Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Николай Алексеевич Преображенцев, 2017

В историко-фантастичекой повести "Мы, Божией милостию, Николай Вторый…" рассказывается о путешествии во времени современного молодого человека, который попадает в Россию конца 19-го века и оказывается в центре событий до и после коронации Николая II. В повести приводятся интересные факты о жизни России того времени и о нравах ближайшего окружения последнего российского императора. Описываемые в повести события дают пищу для размышлений о движущих силах и противоречиях, которые привели к трём русским революциям, а также позволяют провести некоторые параллели с проблемами сегодняшнего дня.

Сон

Я вновь прошёл к себе в спальню и наконец остался один. На осторожный стук Чемодурова из-за двери ответил: — Не надо ничего, я сам. — Знаю-с, Ваше Величество. Я так, на всякий случай, — пробурчало за дверью. — Тут я, кажется, угадал, не любил, видно, император, когда его раздевали-одевали. Так, почистить зубы и нырком в постель. Боже, как я устал. Может, снотворное попросить? — не успел я подумать это, как провалился в темноту. Проснулся я от шума, похожего на работу тяжёлой техники, то ли тракторов, то ли экскаваторов. На улице что-то скрежетало и ухало. Я выглянул в окно и только тут понял, что я… на своей даче под Москвой, в большой комнате, лежу на кровати, на которой спали дедушка с бабушкой, а потом и мои родители. Я похолодел, по коже побежали крупные мурашки, но страх в ту же секунду сменился ощущением счастья и какого-то избавления: кошмар кончился, я свободен, я дома. Но почему я на даче — в мае? Наскоро надев на себя первую попавшуюся дачную хламиду, я выскочил на улицу. И увидел странную и даже страшноватую картину. Весь большой полугектарный участок, доставшийся мне по наследству от деда, боевого советского генерала, так же, как и участки соседей, был полностью изрыт и перекорёжен, всюду виднелись валы тёмно-коричневой подмосковной глины, кучками были свалены остатки пней, а местами чернели прогалины от костров. Справа и слева работали огромные бульдозеры, равняющие весь этот хаос, а на соседском участке ржавая вышка, приделанная к заляпанному грязью КАМАЗу, со свистом и тяжёлым стуком забивала бетонные сваи в землю. Я бросился к ближайшему бульдозеру, ноги плохо меня слушались, я отчаянно замахал руками, и тяжёлая машина остановилась. Дверка кабины открылась, на ее пороге появился весёлый тракторист в пятнистой форме и грязных сапогах. — Чего орёшь? — спросил он меня приветливо, вынимая сигарету из нагрудного кармана. — Что здесь происходит? — действительно заорал я, — Это моя земля, мой, то есть наш, участок, вы что здесь делаете вообще? — Как чего? Дорогу строим, шоссе Восток-Запад, высшей категории. — сказал он с некоей гордостью, глубоко затягиваясь сигаретой. — Все дома здесь сносят, твой последний остался. Долго спал, мужик! — Я обливался холодным потом, слова застревали в горле. — Где ваше начальство? — Где-где, — ухмыльнулся бульдозерист, — В Москве. Главдорспецстрой. — Я буду жаловаться! — продолжал я выкрикивать бесполезные слова. — Я до президента дойду! — Жалуйся, жалуйся. Доходи, доходи, — милостиво разрешил он. — Только как бы мы тебя раньше с халупой твоей в глину не закатали. — Да как ты смеешь, сволочь такая, — я начал задыхаться, в глазах у меня помутилось. Я сделал нечеловеческое усилие, напряг, казалось, все жилы в руках и ногах, и вновь открыл глаза. Через щели в тяжёлых гардинах начал пробиваться предутренний свет, знакомая мне императорская спальня была чуть различима, но её я сразу узнал и всё сразу понял. — А-а-а, — громко застонал я. — Где сон, где явь? Что лучше, где лучше? — Ваше Величество, вам плохо, — у кровати стоял верный Чемодуров и держал меня за руку. — Опять головные боли? Может, докторов позвать срочно? — Нет, никого не надо. Плохой сон приснился. Который час? — Да ещё только полшестого. В девять доктора придут, а в десять у вас завтрак с Вячеслав Константинычем, фон Плеве, государственным секретарём. — Ах, да-да, я министра двора, с двойной фамилией, просил этого Плеве к себе на приём позвать. — Так точно-с, Воронцов-Дашков, они и позвали-с. — Вот видишь, я что-то помню. Не всё ещё забыл. — Чемодуров опустил глаза: — Вы поспите, Ваше Величество, а вас разбужу, когда следует. — И я опять провалился в сон, на этот раз чёрный и пустой.