Мама

Нателла Погосян (2023)

Книга о непростой судьбе женщины: дочери, жены и матери. Женщины, которая любила всем сердцем и посвятила свою жизнь семье. Была ли она счастлива? Возможно. Никто не знает наверняка.

Глава 5. Московские будни

К столичной жизни Альфия привыкла не сразу. Ее дружелюбной и общительной натуре было сложно приспособиться к новой реальности, где люди, живущие не то, что на одной улице, а буквально в одном доме, могут быть даже и не знакомы друг с другом. В Менделеевске все о тебе знают многое — очень часто гораздо больше, чем ты хочешь, чтобы о тебе знали. А иногда даже больше, чем ты знаешь о себе сам. Такова особенность маленьких городов, которая принимается местными жителями как нечто неизбежное: не хочешь сомнительных разговоров за спиной, старайся вести себя прилично и не обмануть ожиданий окружающих. Бди!

Если в Москве о твоей вылазке в соседний магазин будут знать только твои собственные дети, то в Менделеевске по пути от собственного порога до входа в магазин ты встретишь добрую половину города, и кто-то из этих людей просто возьмет на заметку, что ты вышла из дома и, скорее всего, пошла за покупками, потому что в руках у тебя была хозяйственная сумка, кто-то поздоровается и так, между делом, уточнит, не в магазин ли ты пошла, а кто-то обязательно поинтересуется, что именно тебе там понадобилось. Казалось бы, такое пристальное внимание к собственной персоне должно вызывать некий дискомфорт — ведь что за радость жить под микроскопом? И частенько местные сокрушаются, что соседка снова сунула свой длинный нос в их замочную скважину, но, как ни странно, жизнь в условиях, где каждый занят исключительно собой, оказывается для них гораздо страшнее микроскопа.

Так случилось и с Альфией: из мира, где все вокруг знают тебя и активно интересуются твоей жизнью, пусть даже порой из праздного любопытства, попасть в мир, где никому нет до тебя дела, оказалось непросто. Первые несколько месяцев она проводила в четырех стенах, бегая от окна к окну и поглядывая на часы в ожидании окончания школьных и университетских занятий и прихода детей домой. Единственной ее радостью было проводить своих чад на уроки, встретить их и вместе отправиться в ближайший супермаркет за покупками. Московский «Универсам» на Юго-Западный был в десятки раз больше менделеевского «Гастронома», как по площади, так по ассортименту представленного на полках товара.

Московские продукты казались Альфие особенно вкусными: и колбасы, и молочка, и кондитерские изделия, и она с удовольствием наполняла ими хозяйственную сумку. Так сложилось, что вечерний чай с тортиком или печеньем стал их со старшей дочерью традицией — когда на проспект Вернадского опускались густые сумерки, поток спешащих с работы домой автомобилей понемногу стихал, они зажигали тусклый светильник на тесной кухне, усаживались за старенький стол, и, прижавшись ладонями к теплым кружкам, чувствовали себя как дома, как в своей любимой квартире в доме на Северной улице, где всегда хорошо и спокойно. В этих милых посиделках и в сладостях они находили душевный комфорт, которого обеим недоставало в этой новой жизни. Стоит ли удивляться тому, что очень вскоре обе заметно прибавили в весе?

— Мам, иди сюда, посмотри! Я не влезаю в свои джинсы, — всхлипывая, позвала из комнаты Нателла.

Девушка стояла посреди комнаты в нижнем белье и в джинсах, которые налезли только до колена, а выше уже не хотели. Она уже ревела навзрыд и с яростью шлепала себя по располневшим бедрам, будто пытаясь выбить из них все те печеньки, пряники и тортики, что были съедены не за один месяц.

— Не надо так, доченька, — пыталась успокоить ее Альфия. — Я тоже сильно поправилась… Давай, может, худеть начнем? Уберем все сладости, будем правильно питаться? Вот увидишь, все лишнее сразу уйдет. Ты же знаешь, у меня уже получалось.

Альфия не лукавила. Если уж она ставила перед собой цель, то всегда непременно ее добивалась. Самое главное было принять решение, а остальное — дело техники. Воля у Альфии железная, об этом знали все.

Она никогда не была худышкой — всегда чуточку в теле, даже в юности, но это ей было к лицу, да и не принято было в те года мощами трясти: если девушка с аппетитными формами и щечки кровь у нее с молоком, значит, живет хорошо, обеспеченно, счастливо, не голодает, особых проблем и переживаний не имеет. Примерно так оно и было, но после рождения средней дочери, в тридцать один, организм дал сбой — вместо возвращения к привычной добеременной форме начал набирать вес. Как ни странно, Альфия особо не переживала по этому поводу — она была счастлива с любимым мужчиной и наслаждалась своим материнством.

— Я тебе всю свою красоту отдала, — шутила она, рассказывая дочери о том, как с этой беременностью ее безупречно белая кожа лица покрылась большими коричневыми пигментными пятнами, некогда стройная талия заплыла слоем жира, а шикарные густые волосы темно-каштанового цвета позабыли о бигудях, будучи собранными в вечный пучок на затылке.

— Мам, неужели тебе не хотелось вернуться в прежнюю форму? — удивлялась дочь.

— Хотелось, наверное, — разводила руками Альфия, да все не до того было. С тобой много забот появилось, семья большая, папа еще постоянно гостей из Армении у нас принимал, которые вроде на пару дней приезжали, а потом на месяцы оставались. А за ними ведь и убери, и приготовь, и постирай. Где тут время на себя найдешь?

Так шли годы, одни заботы сменялись другими, и по-прежнему было не до себя, пока не начались проблемы со здоровьем. Удаление желчного пузыря, высокое давление, бесконечные головные боли… Не сразу, но Альфия поняла, что ее лишний вес если не является виновником всех этих бед, то точно играет в них не последнюю роль.

— Если я выживу, — шептала она в очередной раз, страдая от тяжелого приступа гипертонии, с туго перевязанной платком головой и в ожидании бригады скорой помощи, — я с завтрашнего дня жрать перестану.

И перестала. С того самого завтрашнего дня она стала пробовать на себе все и сразу: и голодания, и овощные соки, и какие-то адские смеси из водки с маслом, различные отвары трав, настойки на чесноках и луках. Сложно сказать, оставались ли тогда народные целители, с чьими учениями она бы не ознакомилась и не попробовала на практике. Это уже не говоря о всевозможных шейпингах, велотренажерах, обливаниях холодной водой. Альфия взялась за себя крепко и всерьез, остервенело и практически за уши вытаскивая свое тело из полноты и налипших на эту полноту болезней. И вытащила. Двадцать восемь килограмм ушло с нее как старая шкурка со змеи. Из безразмерных халатов она переоделась в прямые брюки, юбки-карандаш и жакеты по фигуре. Сделала красивую стрижку, стряхнула пыль со своих многочисленных наборов косметики, которые ей изо всех своих поездок вез Гевуш, и воспряла духом.

Увидев жену в такой безупречной форме, Гевуш тоже захотел последовать ее примеру. Он и сам успел прилично располнеть за последние несколько лет и даже заработал себе сахарный диабет. Уколов инсулина, правда, не колол, но на таблетках сидел плотно.

Альфия, гордясь своими результатами и восхищением мужа, взялась и за него: разработала ему меню, которое успешно и по часам готовила, предупредила секретаря о соках, которые ему необходимо давать по времени, и процесс пошел. Стрелка весов медленно, но верно поползла влево, а через некоторое время доктор отменил лекарства от сахарного диабета, потому что уровень глюкозы в крови нормализовался и больше не повышался.

Эта идиллия продлилась несколько лет, но со временем пара все чаще стала отступать от строгого режима, пока постепенно все нажитые непосильным трудом здоровые привычки не сошли на нет. То ли каждый из них стал принимать свою стройность и хорошее самочувствие за данность, то ли закрутила череда бытовых забот, но факт остается фактом — в доме снова стали появляться пироги, штанга закатилась далеко под кровать, а велотренажер был завешан многочисленными рубашками, брюками и галстуками.

Тем не менее, вся семья усвоила урок — если мама возьмется за что-то, то обязательно доведет до конца. Нателла хорошо помнила эту историю чудесного похудения и исцеления мамы от страшных головных болей, а потому предложение мамы начать худеть ее воодушевило. Она стянула с себя тесные джинсы, аккуратно свернула их и положила на полку в шкаф в надежде, что совсем скоро они ей понадобятся. Вытерла слезы, оделась в свободный спортивный костюм и прошла к выходу.

— Пойдем, — позвала она мать, наспех зашнуровывая кроссовки.

— Куда? — удивилась женщина.

— Как куда? Ты худеть будешь, нет? Посмотрим, какие книги есть на эту тему.

— Пойдем, — сразу же согласилась легкая на подъем Альфия и потянулась за легкой ветровкой.

Тема с похудением вдохнула в нее новую жизнь: у женщины появилась новая цель, новый интерес, а с ними и новые задачи. В этот раз обошлись без голодания — поход за книгами оказался удачным, была обнаружена книга о раздельном питании, где доктор со звучной фамилией Монтиньяк обещал стройную фигуру и крепкое здоровье в обмен на вполне себе вкусное питание, просто раздельное: белки отдельно, углеводы отдельно. В дополнение к своей стройной и убедительной теории он предлагал целую книгу рецептов и даже логику составления меню на каждый день.

Теперь московские вечера проходили не за куском торта, а за книжкой Монтиньяка, где мать и дочь увлеченно составляли себе меню на следующий день, выписывали на отдельный листок рецепты и список ингредиентов и вешали его на холодильник. С утра, проводив детей на занятия, Альфия мчалась с этим листком по магазинам, чтобы закупить продуктов и успеть приготовить обед и ужин из меню.

Похудели обе. Каждая скинула килограмм по пятнадцать, как минимум. Дочь бонусом избавилась от прыщей, вот уже год покрывавших все ее лицо, со лба до подбородка.

Радость, как и беда, не приходит одна — одна приятность подтягивает за собой другую, а потом еще и еще. Видимо сработало именно это правило, когда воодушевленная очередными результатами своей идеи Альфия завела дружбу с соседкой.

Анна Никитична жила в соседней однушке. Высокая, статная блондинка за шестьдесят, всегда ухоженная и нарядная, всегда с маникюром и аккуратной прической, в легком макияже и в дорогом аромате французских духов, поначалу она не казалась Альфие подходящим кандидатом в подружки. В первое время общение с ней сводилось к сухому"Здравствуйте!"или"Добрый день!", но было в этой женщине что-то особенное, какой-то внутренний свет, который пробивался сквозь ее сдержанный образ и строгий взгляд, и Альфия решила познакомиться поближе. Ее всегда необъяснимо тянуло к женщинам старшего возраста, которые годятся ей если не в матери, то точно в тетки, она ценила их за мудрость, за спокойную рассудительность и за любовь и заботу, с которой они относились к младшему поколению. Такой старшей подругой для Альфии была и тетя Капа, соседка по площадке в Менделеевске. Тетя Капа была не намного моложе ее матери, но едва познакомившись, женщины сразу сдружились. Отличная хозяйка, невероятно добрый, позитивный и энергичный человек, она каждый день заходила к Альфие, буквально на минуточку, то угостить сочнейшими рыбными котлетами из последнего улова ее мужа или свежайшим рыбным пирогом, только что из печки, то просто спросить, как дела, то поделиться соседскими новостями, а то и просто попросить вставить нитку в игольное ушко. Когда Альфия болела или переживала по поводу детей или мужа, тетя Капа была тут как тут, с лекарствами, настойками, чаями, добрыми советамм и по-матерински теплыми объятиями. Именно таких отношений не хватало Альфие в Москве.

Однажды, возвращаясь домой из магазина, она застала Анну Никитичну у двери подъезда с тяжёлыми сумками.

— Ой, какую тяжесть Вы несете! Дайте-ка я Вам помогу! — подскочила она к соседке, по-свойски, в своей провинциальной непосредственности.

— Ну, что Вы! — удивилась соседка. — Я справлюсь.

— Ни в коем случае! — запротестовала Альфия. — Давайте-ка сюда Ваши сумки и проходите в лифт.

Женщина была тронута таким вниманием и пригласила Альфию на чай. За чаем разговорились. Соседка оказалась невероятно приятной собеседницей. Назавтра Альфия испекла армянской пахлавы с медом и грецкими орехами и зашла угостить новую приятельницу. Так завязалась большая дружба.

Пока дети были на учебе, Альфия заходила к соседке на чай или кофе и на приятное общение. Коренная москвичка, вдова артиста Большого театра, Анна Никитична хранила в памяти целую кладезь интересных историй о жизни московской интеллигенции в старые годы и с удовольствием делилась ими с Альфией. Речь Анны Никитичны была настолько красива и грамотна — такой могли похвастать разве только дикторы старой закалки, что Альфия готова была слушать ее истории часами. Она ласково называла Альфию Алечкой, а Альфия, из особого уважения, обращалась к ней исключительно по имени-отчеству. Когда Анна Никитична уезжала к детям, она непременно оставляла ключи от своей однушки Альфие:

— Алечка, ключи от квартиры тебе оставлю, — говорила она, — может, цветочки мне иногда польешь. Да и вдруг гости к вам нагрянут, будет где разместиться. Вы не стесняйтесь, пользуйтесь.

— Да что Вы, Анна Никитична, миленькая, я никого к Вам не поселю, зачем же? — смущалась Альфия. — У нас здесь места достаточно, если что. А цветочки обязательно полью, даже не переживайте.

С началом этой дружбы Альфия стала привыкать и к Москве. Жизнь в этом городе уже не казалась ей такой одинокой — ведь буквально за стенкой живет человек, который всегда рад ее приходу и от общения с которым становится тепло на душе. Так прошел год, а потом еще один, и даже когда Альфия с дочерьми переехала на другую квартиру, она продолжала навещать свою дорогую старшую подругу, и им по-прежнему было о чем поговорить.

Когда Анна Никитична тяжело заболела, Альфия, бросив все, мчалась к ней в больницу через полмосквы. Сидела у ее кровати, держала за руку, подолгу разговаривала с ней о том, о сем, отвлекая от дурных мыслей.

— Ты мне совсем как дочка, — говорила ей Анна Никитична, ласково глядя на Альфию сквозь слезы. — Я своей дочке Ларочке всегда о тебе рассказываю, как мне повезло с такой соседкой!

— Вы мне тоже совсем как родная стали, Анна Никитична, — отвечала Альфия, стараясь не расплакаться. — Что бы я без Вас-то здесь в Москве делала?

Вскоре Анны Никитичны не стало. Она оставила в сердце Альфии самые светлые воспоминания и уверенность в том, что даже в огромной Москве бывает теплое соседство.

Постепенно Альфия познакомилась и с другими соседями — с вечно угрюмой с виду, но вполне себе приветливой с Альфией одинокой женщиной из квартиры этажом ниже, с семейной парой преподавателей из МГУ на пенсии, с мамой одноклассницы Риммы из соседнего подъезда. Оказалось, что жизнь в Москве совсем не означает полной изоляции и одиночества, что, выйдя на улицу, можно мило поболтать с соседями, что свой небольшой круг общения можно создать везде, было бы желание.