Вершина. Сага «Исповедь». Книга четвёртая

Натали Бизанс

Сага «Исповедь» о перерождении душ, о вечном стремлении человека к постижению высших законов Вселенной, о любви, которой нет конца. Четвёртая книга повествует нам историю жизни Эрнесто Гриманни. Действия происходят в эпоху Возрождения. Флоренция, времена правления Козимо I, Великого герцога Тосканы. Нас ждёт захватывающее погружение в хитросплетения судеб главных героев, чья самоотверженность, вера и доброта способны изменить этот мир к лучшему.

Часть 1. Глава 2

Мои глаза настолько привыкли к темноте, что стали различать движение мышей и крыс в подземелье. Тело постепенно восстанавливалось, мне удалось обследовать помещение, и я вынужден был признаться себе, что сбежать без чьей-либо помощи невозможно.

Анастасио и слушать не хотел о том, чтобы посодействовать мне. Он всё так же по-христиански заботился о моём бренном существовании, но на этом всё и заканчивалось. Приносил мне пищу, часть которой, как я догадывался, составлял его собственный обед. В очередной раз старик зашёл внутрь камеры, установив факел, сел со мной рядом и смотрел, как я ем, и лишь когда закончил трапезу, сообщил:

— У меня плохие новости, парень, велено заковать тебя в кандалы. Хозяин узнал, что ты оклемался и боится побега.

Я чуть не подавился остатками пшеничной лепёшки, застрявшей поперёк горла.

— И ты сделаешь это?!

— Лучше я, чем кто-то другой… Постараюсь не причинить тебе боли.

Я схватил его за руку и взмолился:

— Анастасио! Неужели ты, с твоим добрым сердцем, позволишь мне сгнить у тебя на глазах?

— В планы господина не входит твоя смерть.

— Ещё немного и я ослепну от темноты, и сгнию в этом погребе, подобно прошлогоднему овощу, тем более, если ты лишишь меня возможности двигаться.

Он посмотрел мне в лицо с сожалением и скорбью.

— Мне очень жаль, Эрнесто, — он впервые назвал моё имя. — Я искренне привязался к тебе, парень, но я служу моему синьору.

— Сколько я уже здесь?

— Второй месяц пошёл…

— Лучше убей меня! Нет больше сил терпеть. Я превратился в вонючий кусок дерьма и скоро заживо покроюсь плесенью. Не можешь? Дай мне твой нож, я всё сделаю сам. А ты скажешь потом, что я силой завладел им!

— Что ты говоришь, мальчик! Ты — молод и полон сил. Ещё всё может измениться!

— Где моя жена, что с нею?

— Она при господине, жива, это всё, что мне известно.

— Очередная игрушка для престарелого детины?

Тяжелый вздох вырвался из его груди.

— Он любит хорошеньких женщин? Да, Анастасио? Я слышал про твоих дочерей. Разнообразная жизнь у господина! А ты служишь ему верой и правдой…

— Замолчи. На то его право «первой ночи».

— Вы здесь — дремучие люди! Давно уже нет такого закона! Уже сто лет назад Папа Римский запретил это извращение!

— Ты врёшь!

— Вас не просветили, чтобы продолжать бесчинствовать! Конечно, откуда вам, бедным крестьянам, знать, что написано в папских буллах?

— Почему Бог не дал мне сына?! — он по-отцовски провёл рукой по моей спине. — Если ты ударишь меня и свяжешь, возможно, тебе удастся сбежать, а мне — остаться в живых.

— Тебя всё равно накажут.

— Бог с ним, не впервой с плетью поздороваться.

— Как я уйду без неё?

— С ней точно ничего не выйдет. Там много охраны и слуг, ты не пройдёшь. Разве что собрав армию отца вернёшься, тогда есть шанс, — он горько вздохнул, — и всё-таки я — Иуда.

— Ты — не предатель, Анастасио, ты — хороший человек! Я приду за тобой и освобожу, обещаю!

— Ваши люди не пощадят наших женщин…

— Этого я не обещаю, ты сам всё понимаешь. Но твои дочери могут сбежать… Одно твоё имя, Анастасио, — и им отворят врата. А уж после, я позабочусь о твоей и их безопасности. Давай, убежим вместе!

— Тогда кто предупредит моих девочек? Нет. Иди один. Иначе мне придётся тебя заковать. Хочу, чтобы ты знал, Эрнесто, — он как-то особенно тепло произнёс моё имя, — я делаю это для тебя, как для сына, которого у меня нет. Не ради денег и освобождения, но из сострадания к твоему горю.

— Я знаю это, добрый человек. Спасибо!

— Ударь меня, вот хотя бы тем ящиком.

— Зачем?

— Без крови и побоев меня сразу же на дыбу определят, а так, может быть, доживу… Торопись! Скоро закончится обед, и стражники вернутся, — он начал раздеваться, — одень мою одежду и обувь, босиком всё равно далеко не уйдёшь, а так не будешь сразу бросаться в глаза…

— Бог не оставит тебя, Анастасио!

Я старался ударить его несильно, и всё же глубоко рассёк бровь, густая кровь потекла по лицу. Убедившись, что старик не умер, я, прося прощения, связал ему руки его же верёвкой.

— Прости, отец, и жди меня! Я очень скоро вернусь, во что бы то ни стало, если только останусь в живых.

Прихватил его оружие и флягу с водой, запер камеру и стал выбираться.

Одному охраннику без лишних звуков я перерезал горло ножом, так, словно занимался этим всю жизнь. Второму пронзил сердце. Но звук его падающего тела обратил на себя внимание третьего, а с ним пришлось повозиться, прежде чем он умолк навеки. Убивая этих людей, я слышал только одно — крики отчаяния моей изнасилованной жены и был беспощаден, как раненый зверь.

«Я здесь всё залью вашей поганой кровью!» — пообещал себе.

Вырвавшись на свежий воздух, от которого закружилась голова, я чуть не ослеп от света. Глаза начали слезиться, почти ничего не видя перед собою, шатаясь, побрёл прочь. Кто-то со стороны принял меня за пьяного.

— И когда нализаться успел, средь бела дня? Из новеньких? Будет тебе, иди проспись, пока не поймали!

Я подыграл, изображая пьянчугу, добрался до крестьянских домов.

Теперь меня было не остановить, только смерть могла отобрать от меня долгожданную свободу. Кинул последний взгляд на дворцовые стены, пленницей которых осталась Патриция, сказал, что вернусь, и помчался в чащу дворцового парка. Впереди ещё была крепостная стена и ров с водой, которые я преодолел без особого труда, словно открылось второе дыхание, и я всю жизнь готовился к этому дню, ожидая побега.