Точно по сценарию

Маргарита Сысоева (2024)

На сцене самодеятельного театра — премьера. В пьесе, поставленной режиссером-новатором по мотивам рассказа Агаты Кристи, главный герой, поверив убедительному рассказу супруги, умирает от страха. Актер, игравший роль главного героя, скончался на сцене точно так, как было описано в пьесе. Все потрясены. Даже режиссер не ожидал такого исхода. Но, с другой стороны, он горд тем, что его система подготовки актеров дала такой результат.

Глава 8

Полиция начала допросы на следующий день. Следователи сами предложили «побеседовать» с актерами в помещении театра. Меня тоже пригласили.

— Догадываетесь, почему? — поинтересовался серьезный дяденька в штатском с диктофоном.

— Нет, — я пожала плечами. — Почему?

— А ведь именно вы за несколько дней до случившегося утверждали, что артист умрет.

— Глупости какие. Тот разговор вообще о другом велся.

— Велся, может, и о другом. А вышло-то вон как. Понимаете?

— Нет, не понимаю.

— То есть, вы отрицаете, что вам было известно о плане Прохора Ивановича Шарманова, для лучшей реализации режиссерского замысла и в связи с наличием у погибшего неизлечимой болезни, ввести ему вещество токсического действия, что позволило бы максимально правдоподобно разыграть сцену смерти?

Наверное, я надолго зависла с отпавшей челюстью и остановившимся взглядом.

— Раиса Сергеевна! Раиса Сергеевна! — я с трудом вернулась в реальность. — Спасибо вам за сотрудничество, прочитайте и распишитесь вот здесь. До свидания. Пожалуйста, пригласите войти, — следователь порылся в своих бумагах. — Пригласите сюда Никитенко Владимира.

Все наши сидели в помещении, которое служило костюмерной. Это была просторная комната, выходившая в коридор. Конечно, сейчас она была занята стойками с одеждой. Стеллажи, построенные ребятами вдоль стен, были завалены шляпами, сумками, веерами и прочим добром. Реквизита за годы существования театра скопилось немало. У окна стояли впритык друг к другу два старых двухтумбовых письменных стола и старинная, но в рабочем состоянии ножная швейная машина.

Стойки с одеждой, благо они были на колесиках, откатили к одной стене, принесли диван и несколько кресел. В общем, вполне даже неплохо разместились.

На меня смотрели выжидающе. Но недолго. Приступили с расспросами.

— Ну?

— Что ты молчишь?

— О чем тебя спрашивали?

Я оглядела ребят. Такие милые, родные, искренне обеспокоенные лица.

— Бред какой-то.

— Что?

— Что, Раиска, говори!

— Ох, ребята, даже не знаю, как и сказать-то.

— Да говори уже, как есть, не томи.

— Как есть, это звучит очень странно. Только не перебивайте. По всему выходит, что Прохор Иваныч, имея в виду тяжелую болезнь Кролика, решил, для пущего успеха театрального действия и чтобы избавить давнего друга от тяжелой и продолжительной болезни…

— Раиса! — взвился Прохор. — Ты что несешь?! Ничего я не знал!

— Не перебивай, Иваныч, — Мишка положил режиссеру руку на плечо.

— Так вот, режиссер решил отравить своего лучшего артиста прямо на сцене, чтобы он напоследок послужил искусству. Это не я. Это следователь спросил, была ли я в курсе этого плана. Он почему-то думал, что должна была быть в курсе.

Кто-то присвистнул. Повисла пауза. Впрочем, пауза длилась недолго.

— Что за чушь!

— Как такое вообще в голову могло прийти!

— Какого лешего! Галка, какое лекарство ты ему вводила?

— Я вообще клятву Гиппократа давала!

— Да иди ты со своей клятвой Пифагора! Если я не клялся, я что, человека уморить просто так могу, что ли?

— Не просто так, а для искусства. Для искусства можешь!

— Стоп. Кто вообще этот бред сочинил, если Раиску первой допрашивали?

— Да наверняка семейка его безумная, жена да теща. Больше некому.

— Вот клуши!

Ну и так далее, в том же духе. Понятно, что всех переполняли эмоции. Потом появилась Люська. Оказывается, ее тоже вызвали.

— Не понимаю, я-то здесь при чем? — удивлялась Люська.

— Нечего было орать на весь автобус, что точно знаешь, будто артист в субботу умрет.

— Так это ж я образно. У меня мышление такое. Откуда мне было знать!

— Вот и объясняй теперь особенности своего мышления компетентным органам!

— И объясню! А вы может быть, мне объясните, чего так разорались? Вас же с улицы слышно!

— С улицы?

— Реально слышно?

— Ну, не совсем реально. С искажениями. Как будто Прохор Иванович, извините, жену с тещей отравил. Почему-то из любви к искусству. Они вас, что, на репетиции не отпускали?

— Вот, видите, до чего безответственные разговоры доводят! Теперь уже говорят, что вы жену с тещей отравили!

— Действительно, давайте помолчим!

— Помолчим? Когда такой поклеп возводят?! Я молчать не буду!

— Я тоже!

— Тебя и в мирное время не заткнешь!

— Давайте хотя бы потише!