Призрак заброшенных труб

Мария Владимировна Цура, 2020

Сестры Ярополовы вновь переживают опасное приключение. Подруга их бабушки Нина Валентиновна оплакивает сына, пропавшего без вести несколько лет назад. И только Мария и Мирослава знают, что Константин Стрельцов жив! Они пытаются найти его, раскрыв давно забытое убийство, и сами становятся мишенью для киллера.

Глава 5

Гриша Ярополов — старший сын нашего родного дяди Вани. Ему двадцать четыре года, но он уже успел зарекомендовать себя как подающий надежды токсиколог и микробиолог. Хотя начиналось все не очень радужно.

Дядюшка Иван Матвеевич мечтал разбогатеть и посвящал заработку очень много времени. Не сидела, сложа руки, и его супруга Галина. Маленький Гриша постоянно находился на попечении бабушек, тетушек и прочей родни. А когда мальчику исполнилось шестнадцать, у него появилась сестричка. Мать немедленно бросила работу и осела дома, отец стал внимательным и ласковым, начал проводить выходные с детьми, а не в погоне за очередным клиентом. Из этого Гриша сделал вывод, что малышку любят больше, чем его, и начал безобразничать по-крупному. Он шатался по улицам в компании каких-то забулдыг, пил, иногда накуривался, попадал в передряги и стал постоянным посетителем «обезьянника». Родители были вынуждены бегать за ним и спасать от последствий.

— Тебе нужно учиться! — восклицала тетя Галя, рыдая. — Выпускной класс, ты никуда не поступишь!

— Батя впихнет куда-нибудь, — ухмылялся сыночек. — Это нужно в первую очередь ему, чтоб хвалиться перед всеми, какая у нас расчудесная семья. Отправит в лучшем виде в Испанию или Францию, где учатся отпрыски ваших друзей.

И он был абсолютно прав: дядя не смог бы пристроить своего ребенка в ПТУ, чтоб тот поумнел и хлебнул настоящей жизни. Ситуация зашла в тупик. Испробовав разные методы воздействия, Иван Матвеевич позвонил знакомому психологу и проконсультировался с ним. Специалист сказал:

— Без желания мальчика я не смогу с ним работать — никакого толку не выйдет.

— Но он сопьется! — ужаснулся дядя. — Что делать? Тащить его к наркологу? Там такая же история: никто ему не поможет.

— Уговаривайте, — посоветовал приятель и добавил. — Судя по всему, в детстве вы уделяли Грише слишком мало внимания. Теперь ему хочется гиперопеки, чтоб только о нем и думали двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Стоит вам отвлечься на что-то еще, как он выкидывает очередной фортель.

Дядя передал содержание беседы своему отцу (моему дедушке) Матвею Николаевичу, а тот нежданно-негаданно нашел поистине оригинальный выход из положения. Когда доведенные до нервного срыва Иван и Галина приехали к нам и принялись в очередной раз жаловаться на сына, дедушка спокойно сказал:

— Я знайшов для Гриші навчальний заклад («Я нашел для Гриши учебное заведение» — укр.).

— Папа, — простонал дядюшка. — Бесполезно, как ты не понимаешь? Не будет он учиться! Наломает дров и влезет в неприятности. За ним нужен глаз да глаз. Есть всякие закрытые колледжи в Англии и Швейцарии специально для таких товарищей, но ведь контингент сплошь состоит из гришиных однодумцев! Он наберется там таких идей, что потом загремит на зону.

— Я подбав про це, — кивнул Матвей Николаевич и развернул свой ноутбук экраном к публике. — Подивіться, міжнародний хіміко-мікробіологічний інститут імені Кім Ір Сена оголошує набір абітурієнтів («Я позаботился об этом. Посмотрите, международный химико-микробиологический институт имени Ким Ир Сена объявляет набор абитуриентов» — укр.).

Все притихли и уставились на главную страницу сайта вуза. С дисплея улыбались счастливые студенты преимущественно азиатской наружности.

— Имени кого? — испуганно переспросила тетя Галя.

— Ким Ир Сена, — хихикнул мой папа. — Это в Северной Корее.

— Вы с ума сошли, Матвей Николаевич! — возмутилась она. — Вместо того, чтоб высказать здравую мысль, предлагаете выслать моего ребенка на верную смерть в страну оголтелого коммунизма! Да его расстреляют в первый же день! Отправят на рудники!

— А тут він помре від горілки або потрапить до в'язниці, — парировал дедушка («А здесь он умрет от водки или попадет в тюрьму» — укр.). — Ви ж кажете, що він хоче привернути до себе увагу? Там уваги буде в надлишку, ось, почитайте («Вы же говорите, что он хочет обратить на себя внимание? Там внимания будет в избытке, вот, почитайте» — укр.).

Так как остальным нужно было искать очки, я сама села поближе к ноутбуку и продекламировала вслух корявый перевод с корейского:

— «Мы позаботимся о вашем ребенке, как родные мать и отец. Он будет окружен теплом и вниманием. В институте, кроме основной образовательной программы, работает система внеклассных занятий: кружки пения, живописи, литературные чтения, спортивные секции. У каждого студента есть свой наставник: он приучит его к труду и самостоятельности. Вы можете без опаски доверить нам вашего сына или дочь — уверяем, мы присмотрим за ними».

— Почему-то этим ребятам я верю больше, чем педагогам из швейцарского колледжа, — еле сдерживая смех, заявил папа.

Мы посмотрели фотографии и убедились, что институт выглядит вполне презентабельно, общежития отремонтированы и обставлены простой, но удобной мебелью, на территории расположен большой парк и бассейн.

Но окончательно решил дело Гриша, который тем же вечером напился до такой степени, что едва не умер. Через месяц дядя Ваня сказал ему:

— Ты способный мальчик, учился, несмотря ни на что, почти без четверок, поэтому отправишься в корейский вуз. Вот твой билет и виза.

Братец не слишком хорошо разбирался в политике, географии и истории, а потому подумал, что его посылают на родину «Самсунга», в Южную Корею, безмерно обрадовался, накупил новых шмоток и отбыл в аэропорт. Уж не знаю, что он испытал, когда оказался в КНДР. Родителям он звонил нечасто, и каждый раз в период долгого затишья тетя Галя корила себя за то, что позволила провести эксперимент над обожаемым сыном. Она твердила, что никогда его больше не увидит и предрекала ему скорую гибель на рисовых полях.

Но через пять лет Гриша вернулся домой абсолютно другим человеком. Во-первых, даже не смотрел на спиртное, во-вторых, говорил вежливо и спокойно, в-третьих, каждое утро делал зарядку и обливался холодной водой, в-четвертых, стал убирать свою комнату и аккуратно складывать вещи, в-пятых, выучил три языка. Но самое главное — он нашел себя в профессии. Корейский институт выпустил непревзойденного специалиста, разбирающегося в ядах и бактериях, как сомелье в дорогих винах.

— Конечно же, я устрою вам встречу с Израновым, — пообещал Гриша. — Но предупреждаю: Игорь — жуткий бабник. Обязательно начнет клеиться и приглашать на свидание. Только не вздумай треснуть его кулаком, Мирка, он все-таки при исполнении.

Поболтав немного, мы уложили Гришу на диван в кухне, и сами тоже пошли спать. Но не успела я смежить веки, как позвонила мама.

— Твой попугай отказывается от еды, — с беспокойством в голосе сказала она. — Я насыпала ему корм, но Алекс отворачивается и все время талдычит: «мансана верде». Это что такое? Он заболел?

— Порежь ему зеленое яблоко, — устало ответила я.

Алекса я привезла из Америки. Прежний хозяин говорил с ним по-испански, и птица изъясняется именно на этом языке, поэтому они с мамой часто не находят взаимопонимания.

— Ой, я тебя разбудила!

— Нет, я только начала дремать.

— Извини, доченька, спокойной ночи. А, нет, подожди, Гриша у вас? Ольга вне себя: трезвонит нам каждые десять минут.

— Она же сама его выгнала, — зевнула я. — Чего теперь людям мозг выносить?

— Волнуется, — сочувственно пояснила мама. — Он запихнул ее номер в «черный список». Скажу ей, пусть тебе позвонит.

— Нет уж, пусть наберет Миру, — злорадно посоветовала я, пожелала спокойной ночи и выключила звук.

Через несколько секунд запел телефон сестры. Ну что ж, «Безумству храбрых поем мы песню…» — либо Ольга настолько опасается за Гришу, либо она настырная дура, раз рискнула побеспокоить Мирославу в полночь. Скорее второе, ибо дамочка уже в курсе, что ее возлюбленный у нас, и его жизни ничто не угрожает. («Безумству храбрых поем мы песню…» — фраза из произведения М. Горького «Песня о Соколе» — прим.)

— Да, — пробубнила Мира, хватая телефон. — Чего надо? Спит он, и я, между прочим, тоже. Что?? Ложись в кровать, убогая, ночь на дворе. Попробуй только, я тебе покажу, как истерики закатывать! Сюда приедешь? Давай, поспеши, получишь по…! И еще по…!

Эх, умеет сестра быть убедительной. Я бы до утра слушала жалобы Ольги, утешала, мямлила и оправдывалась. В конечном итоге, меня бы назначили виноватой в ссоре, возненавидели бы и прекратили общение. Я зевнула, завернулась в теплое одеяло и уснула.

Утро началось, как всегда, с вопля Мирославы:

— Подъем! Хватит дрыхнуть, семь часов!

Я кое-как сползла с кровати и пошлепала в ванную. Как типичному представителю племени сов, мне трудно просыпаться в такую рань. До обеда мозг пребывает в спячке, и я совершенно не понимаю, почему все утверждают, что это самое продуктивное время. Лично у меня оно длится с 12 дня до 3 часов ночи.

— Тебе кашу или бутерброд? — крикнула сестра из кухни.

— Не знаю, — промычала я в ответ. — Наверное, выпью только чай.

Душ слегка взбодрил, и я вышла уже более свежей и сообразительной. Гриша сосредоточенно намазывал маслом кусочек хлеба. Его лицо приобрело синевато-фиолетовый оттенок, щеки достигли уровня переносицы и слились с ней, а глаза еле выглядывали из-под век, как у сытого хомяка.

— Больно? — сочувственно спросила я.

— Жить можно, — оптимистично заявил брат.

— Колька прибегал с утра, вкатил новую порцию анальгетика и намазал мазью от отеков, — пояснила Мира.

— Только теперь даже не знаю, как поступить с работой, — вздохнул родственник. — Чтоб взять больничный, нужно идти в поликлинику, а там живо сообразят, что я не о дверь стукнулся, и пристанут с расспросами. Сейчас позвоню в лабораторию, скажу, что маюсь расстройством желудка.

Я быстро съела тарелку овсянки, залила ее горячим чаем, оделась, накрасилась, схватила папку и помчалась в институт. До начала первой пары оставалось три минуты, когда я спешно сдала пальто в гардероб и помчалась по коридору, приглаживая на ходу волосы.

— Ярополова, куда несешься? — удивленно спросил декан, выглядывая из-под очков.

— На живопись, — ответила я, не сбавляя скорости. — Здрасьте, Витольд Борисович.

— Стой, у вас с сегодняшнего дня музейная практика. Вчера же куратор говорил, чем вы слушали? Сначала Алиса пришла, теперь ты.

— О, не-е-ет! — простонала я и привалилась к стене.

У нас в ходу два вида практики: музейная и пленэр. Последний — сплошное удовольствие: две недели никаких занятий, можно встать к полудню, часам к двум прибыть в парк или кафе, порисовать со всей группой, что под руку попадется, и вернуться домой. А в музее изобразительных искусств с девяти до пяти нас нещадно эксплуатирует местная директриса. Целый месяц мы заполняем карточки с описанием экспонатов, верстаем каталоги, формируем экспозиции, делаем афиши для выставок и проводим экскурсии.

— Давай-давай, — подбодрил декан. — Через неделю Гойю привезут, нужно все подготовить.

Я уныло поплелась на остановку. Ну вот, теперь придется тащиться через весь город в храм искусства, а ведь мы с Мирой собирались нанести визит Александре Меркуловой.