Constanta

Марьяна Куприянова (2024)

В жизни Яны Гарзач наступает черная полоса. Конфликты в институте, недопонимание в семье, финансовые трудности и комплексы по поводу внешности усугубляют ее проблемы с управлением гневом, порождая спонтанные и опасные вспышки ярости. Последней каплей становится чреватый исключением недопуск к экзамену. Но внезапно Яне начинает помогать странный преподаватель с другого факультета. Ненавязчиво решая одну проблему за другой, он ничего не просит взамен, однако его необъяснимый интерес не остается без внимания. Герои оказываются в щекотливом положении, пытаясь пресечь похабные сплетни о себе.

7. Ядерные цепные реакции

— последовательность единичных ядерных реакций, каждая из которых вызывается частицей, появившейся как продукт этой реакции на предыдущем шаге последовательности.

— Я-яна, как Вы могли-и? — от удивления растягивая слова на гласных, спросила Вера Алексеевна, глядя, как я стою, опустив глаза в пол. — Я ручалась за Вас перед коллегами, перед деканом. Я несла ответственность за Ваши действия, лишь бы Вас не исключили, называла хорошей студенткой, чтобы теперь получить вот это? Это плевок в лицо, это как кусать руку, которая кормит!

— Ну вот видите, Вера Алексеевна. Не такая я оказалась хорошая, как Вы все думаете, — я с готовностью ответила на обвинения, хотя и не так, как следовало бы взрослому человеку.

— Да причем здесь это? Причем здесь это? Вы могли бы и по-другому поступить, хотя бы ради меня! Ради того, чтобы не подставлять перед начальством. Вот, как Вы платите за мою помощь?

— Вера Алексеевна, — я взяла ее руку и прижала к себе. — Я бесконечно благодарна Вам за помощь, за доброту, за Ваше отношение ко мне, которых я не заслужила! Но мой поступок не имел под собой стремления сделать Вам плохо, поверьте! Это была моя проблема, с которой могла разобраться только я, понимаете? Я даже представить не могла, что это как-то заденет Вас, как-то повлияет…

— Яна, — строго прервала она, — Вы могли бы посоветоваться со мной. Вы мне как дочка, Яна. Что же Вы натворили? Неужели это было необходимо? Вот так — именно так?!

— Я так воспитана. Простите. Выросла на улице.

— Яна, Вы теперь гуманитарий! Не дикарь какой-нибудь, не хулиганка. Вы должны уметь разговаривать, словами доказывать свое мнение, понимаете? Все можно было решить цивилизованно! А вы наломали дров. И я до сих пор не знаю повода этого избиения.

— Избиения?! — воскликнула я. — Она что, так и написала в заявлении?

— Да. Я видела его своими глазами. Причины? Я слушаю.

— Ну она… в общем, она… Помните Довлатова? В комиссии у меня был.

И я ей все подробно рассказала.

— Яна, это вовсе не повод избивать девочку. Я-то подумала, она нанесла вам более тяжелые оскорбления.

— Избивать девочку, боже. Какая злодейка! Ужас. Пойду сейчас и действительно ее изобью, чтобы знала, как на меня стучать. Шестерка. Я ее предупреждала, что будет, если она кому-то расскажет.

Последняя фраза точна была лишней, но от злости я не могла остановиться.

— Ни в коем случае. Декан еще не видела заявления — она в командировке. Возвращается через три дня. Это Вам срок, чтобы уладить конфликт. Попробуйте с ней договориться, чтобы она забрала заявление до возвращения декана.

Господи, и почему в последнее время все вынуждают меня договариваться с людьми, которые мне вредят? Это и есть взрослая жизнь?

— Да не буду я ни с кем ни о чем договариваться! Она же, она, подумать только, «избила»! Если бы я ее избила, она бы это заявление даже написать не смогла! В документе есть какое-нибудь упоминание Константина Сергеевича?

— Разумеется, нет. Она ведь не дурочка, молоть такую чепуху самому декану.

— То есть официальная версия такая: она мне ничего не сделала, а я ее просто так побила?

— Так и сказано. В это, конечно, никто не поверит. Но если начнут разбираться, созовут совет профилактики, пригласят психологов… До всего докопаются. Выяснят, что причины конфликта затрагивают не только вас двоих, но еще и преподавателя, а оно вам надо? Лично Вам оно надо — Довлатова в эту историю приплетать? Чтобы сплетни и слухи пошли даже о том, чего не было? Вам нужно распространение этого конфликта по всему университету?

Я представила лицо Константина Сергеевича, который вдруг узнает, что он якобы спал со студенткой, с которой по факту парой слов перекинулся, и густо покраснела. А если он подумает, что эти сплетни распространяю я? Или даже просто даю для них поводы. Нет, этого допустить нельзя. Там будет уже неважно, кто их распускал, потому что я в любом случае пострадаю.

— Этого нельзя допустить, — вслух повторила я. — Но меня она даже слушать не станет, как Вы не понимаете? Она на километр меня к себе не подпустит, боится, как огня!

— Значит, попросите кого-то из ее друзей с ней поговорить. Найдите посредника. В общем, сделайте все, что угодно, чтобы это не вышло за пределы вашего личного с ней недопонимания. Только не бейте ее еще раз, я Вас умоляю, Яна! Будьте гуманнее, мы не в каменном веке, в конце концов!

— Легко вам говорить… А сила всегда останется самым действенным способом решения конфликтов.

— Да? И к чему же вас привел этот принцип? К новым проблемам. Идите и не показывайтесь мне на глаза, пока не сделаете то, о чем я прошу. Помните, что в первую очередь Вы делаете это ради себя, а не ради меня. Поступайте как взрослый человек, в конце концов. Моя опека не безгранична.

Я поскрипела зубами, помолчала да вышла из кабинета. Что мне делать? Никогда не думала, что буду своими руками устранять подобную проблему, да еще столь мирными способами! Пресмыкаться перед человеком, которого вчера «избил»? Такого со мной еще не бывало. Ну а теперь придется поступиться принципами, и все ради того, чтобы информация сия до Довлатова не дошла! Все из-за него.

Сам того не зная, он уже довольно сильно вмешивается в мою жизнь и создает проблемы (хотя и решает тоже). Может, к нему за советом обратиться? Вот это будет потеха.

***

Галя не приходила в универ ни в тот день, ни на следующий. В сети она кинула меня в черный список, так что связаться с ней не было возможности. Да не больно-то и хотелось. Пересилив себя, я пошла в деканат.

— А-а-а, наша уголовница! — встретили меня там почему-то весело. Видимо, их уже смешило количество и частота моих проблем. — Ну что, договорилась с пострадавшей?

— Она не ходит в университет, к тому же исключила все варианты связаться с ней.

— Я бы на ее месте поступила так же. И ты хочешь спросить, что тебе делать?

— Да, — знали бы они, каких усилий мне стоило произнести это «да»!

— Ну, я даже не знаю. Может, расскажешь свою версию событий?

— Вам не понравится, — предупредила я.

— Рассказывай, чего уж там. Будем что-нибудь делать.

Я описала вкратце, никоим образом не упоминая Довлатова, а заменяя то, что говорила обо мне Галя, абстрактными оскорблениями.

— Все понятно. Ну, хорошо. Мы попробуем с ней связаться, у нас где-то должен быть ее домашний номер, — пообещали в деканате. — В любом случае, если заявление дойдет до декана, плохо будет обеим. Тебе больше, но и ей тоже. Ну а пока иди и учись, приходи после пар, может, что-то да прояснится.

Я открыла дверь деканата, чтобы выйти, и столкнулась лицом к лицу с Константином Сергеевичем: мужчина как раз входил.

— Ой! З-здравствуйте, — заикнулась я, освобождая ему проход.

Он прищурил глаза, поздоровался в ответ и пошел к стеллажам с журналами. Не узнал — решила я. Абсолютно точно.

Я тихонечко закрыла за собой дверь и отправилась к расписанию, просто чтобы как-то скоротать время перерыва. Расписание я и так знала, но это был хороший предлог остаться здесь и увидеть его еще раз. Или хотя бы почувствовать, как он пройдет за спиной.

Дверь угрожающе грохнула.

Короткие шаги, голос над головой:

— Ну что, как Ваши дела? Больше нет проблем с учебой?

Я вздрогнула и, обернувшись, встретилась с ним глаза в глаза. Сразу вспотела, как при ознобе.

— С учебой — нет. Спасибо, что интересуетесь.

— Ну а как же, такая способная студентка и как-то заработала недопуск! Для меня это до сих пор загадка. Как и для всех членов комиссии, судя по качеству Ваших ответов.

— Для меня, в общем-то, тоже, — кисло улыбнулась я. — Хотя подозрения есть.

— Поделитесь?

— А Вы не спешите на пару? — махнула я головой куда-то в сторону.

— Подождут, — решительно заявил он, пряча журнал за спину. — Вы сказали, с учебой проблем нет. А с чем тогда есть?

Какой внимательный сукин сын! И настырный. И мне это нравится.

— А это тоже весьма долгая история. Студенты Вас точно не дождутся.

— Надеюсь, это никак не связано с тем заявлением об избиении, которое я только что краем глаза увидел? — усмехнулся он, не понимая, что в своей шутке близок к истине.

Я стиснула зубы, отвела глаза и сглотнула набежавшую слюну, да так громко, что он услышал и все понял.

— Как? Это Вас… избили? Кто это сделал? — он стиснул мое предплечье, действуя слишком неосторожно, слишком открыто для человека, которому должно быть все равно.

— Не меня, — я решила говорить правду. — Я. И в деканате я сейчас была только потому, чтобы не допустить распространения этой информации. Потому что она косвенно касается Вас.

Он посмотрел мне в глаза, внимательно, стараясь что-то прочесть. Я выдержала взгляд, и он нахмурился.

— Так. Ясно. Ждите здесь, никуда не уходите.

Едва он зашел в шумную аудиторию, как та стихла до такой степени, что я снаружи разбирала звук его шагов.

— У меня появились срочные дела. Эту пару от начала до конца вы сидите здесь, никуда не уходите, — говорил он умолкшим студентам. — Старосты отметят присутствующих. Просто тихо занимайтесь своими делами. Вам ясно? Если зайдут, вы пишете контрольную.

После хорового «да» Константин Сергеевич вылетел из аудитории, которая потихоньку начинала снова разговаривать. Я ждала его на прежнем месте, и неведомо, какие силы удержали меня — с самого начала хотелось сбежать и больше никогда с ним не встречаться. Я уже предчувствовала свой стыд.

— Итак, — начал он, приблизившись, — раз история долгая, а я очень хочу есть, то как на счет того, чтобы поведать мне обо всем в пиццерии?

— Константин Сергеевич, это не лучшая идея… Что скажут, если увидят? Могут не так понять, а мне этого как раз и не нужно: ни для себя, ни Вас подставлять.

— А. Так вот в чем дело. Сейчас пара идет — никто не увидит. А еще мы можем сказать, что я Ваш научный руководитель, поэтому мы вместе сидим и обедаем, обсуждая важные научные вопросы. Кто Ваш научрук, кстати?

— Вера Алексеевна.

— Неправильно. Я — Ваш научрук. Так что идемте, не то я сейчас умру от голода.

Потупив глаза от невозможности происходящего, я согласилась. И мы пошли. Я рассказала Довлатову обо всем, пока мы поели, и он впал в странную задумчивость, стараясь делать вид, что в упор не замечает моих пылающих щек и ушей.

— Вы зря мне сразу обо всем не рассказали. Потому что я вижу здесь только один способ решения проблемы: я должен сам с ней поговорить, потому что своими сплетнями она наносит оскорбление не только Вам, она затрагивает лично меня. Да, так и сделаю — выловлю ее и заставлю забрать заявление под угрозой, что сам могу устроить для нее совет профилактики. Это еще хорошо, что подобные слухи дошли до меня от Вас, а не от кого-то со стороны.

— Не волнуйтесь, больше никто не знает. И не узнает, если она заберет заявление до возвращения декана.

— Сколько нас всего человек — знающих?

— Шестеро теперь. Мой одногруппник, который меня на ту запись и навел, одногруппница, с которой я делюсь всем происходящим в жизни, я, сама Галя, Вера Алексеевна, ну и Вы.

— Одногруппники не растрезвонят?

— Нет, что Вы. Я на них полагаюсь, как на себя.

— А Вера Алексеевна — это кто? — с прищуром спросил он.

— Кафедра языкознания. Она мне как вторая мать.

— Так. Понятно. Декан возвращается послезавтра, попробуем решить эту проблему. Диктуйте мне свой номер, чтобы быть на связи.

Я удивленно посмотрела на него.

— Давайте-давайте, — покивал он. — Все-таки это нас двоих касается. Записывайте, и я пойду.

Я взяла в руки его большой плоский мобильник, набрала номер. Он сохранил его, коротко кивнул мне и ушел из пиццерии. А я так и осталась допивать свой морс, ошеломленная тем, с каким напором этот человек врывается в мою жизнь, оборачивая на себя все зеркала моей сложной души. Теперь он отражается в каждом из них, и есть ли от этого какое-то средство? Есть ли способ остановить это?