У нас под крылом – солнце

Наталья Филимонова, 2021

С рождения между близнецами есть незримая связь. Обе наследницы рода Виленто в единый миг исцелились от своей загадочной болезни и одновременно заговорили на неизвестном языке. А когда освоили виссарийский, оказалось, что одна из них ругается, как вовсе не пристало юной леди, а другая мыслит математическими формулами. Да еще и называют они друг друга странно и одинаково – Зинками…

Глава вторая. Близнецы

Наверное, эта безумная мысль все равно не пришла бы Зинаиде в голову. Если бы в этой голове уже не сидело не менее безумное понимание, пусть до конца еще не сформулированное даже для себя, но оказавшееся единственно логичным: ее собственное тело… больше не ее.

— Баба Зина? — не веря себе, на пробу спросила она.

Девчушка смерила ее взглядом и скривилась.

— А ты еще хто?

— Я… вы правда баба Зина?!

— И шо? Я 83 года как Зина!

В устах девчонки вряд ли старше пятнадцати это звучало дико и невероятно, но…

Так. Есть вероятность, что все это безумный бред. Тогда это значит, что Зинаида сейчас лежит где-то в больничной палате и пускает пузыри. Или… она украдкой ущипнула себя за руку — больно. Кстати заурчало и в животе. Каша, между прочим, тоже была вполне реальной — в меру горячая и на удивление довольно вкусная, хотя каши она никогда не любила.

Ладно. Бред или не бред, сейчас она может или принять окружающую реальность, или… да никаких “или”. В конце концов, если она очнется в палате с мягкими стенами, о ее поведении в собственном бреду никто не узнает. Если это все-таки не предсмертный бред. А здесь и сейчас будем решать проблемы по мере их поступления. Принимая реальность окружающего мира, познаваемого эмпирическим путем.

— Баба Зина, — осторожно начала она, — посмотрите на свои руки.

Женщина в чепце тем временем оторопело переводила глаза с одной из них на другую.

А девчонка, которая каким-то невероятным образом была бабкой Зинкой, невольно кинула взгляд на свои руки — и завопила.

— Это… это шош… это как! Это чего!

Еще бы. Для нее-то, наверное, разница куда заметнее — с первого взгляда, можно и не присматриваться особенно.

— Зина, — Зинаида старалась говорить спокойным, умиротворяющим тоном, — То есть баба Зина, я Зинаида. Ваша соседка. Учительница. Помните, вы ко мне зашли? Меня ударило током, а потом… Знаю, что выгляжу сейчас по-другому. Как и вы. Я тоже не понимаю, что случилось. Я тоже растеряна. Но вот эта женщина точно пришла сюда, чтобы накормить нас обеих. И она не понимает по-русски. Я думаю, сейчас рациональнее всего съесть то, что она принесла — тогда она угомонится — и можно будет попробовать знаками договориться с ней. Хотя бы чтобы привела кого-то, знающего русский.

Не переставая говорить, Зинаида поднялась с кровати, взяла вторую тарелку с кашей и ложку и, шаркая ногами — тело плохо слушалось — понесла ее к подруге по несчастью. Та продолжала хлопать глазами и ловить ртом воздух.

А вот женщина в переднике отреагировала бурно: отмерев наконец, она с невнятным восклицанием бросилась к двери и выскочила из комнаты, хлопнув дверью — слышно было, как она несется куда-то и что-то вопит на своем языке. Слышно было только начало фразы — уже знакомое “тиссе ида”.

— Ну вот, — Зинаида покачала головой, — кажется, мы лишились единственного источника информации… Но, может, она хотя бы позовет кого-то.

— Шо… шо… — взгляд девчонки, которая вовсе не была девчонкой, заполошно метался от захлопнувшейся двери к Зинаиде, — как это?! Шо это?!

— Баб Зин, только успокойтесь. Я правда тоже ничего… — Зинаида, почувствовав, что коленки подгибаются, тяжело опустилась на кровать рядом с собеседницей. Отдельным усилием наклонившись, поставила тарелку на пол. Руки дрожали. Хорошо, хоть не расплескала. Оказалось, пройти через комнату и донести тарелку — серьезный труд. Тело было слабым, вялым, неуклюжим, непослушным. Будто долго-долго просидела в одной позе, и затекли все до единой мышцы. Нет. Будто долго-долго лежала, не двигаясь.

— Тисс, мерканте! — дверь резко распахнулась, и в нее практически ввалились давешняя женщина и незнакомый мужчина лет 30 на вид, одетый по моде века эдак девятнадцатого. Следом, после короткой заминки, вошло еще одно действующее лицо: тоненькая женщина, показавшаяся чем-то знакомой. Моргнув, Зинаида осознала: молодая женщина просто была очень похожа на девочку-бабку Зинку. Одета она была еще более занятно: в длинную голубую юбку с оборками и блузу с широкими рукавами, поверх которой был надет кожаный корсет.

Что ж, может, хоть с ними удастся как-то объясниться. Зинаида с трудом поднялась навстречу и сделала шаг к двери.

— Ида! — женщина в голубом порывисто бросилась к ней, обняла и принялась что-то лопотать — разумеется, ни слова понять было невозможно. Зинаида осторожно отстранилась, покачав головой — и тут же пошатнулась.

Женщина немедленно всполошилась, подхватила ее под руку, а с другой стороны уже подскочил мужчина, который обхватил Зинаиду за талию и практически дотащил ее до той кровати, на которой она очнулась.

Они некоторое время еще восторженно восклицали, наперебой говорили что-то — но Зинаида могла только беспомощно пожимать плечами, качать головой и разводить руками. Похоже, надежды на объяснения не оправдались. Впрочем, это не мешало пришедшим смотреть на каждый ее жест и слушать каждую ее реплику на русском с таким видом, будто она — снизошедшая к ним богиня или святая, которая творит чудеса прямо на их глазах. Оба счастливо улыбались, а женщина в голубом даже утирала слезы — понять бы еще, что их так радовало.

В конце концов все трое ушли, оставив наконец Зинаиду наедине с молчавшей все это время и таращившейся во все глаза так неожиданно помолодевшей бабкой Зинкой.

Ну вот… теперь по крайней мере можно попытаться подумать и проанализировать происходящее. Для начала… нужно зеркало!

Зинаида осмотрелась и тотчас обнаружила искомое — на стене над низеньким комодом.

Для того, чтобы дойти до него, потребовалось серьезное усилие — шла по стеночке, придерживаясь рукой. Но оно того стоило.

Одно дело — видеть свои руки. Или знакомого человека с чужим лицом. Но совсем другое — смотреть на незнакомку в зеркало и понимать, что вот это — ты. Можно моргать, поднимать и опускать руку, корчить рожи — отражение повторит все и останется прежним. Чужим.

Узкое, очень юное лицо — девочка-подросток или совсем молодая девушка. Тонкокостная фигура с небольшой, едва наметившейся грудью. Светлая матовая кожа без следа загара. Темно-каштановые слегка вьющиеся волосы по пояс. Яркие на их фоне глаза, серовато-зеленые, травянистые — такого оттенка бывает трава в конце лета, когда ее цвет уже не слепяще-жизнерадостный, а спокойный, чуть выгоревший. Симпатичная девочка, но это не главное. А главное…

— Мы близнецы, — медленно сказала она, оборачиваясь к подруге по несчастью. Почему-то именно эта информация добила Зинаиду окончательно. Изменить внешность — это бывает, в конце концов, ну — мало ли какие технологии на свете есть. Пластические операции и все прочее. Но вот стать не только юной девочкой, но и сестрой-близняшкой своей пожилой соседки — это оказалось действительно чересчур.

Всех отличий между ними — широкие металлические браслеты на руках у бабки Зинки. У Зинаиды таких не было.

— Шо? — предсказуемо хлопнула глазами бабка Зинка. Кстати, похоже, все же надо называть ее как-то иначе теперь. Ммм… Детка Зинка? Зинаида хихикнула, а затем не выдержала — и расхохоталась. Со всхлипами, стонами, так, что из глаз брызнули слезы, а сама она сползла наконец на пол. Она хохотала, сгибаясь пополам, закатываясь и откидывая голову назад, ловила ртом воздух и чувствовала, как по щекам катятся слезы. И даже не удивилась, когда в какой-то момент оказалось, что ее голова лежит на коленях ее… сестры. Теперь, видимо, так. Бабка Зинка сидела теперь на полу рядом с ней, обняв ее одной рукой, и гладила другой по волосам.

— И поплачь, девонька, оно правильно… — приговаривала она.

Это что же… это у нее истерика? Полноценная истерика. У нее, Зинаиды Алексеевны Летовой, которая никогда не повышала голос даже на самых оголтелых семиклассников, которую в школе считали настоящей снежной королевой, лишенной каких-либо чувств, а бывший муж как-то в сердцах обозвал “ледышкой”. Которая ревела навзрыд, размазывая по щекам слезы, только наедине с собой, только тогда, когда… впрочем, об этом сейчас вспоминать точно не время. Кажется, и на старуху бывает проруха. Хотя кто это здесь старуха теперь?

В последний раз хихикнув над этой мыслью и тут же всхлипнув, Зинаида решительно подняла голову и, опираясь на руку, села рядом с бабкой Зинкой.

— Хорошо. Мы там, где мы есть, и на данный момент изменить что-либо не можем. Поэтому стоит ли что-то менять — вопрос пока все равно неактуальный, — ей всегда помогало, чтобы прийти в себя в любой ситуации — вот так рассудительно разложить по полочкам всю имеющуюся информацию, все проанализировать и сделать выводы с математической точностью. Всегда и все можно проанализировать. Даже собственную истерику. — Итак… для начала: баб Зин, мы теперь ровесницы и даже, кажется, сестры. Вы не возражаете, если я буду обращаться к вам на “ты”? Так будет лучше, чтобы вызывать меньше вопросов у окружающих.

То, что окружающим плевать, как они называют друг друга, поскольку никто вокруг не понимает по-русски, она пока решила игнорировать. Этот пункт на повестке дня не первый. Впрочем, бабка Зинка об этом и вовсе, похоже, не задумывалась.

— Та хоть горшком назови. Тока в печь не ставь, — она пожала плечами. — Ты мне вот шо скажи: это шо это меня, замолодил хто-то? Операция такая или шо?

— Ох… это вряд ли… то есть вряд ли специально кто-то… “молодил”. Мы… мы, кажется, попаданки.

— Хто?

— Это… это из книг, то есть в книгах их так называют…

Как объяснить истовой христианке 80 с гаком лет, кто такие попаданцы из фэнтези? Собственно, Зинаида и сама не была фанаткой этого жанра. Но несколько книг с яркими обложками — уже после приезда в станицу — признаться, прочла, хоть и не стала бы никому в этом признаваться. Или даже не несколько… неожиданно затянуло. Для себя, привычно анализируя все происходящее, в том числе собственные желания, она сделала простой вывод: мы часто ищем в книгах и кино того, чего не хватает нам в жизни. Кому-то — романтики, любви и сильных чувств, кому-то — приключений, кому-то — собственной значимости, а кому-то — просто полноты жизни. Или еще проще — счастья. Диво ли, как популярны книги, где есть чудеса, любовь и обязательный хэппи-энд? И диво ли, что ей, сознательно раскрасившей свою жизнь в понятный и простой серый цвет, так хотелось хоть на несколько часов побыть кем-то другим — живущим среди ярких красок?

Лекция о теории переселения душ и о параллельных мирах была заведомо провальной идеей. Уже на второй фразе слушательница задала свой коронный вопрос “Шо?”. Вздохнув, Зинаида решила быть проще. Представим, что нас неожиданно поставили на замену в младших классах.

— Баб Зин… а что ты последнее помнишь… ну, когда ты ко мне зашла?

Та нахмурилась, задумалась на секунду и перекрестилась. А потом еще раз.

— Так это… мертвая ты лежала. На полу, значить. Я ж думала, сморило от жары, подошла, а ты и не дышишь. Ну я кинулась скорую вызывать, мужиков звать, а… а потом сердце закололо, так годы жеж, оно часто у меня, да так сильно… а потом все. Глаза открываю — корова эта жопой-то кровать толкнула, а напротив ты глазьями лупаешь.

Зинаида прикрыла глаза. Все-таки — током. Насмерть, значит.

— Понятно… в общем, баб Зин, мы… ты не волнуйся только! Но мы, кажется, умерли. Там. Обе. Меня током ударило, у вас — сердце. И наши души…

— Эть! Так а это — шо тебе, рай, шо ли?

— Нет, — вздохнула Зинаида. — Это… это, видимо, другой мир. Или наш, только время другое. Хотя вряд ли — язык звучит совсем незнакомо. Но наряды — вы заметили? Все как из прошлых веков. И ночнушки эти на нас…

— Нормальные ночнушки, — проворчала бабка Зинка.

— Да неважно. Важно, что души, видимо, переселяются после смерти.

— Дууууши… — бабка Зинка хитро прищурилась. — Так ты ж у нас вроде того — эта… атеистка! Ни в бога, ни в черта не веришь?

— Я агностик, — хмыкнула Зинаида. — Это… неважно, в общем, я не принимаю на веру того, что нельзя проверить. Ну… примерно так. Неважно. Но мы с тобой тут вроде как раз и проверили. Узнали на собственном опыте — так сказать, эмпирическим путем, что души существуют и переселяются… раз уж мы — это мы, а тела — другие. Значит, души действительно существуют, назовем это так. И они переселяются после смерти. Возможно, даже в другие миры. Только по логике вещей, души должны бы переселяться в новорожденных младенцев. Тогда все вполне очевидно — никто не помнит прошлых жизней, потому что мозг новорожденного просто еще физически не развит настолько, чтобы совершать сложные мыслительные операции и долго концентрироваться. Вот и не удается сохранить воспоминания. А мы с тобой… не знаю, почему. Что-то пошло не так, кажется. Но наши души попали в тела взрослых девушек. Или подростков. И физически их мозги, видимо, в полном порядке, раз мы этими мозгами способны нормально думать. Вот и память у нас сохранилась. Только эти девочки, которыми мы стали, они, кажется, больные были — иначе с чего бы таких взрослых с ложечки кормили. Да и тело — не знаю, как ты, а я слабая совсем, двигаться тяжело. Что-то с ними случилось… Наверное, они от своей болезни умерли, а мы попали почему-то в их тела…

— В трупы, шоль? — деловито переспросила бабка Зинка, и Зинаиду передернуло.

— Ну… раз мы дышим, то не трупы. Или это была максимум клиническая смерть. Хотя вряд ли, раз меня как раз кормили. Важно, что их души куда-то делись… а наши заняли их место.

— Жалко девок-то, — помолчав, неожиданно заявила бабка Зинка. — Соплюшки совсем, жить и жить бы…

Да… об этом Зинаида почему-то не задумывалась. Или нарочно не задумывалась? Мысль оказалась неприятной — она занимает чье-то место.

— Вряд ли мы можем здесь что-то изменить, — помолчав, ответила она. — Во всяком случае… у нас с тобой теперь есть, кажется, второй шанс. У тебя-то точно — новая молодость и все такое, — сама Зинаида не была пока уверена, радоваться ли ей своему попаданству. Молодость — так ей и в прежнем теле до старости далеко было. И одно дело — быть молодой, но взрослой и самостоятельной, с профессией, образованием, какой-никакой налаженной жизнью, другое — подростком с невыясненным положением… С другой стороны, здесь она точно никогда не встретит своего бывшего — и это было уже огромным поводом для того, чтобы поднять голову, осмотреться и… может, наконец вернуться в мир? Даже если этот мир будет — другой?

Так или иначе, первым делом стоит подумать о насущных проблемах. А порефлексировать можно будет и потом. В конце концов, плакать над уже пролитым молоком — самое бессмысленное и нерациональное занятие на свете. Умерла так умерла. Попала так попала.

— Не стоит нам сообщать, что мы не местные, пока не поймем, как к этому здесь отнесутся. Может, сумасшедшими нас объявят. Или ведьмами какими. Мы же не сможем доказать, что это не мы виноваты, что девочки… умерли. Но первым делом нам нужно разобраться с языком. Тем, на котором здесь говорят. Мы должны его выучить, чтобы адаптироваться в этом мире.

— Старая я уже, инглиши ваши учить, — проворчала бабка Зинка.

— Ну, во-первых, точно не инглиши — я проверяла. А во-вторых — теперь молодая! И мозги у тебя, баб Зин, молодые теперь, так что никаких оправданий! Учиться все равно придется…

— От жеж, — тоскливо вздохнула бабка Зинка. — Одно слово — учителка…

— Потом… надо разобраться, что с нашими телами не так. Мы все еще больны или просто ослабели от долгой болезни? Здоровье нам уж точно понадобится, так что надо приложить все усилия… Хотя, чтобы это понять, все равно придется сначала как-то объясниться с местными. Значит — что?

— Шо?

— Значит, нам нужен учитель! Кто угодно местный. Сейчас кого-нибудь позовем и приступим к учебному процессу…

Дверь в комнату оказалась заперта — неприятный сюрприз, так что для вызова “учителя” в нее пришлось потарабанить. В конце концов прибежала все та же немолодая женщина в переднике, которая отчего-то сразу снова разохалась. Однако Зинаиде удалось успокоить ее — иногда неважно, что именно говорить, важно, каким тоном, — и заставить сесть рядом с собой.

Кое-как с помощью жестов и вопросительной интонации Зинаида сумела главное — дать понять, что она хочет знать, как называются предметы вокруг. Кровать, подушка, стол, окно, дверь, рука, нога, зеркало… жаль, “наглядных пособий” в комнате немного, а с глаголами и вовсе все сложно. Хотя простейшие действия можно показать и жестами — например, слово “идти”, обозначив шаги пальцами. “Спать”, “плакать”, “говорить” — за всей этой пантомимой Зинаида вспоминала, как в студенчестве, еще на первых курсах, на развеселых посиделках с сокурсниками играли в “крокодила”. Оставалось только надеяться, что женщина понимала ее правильно.

Зато удалось выяснить, что ее, Зинаиду, теперь звали Идой, а ее сестру-близняшку — Адой. Тиссе — похоже, форма обращения. Сама женщина — родственница? Служанка? Нянька? — представилась как Крита и замахала руками при попытке назвать ее “тиссе”. Так, Ида и Ада — “тиссе”, а Крита — нет. Может, это обращение к молодым девушкам? Или дело, например, в социальном статусе? Ладно, потом разберемся.

В какой-то момент в комнату бесшумно вошел еще один незнакомец — новый, не тот, что заходил раньше, этот был куда старше — но он что-то сказал Крите и тихонько присел в углу, наблюдая за происходящим, и вскоре на него перестали обращать внимание.

Правда, в итоге внимание пришлось-таки обратить — но не из-за его действий.

Бабка Зинка — нет, надо все-таки привыкать звать ее Адой! — с тоской послушно повторявшая слова, вдруг задумчиво заозиралась.

— А вот интересно — где у них тут сортир?

— Эээ… — Зинаида покосилась на безмолвного наблюдателя, — а это у тебя сейчас вопрос насущный или так… для общей информации, чисто умозрительно?

— Нассущщщный! — выразительно прошипела та, — уж такой… нассущщщный!

Зинаида оглянулась по сторонам. Дверь в комнате была одна — входная. А еще, прислушавшись к себе, она с ужасом осознала, что вопрос и впрямь отнюдь не праздный! И как спросить про туалет жестами?

А вот у бабки Зинки идеи на этот счет были. И для начала она попыталась выгнать наблюдателя. То есть попросту ткнула пальцем сначала в него, а затем в дверь, рявкнув “А ну пшел вон!”. Однако тот продолжал смотреть на нее с таким научно-исследовательским интересом, что стало ясно: так просто от него не избавиться.

Ну и… сам виноват!

“Детка Зинка” решительно поднялась на ноги и принялась демонстрировать собственную пантомиму, выразительно глядя на Криту. То есть попросту слегка присела и принялась медленно приподнимать подол рубахи.

Крита пару секунд смотрела на этот стриптиз шокированно и непонимающие, а затем издала какое-то восклицание, подхватилась и буквально взашей вытолкала мужчину из комнаты.

А потом вернулась сама и извлекла из-под кровати… ночной горшок.

Серьезно, самый настоящий ночной горшок с крышкой, вид которого заставил Зинаиду застонать в голос. Вот это и впрямь — попали! А она еще думала, что здесь не Средневековье! Наряды, подумаешь тоже. Вот он — истинный показатель цивилизации!

Собственно, горшок был чуть ниже обычных и пошире — нечто среднее между ночной вазой и медицинской уткой, с веселенькими розочками и ручками по бокам.

Впрочем, вариантов, похоже, все равно не было.

— Ну а шо, — пожала плечами бабка Зинка, — мы не гордые!

Ухватив горшок за ручку, она все-таки зашла с ним за спинку кровати и завозилась. Крита и Зинаида деликатно отвернулись, старательно пытаясь заодно не замечать и звуков.

А потом Зинаида с тяжким вздохом поднялась сама. Заглянула на всякий случай под вторую кровать — но, увы, второй ночной вазы там не обнаружилось. Ну и какие тут варианты? Она сменила бабку Зинку на ее месте за кроватью, гадливо приподняла крышку горшка и изумленно уставилась в девственно-чистую пустую емкость.

— О как! — изумленно воскликнула тут же любопытно заглянувшая бабка Зинка. — До чего техника дошла!

— Это не техника, — печально сообщила Зинаида. — Это, кажется, магия… и мы, конечно, должны были найти ее именно в ночном горшке!

Изумляться факту существования магии после переселения в другое тело казалось как-то поздно. Нет, само наличие в этом мире магии — дело, конечно, хорошее… наверное. Но способ, которым она о нем узнала, наводил на нехорошие мысли. Почему сначала не могло быть какое-нибудь, ну… волшебное исцеление, красивые иллюзии с бабочками, скатерть-самобранка, в конце-то концов!

— А шо делать, — бабка Зинка хмыкнула с самым философским видом. — Оно, вишь как, если уж как пойдет все в жизни через жо…

— Горшок! Через горшок! Ой, сгинь уже с глаз, баб Зин, а то у меня тоже… насущный вопрос!

…И снова Зинаида до одурения повторяла новые слова и заставляла новоявленную сестру делать то же самое. Наблюдатель незаметно вернулся и все так же тихонько сидел в уголке, делая какие-то пометки в своем блокноте. Эх, как бы бумагу и писчие принадлежности выпросить — стоило бы записывать слова для повторения…

Впрочем, импровизированный урок все равно закончился довольно быстро: обе девушки в итоге устали так, будто таскали тяжелые шпалы, да еще и при этом говорили безостановочно сутками. В итоге Крита, заметив, как подопечные устало роняют головы и опускают плечи, заставила обеих улечься в постели, задернула шторы и ушла, увлекая за собой мужчину, молчавшего все время их урока.

Глаза уже слипались, так что Зинаида не стала ничего возражать.

“Ида. Теперь меня зовут Ида”, — думала она, уплывая в сон.

Уже между сном и явью вспомнились почему-то прочитанные книги с яркими обложками. Чаще всего попаданкам там доставался какой-нибудь самый крутой магический дар, милый питомец и обязательно — принц или король в мужья. Ну или просто какой-нибудь красавчик. Но непременно с самым высоким положением в обществе и окруженный толпами ревнивых и склочных воздыхательниц.

Ой, вот не надо нам… хотя… а вот если попаданок сразу две штуки? Тут как — в двойном размере или напополам все? Полпринца — это как-то непрактично. Или кому-то котиков, а кому-то мужиков? Так тут и думать нечего!

“Выбираю котиков!” — мысленно твердо решила для себя Зинаида, прежде чем наконец заснуть окончательно.

Во сне бабка Зинка, вполне себе старуха из прошлого, скакала на единороге, потрясая посохом очень волшебного вида и издавая дребезжащим голосом воинственные крики.

— Нам ваших прынцев и дааааром не надь! — донеслось издалека.