Август, в который никто не придет

Мария Фомальгаут

Что делать, если ваш недописанный роман не хочет ложиться спать, потому что боится ночных кошмаров? Что делать, если Лондон-Париж-Бенилюкс, накрывая на стол к ужину, задает неудобные вопросы? Как городу стать луной? Какое время года начинается в городе после Дрездена? Можно ли плыть не поперек ночи, а вдоль? Куда пропадают карты из головы? А где достать на ужин свежие жареные шляпы? А что делать, если сказка не помнит своих родителей? Наконец-то мы знаем ответы на эти вопросы…

Улитка с бородой и платье с телом визиря

— Когда это началось?

— Никогда.

— В смысле?

— Никогда не началось.

— В смысле?

— Не началось. Потому что никогда и не заканчивалось.

— Ну а все-таки…

–…я увидел кровь.

— Кровь?

— Да, кровь. Мне тогда было лет десять, не больше, я проснулся среди ночи… я еще знаете, таим пугливым ребенком был, боялся всего… и на ночь просил, чтобы мне ночник оставляли, красивый такой, в виде месяца… И вот просыпаюсь я, смотрю, а там, где свет ночника обрывается, там на краю света и тени из-под стены кровь, и как будто стонет кто-то…

— Вы испугались?

— Да я орал, что весь дом сбежался… показываю на кровь из-за стены, люди охают, ахают, не видят ничего…

— Не видят?

— Ага, вот что меня поразило больше всего… я отчетливо видел кровь, а остальные качали головами, говорили что-то про мою богатую фантазию… Матушка наутро так и сказала, Дэнни, у тебя богатое воображение, но будь любезен не демонстрировать его окружающим.

— И вы… старались не демонстрировать?

— Да, насколько это было возможно. Но тайком продолжал исследовать вещи, мне непонятные. Например, мне было лет пятнадцать, когда я услышал, как за стеной рыдала женщина, опять же ночью… А наутро я пошел искать комнату, где плакала женщина, и что думаете, за стеной вообще не было никаких комнат… Там начиналась улица и ров с водой…

— Понимаю ваше замешательство…

— Да, я с самой ранней юности задавался вопросами, которые больше никого не волновали… вот, например, почему в нашем доме есть второй и третий этаж, а первого нет. Или почему между домами то и дело пустое пространство — хотя туда можно было втиснуть еще один дом, а то и несколько.

— Вы спрашивали у старших?

— Знаете… я вовремя догадался, что о таких вещах спрашивать нельзя. Просто нельзя, и все. Не принято. Не положено. И если я хочу занять свое место в обществе, я не должен задавать такие вопросы. Я… я просто смотрел. Наблюдал.

— Наблюдали… например, за чем?

— Ну, больше всего мне понравилась девушка в тумане… прозрачная девушка… она каждое утро выходила с прозрачного крыльца рядом с нашим домом, и шла к прозрачному колодцу… иногда плакала…

— Прозрачное крыльцо… прозрачного дома?

— Нет, дома не было видно, только проступали очертания крыльца… иногда я еще видел на улице окна какие-то, висящие в пустоте…

— Вы не думали, что это всего лишь… м-м-м…

–…плод моего больного воображения? Думал, еще как. Более того, какое-то время я был почти уверен, что я безумен, и все, что мне остается — тщательно скрывать свое помешательство. Знаете, порой это давалось мне нелегко, ну согласитесь, ну не так-то и просто не свернуть, когда прямо перед тобой стена, полупрозрачная, но все-таки стена… Приходилось зажмуриваться, даже задерживал дыхание, будто собираюсь нырять… И знаете, не удержался, не выдержал, когда прямо на меня несся автобус, многоэтажный такой… вздрогнул, отскочил… Знаете, думал, все, конец карьере, — а нет, ничего подобного, остальные тоже отскочили, как черти от ладана. Я еще ждал, кто-нибудь что-нибудь скажет про это, знаете, неловкое такое молчание повисло в воздухе, хотелось разбавить его шуткой какой-нибудь… и никто ничего, ни полслова…

— И тогда вы поняли…

–…что это не бред, не наваждение, это взаправду… И от этого, знаете, стало еще страшнее…

— Страшнее?

— Да, намного страшнее. Знаете, почему?

— Почему же?

— Потому что теперь невозможно было не замечать… вот, например, девушка… в комнате у меня за стеной… К ней иногда приходил человек в черном и закалывал её ножом… И понимаете, уже невозможно было просто так не замечать этого, я понимал, что нужно что-то делать, вмешаться, только вот как… потом голос…

— Голос?

— Да, каждый вечер в половине десятого, один и тот же голос, одна и та же фраза, — завтра все кончится… голос… в таком отчаянии, с таким надрывом… этажом ниже, под нами…

— И тогда вы начали составлять карту города?

— Ну… собственно, карта уже была у меня в голове, я уже достаточно изучил город за двадцать пять лет, и даже сам удивился, как легко все получилось, город вырисовывался слой за слоем, уровень за уровнем…

— Уровень?

— Да, я насчитал их семь… Уровень богатейших парков и дворцов. Потом уровень роскошных особняков. Потом уровень зажиточных апартаментов, ну типа тех, где я родился и жил. Уровень скромных квартирушек. Уровень маленьких комнат где-то, куда никогда не попадает солнце. Потом трущобы, они были в самых неожиданных местах. И… и еще что-то, какой-то уровень уже под землей, где-то там, там… И знаете… такое чувство, что это было еще не все…

— Не все?

— Ну да… было какое-то ощущение, что есть еще какие-то слои города, вот, например, мне доводилось видеть силуэт рыцаря или очертания женщины в старинном платье, знаете, такие пышные носили, прямоугольные…

–…это называется, когда украла телевизор и незаметно пытаешься пройти мимо кассы…

— Украла, простите, что?

— Телевизор.

— Что, простите?

— Телеви… вы не знаете, что это такое?

— Простите… нет…

— Ну да, современному поколению это все уже каменный век, у вас сейчас айподы, айфоны…

— Простите, не понимаю.

— Как же так, вы…

–…а-а-а, вы, наверное, оттуда?

— Откуда — оттуда?

— Ну, кроме тех, кто были когда-то, тут попадаются и те, кто еще только будет когда-то, в свое время… они еще такие книжечки маленькие все время с собой носят, читают, только страницы не перелистывают, там сами как-то страницы меняются, и картинки двигаются… Я видел, один так шел через дорогу…

— Машина сбила?

— Вы тоже это видели?

— Так что тут видеть, оно постоянно так…

— Постоянно? И власти… ничего не делают? Не запретят?

— Что запретят?

— Книжечки эти… или повозки…

— Ну, знаете… это все равно как от средневековья от какого-нибудь требовать, чтобы людей на кострах не сжигали…

— Да с чего вы вообще это взяли, а? Кому ни скажешь про среденевековье, сразу начинается про людей на кострах… да там такие вещи раз в три от силы случаются, когда какого-нибудь мерзавца казнят, один по пьяни жену с маленьким ребенком топором зарубил, что его, по головке погладить нужно было?

— Вы так хорошо разбираетесь в средневековье?

— Ну, когда видишь мириады мириад слоев города, рано или поздно начинаешь разбираться во всем… Знаете, однажды я видел на улице нечисть какую-то… вот так иду по аллее, и что-то бросается мне под ноги, насекомое какое-то, мерзость какая-то, но великовата для насекомого… и только потом спохватываюсь, что в это время вокруг меня как будто волны были, а значит, гадость эта была не здесь, не сейчас, а миллионы лет назад… Или вот еще, я видел улитку размером с человека, ну, почти… знаете, поразительная картина… вот так вот площадь, на ней дома из кусочков, из кусочков, призрачные такие… кусочек того уровня, кусочек этого… и по той же площади улитка ползет, почти с человека ростом, морду свою бородатую из домика высовывает… И мимо дама идет в платье, вот как вы сказали, с телом визиря… А напротив человек стоит, одет так по-дурацки, ну вот как вы сейчас одеты… Ой, из-звините… И книжечку свою, которую вы читаете все, вперед выставил, как будто показать ей что-то хочет, а она не видит, потому что на другом уровне…

— Ну, не показать… так сказать… запечатлеть этот образ… в ваши времена он бы с мольбертом стоял, кистью по холсту водил, а в наши времена вот, книжечку вперед выставил, и у него в книжечке картинка появилась, дама с улиткой на площади… только там не отобразится такое, там на картинке пустая площадь будет и кусочки домов от его эпохи… и все… А он на что-то надеется, снимает, ну вот такой же чокнутый, как вы… Ой, из-звините…

— Да, я все понимаю… сколько ни заставлял себя не видеть, не замечать… не получалось… Было однажды, званый вечер, и я знаю, что если я на этом вечере себя достойно покажу, будет мне повышение… Ага, как бы не так… Дернул меня черт заметить, там, на лестнице над обеденным залом, женщина стоит почему-то в брюках… а сзади грязный такой мужлан подкрадывается, с костяным ножом, сам в шкурах, волосья нечесаные… и я при всем честном народе на мужлана бросаюсь, ты что делаешь, тварь ты эдакая…

— Я уже догадываюсь, что было дальше…

–…все верно, повышения я так и не увидел… а этот в патлах разделывал тушу какого-то зверя… когда-то давным-давно…

— И все-таки если вы снова и снова смотрели туда, куда не следует, значит, что-то тянуло вас туда… не давало покоя…

— Вы верно подметили… девушка…

–…та, в брюках?

— Да нет… девушка из низов, из трущоб… я видел её каждую пятницу вечером, когда заходил домой, поднимался на крыльцо, а её в это время убивали в переулке… каждый раз один и тот же человек с кинжалом, он вырезал ей сердце…

— А полиция?

— Как вы догадываетесь, полиции в этот момент там не было…

— А что писали газеты?

— Наши газеты пишут только то, что происходит в нашем мире, то, что творится в двух шагах, но на другом уровне, никого не волнует.

— Кроме вас…

–…верно, кроме меня. Но как вы понимаете, я ничего не мог поделать… Только смотреть на это снова и снова изо дня в день… Каждый вечер…

— А потом вы открыли у себя способность…

— Знаете, я бы не назвал это способностью… Это есть у всех, все в детстве видят что-то такое, только кто-то приучается не замечать, а кто-то наоборот, замечает все больше…

— То есть, хотите сказать, я тоже смогу, как вы?

— Ну, я бы так не сказал, это надо тренироваться подолгу… с детства… знаете, вот я даже точно не могу сказать, в какой момент у меня получилось подвинуть чашку, которая стояла на столе у королевы…

— У королевы?

— Да…

— И вам за это ничего не…

–…знаете, это было настолько дико, настолько безумно… что никто и не задумался, что я сделал…

— То есть, вы могли безнаказанно проникать в королевские покои, и…

–…отнюдь. То есть, конечно, мог бы, только… только после этого я стал бы изгоем, если бы это раскрылось… меня бы не приняли ни в одном из миров, я стал бы… вне времени и пространства… и дело здесь не в краже из королевского дворца, а в том, что я нарушил что-то гораздо более важное…

— И, тем не менее, вы собирались нарушить… хотя и понимали, что вас ждет?

— Верно. Понимал… д и другие люди намекали, домашние за ужином вскользь упоминали границы, которые нельзя преступать, правила, которые нельзя нарушать…

— Вы не боялись, что он убьет вас?

— Ну, я собирался стрелять в него с крыльца… только знаете, не надо мне тут сейчас, а-а-а, в спину стрелять, а-а-а, подло… ага, а девушку ни в чем не повинную убить прямо верх благородства…

— И все-таки у вас не получилось?

— Отчего же не получилось, убил одним выстрелом… голова вдребезги, девчонка в крик, и бежать…

— Тогда… тогда почему вы мертвы?

— Мое умение обернулось против меня… знаете… вообще странно, что я этого не предвидел… вот когда видел, когда эти повозки безлошадные кого-то сбивали, всегда такое чувство было, что… холодок такой по спине…

— И когда вы стреляли в убийцу…

–…ага, я стоял посреди улицы, еще видел, что на меня повозка несется, да что повозка, целый дом на колесах, красный, в два этажа… Еще знаете, предвидел это ощущение, когда вот так вот сквозь тебя что-то проносится на огромной скорости, и ничего не чувствуешь, но тебе кажется, что обдает ветром… и знаете… когда я понял, что случилось на самом деле, так страшно было, хочется орать во все горло, а орать уже нечем, тело мое растерзанное лежит…

— Ваши родные отвернулись от вас после вашего поступка?

— Надо думать… да поступок-то тут и не при чем уже, с мертвыми кто ж общаться будет… Ну вот вы разве что, слушайте, я даже удивлен, что вот вы так со мной беседуете, что журналисты наконец-то вспомнили, что в мире еще и мы есть…

— А девушка, которую вы спасли…?

— Что девушка?

— Ну… неужели вы не пытались с ней заговорить?

— Пытался, конечно, только не вышло из этого ничего путного…

— Ну… может быть… замужем она, или есть у неё кто-то на примете, или, знаете, даже в те времена такие бывали, что не хочет она крепкую семью, другие какие-то мечты… в столицу ехать, в университет поступать, изучать движение небесных тел… или там на сцене петь…

— Да нет, дело-то не в этом…

— А в чем?

— Так говорю вам, я же мертвый, она живая… это, считайте, все…

— И тогда вы её убили?

— А вы… а вы откуда…

–…позавчера её кто-то убил, выстрелом в спину, так что лица убийцы она не видела…

— Так может, этот, скотина, до неё дорвался…

— Этот, скотина, между мирами ничего делать не умеет, и этого, скотину, в мире мертвых сразу арестовали, там с этим делом строго… ну вы же её пристрелили?

— Честно? Я. Понимаете… не мог я так… что она там… а я… да не здесь я, нигде, нигде… она даже не замечает меня, не видит, хоть бы сказала что, что пошел ты далеко и надолго, или еще как, как они говорят — я не имею чести быть знакомой с вами… а я для неё вообще пустое место… да не для неё, а вообще…

— И чего вы добились? Теперь вам приходится скрываться от последнего мира, который мог бы вас принять, от мира мертвых…

— А вы… а, вы, простите, кто?

— Я пришел арестовать вас… и ликвидировать… вы сами признались, что убили девушку…

— Слушайте, ну а как я должен был поступить? Вот вам хорошо говорить, вы сами в такой ситуации не были…

— Был, представьте себе… и ничего подобного не сделал… Так что…

— Вы… стоп, вы как это делаете?

— Вы настолько наивны, что пытаетесь от меня спрятаться, скачете с уровня на уровень?

— А у вас-то как это все так легко получается?

— Ладно, хватит болтать, пора уже… ч-чер-р-р-рт…

— Алоэ… алоэ… Преступник ликвидирован.

— Очень хорошо, мы в вас и не сомневались.

— А это… у меня тут что-то уровни барахлят, можете меня отсюда вытащить?

— Да без проблем можем… алоэ… алоэ…

— Ну что, этот-то выбыл…

— Сбежал?

— Да нет, убили его…

— Вот как?

— Ага, поперся в одиночку убийцу ликвидировать, молодец какой… преступник его и прихлопнул… потом еще нам звонил, за убитого себя пытался выдать… На алоэ прокололся…

— На алоэ?

— Ну да, начал в телефон, алоэ, алоэ… Ему что алоэ, что алло…