала я, а затем накинула наушники на шею.

— Нет времени ждать, — машина завелась.