6
— Можно, конечно! — послышалось из ларька.
Вынырнув в проем, который когда-то был боковой дверью ларька, к парням вышел бомж, которого все называли Десантурой. Несмотря на кличку, он был довольно скромной комплекции и вовсе не смахивал ни на десантника, ни на бойца. Лет ему было далеко за сорок.
— Слышь, Десантура, — сказал парень покрупнее, — ты это, не хочешь к нам в бригаду? Нам такие люди нужны.
— Спасибо, ребята, храни вас бог! Только я ж с ногой маюсь. Зачем вам нахлебники? Вот малость подзаживет, чтоб я мог с ней нормально работать, тогда и приду проситься. Если возьмете, конечно.
— Возьмем, Десантура! — кивнул паренек помельче. — Мы к тебе давно присматриваемся. Ты нормальный мужик.
— Спасибо, ребята! Даст бог, нога моя побыстрее зарастет, я вас не подведу!
— Ладно, давай, Десантура, поправляйся, а нам работать надо! И это, если что, обращайся! А с Ломом лучше не водись! Гнилой он человек. За рубль исподтишка ножом пырнуть может.
— Да мне-то чего бояться, у меня и копейка-то не залеживается.
— Ну так ты это, если голодуха прижмет, ты, Десантура, приходи. Поможем!
— Спасибо, ребята! Пусть бог даст вам побольше цветмета!
Парни одновременно кивнули и направились прочь от ларька. Немного отойдя, тот, что покрупнее, сказал:
— Чудной он какой-то!
— Ты б с горящей церкви вниз сиганул, тоже б чудным стал.
— Все равно. За месяц, что он у нас, другой бы уже давно к какой-нибудь кодле прибился. А этот все сам.
— Так он же церковный сторож. Привык с иконами разговаривать, вот ему никто и не нужен. Мне Зинка говорила, что он ей как-то по пьянке признался, что ждет, когда за ним поп приедет. Вроде бы сгоревшую церковь какой-то бывший бандит, который теперь стал депутатом, пообещал отстроить. И сторожку при ней соорудить…
— Так не бывает. Никто никогда ни за кем на свалку не приезжал и никогда не приедет.
— А он знаешь, что Зинке сказал?
— Что?
— Что главное — верить. И тогда наступит день, когда за тобой обязательно приедут.
— Я ж говорю, чудной он какой-то, не от мира сего! Одно слово — церковный сторож…
