Золотое озеро детства. Рассказы для детей и взрослых

Нина Ивашинникова

Эта книга о маленькой девочке Нинке, самой обыкновенной, ничем не отличающейся от таких же детей того, давно прошедшего советского времени. О её жизни на Севере, о переезде в заповедное место Горного Алтая — Телецкое озеро. О забавных случаях, о семье и друзьях, о дружбе и любви. О её представлении о мире, переживаниях и разочарованиях. Если вы узнали себя или вспомнили давно забытые моменты своего детства, посмеялись или погрустили, значит, написана книга была не напрасно.

Сегежа

Мой отец часто ходил за границу судовым электромехаником: в Норвегию, Данию, Польшу. Мне было всего два месяца, когда мы с мамой впервые полетели в Гданьск, где отец ремонтировал судно. Оттуда мама привезла вещи, которые достать в Советском Союзе было невозможно: польские портьеры, скатерти, кофточки. Казалось, что мы благополучная советская семья. Одна мама так не думала. Папа начал безудержно пить. Всё закончилось в один день, когда на лестничной площадке пьяный отец ударил по голове спускающуюся старушку, которая по своей старческой непосредственности сделала отцу колкое замечание. Бедняжка от удара свалилась на лестницу и кубарем покатилась вниз. Суд признал отца виновным в нанесении тяжких телесных повреждений и отправил его на исправительные работы художником на целлюлозно-бумажный комбинат в Сегежу, маленький серый городок в Карелии. У отца был талант к рисованию: эскизы и наброски карандашом кучкой лежали под родительской кроватью.

Так мы всей семьей переехали из большого северного города на Баренцевом море вслед за нашим отцом. Мама с болью в сердце прощалась со своим родным городом, при этом отец успокаивал:

— Ничего, Лариска, через два года вернёмся!

Один Бог знал тогда, что мама попрощалась с Родиной навсегда.

Я, четырёхлетняя девочка, и мне все равно, куда мы переехали, в какой квартире живём. Мы — вместе, и это главное. Мама сразу определила меня в детский сад, Олега в школу, а сама устроилась в местный книжный магазин продавцом. Какие книги стали появляться у нас дома! Большие и маленькие, с яркими иллюстрациями, я перелистывала их и как будто читала эти сказки: Шарль Перро «Золушка» «Конёк-Горбунок» Ершова, «Поросенок Плюх» и ещё много разных книг. Появилась целая библиотека! Мой брат обожал читать, порой, до самой ночи сидел, склонив голову над очередной сказкой, которую мама приносила из магазина.

— Учись, Нинка, читать, много книжек интересных. Будешь умная, как я, — с гордостью говорил Олег.

Из окна нашей двухкомнатной квартиры мы с братом часто наблюдали за парашютистами — много их спускалось из-под небес, как маленькие лёгкие белые одуванчики летели они на землю, слегка раскачиваясь в воздухе. С другого окна под нашей квартирой находился магазин, и крыша его служила нам балконом; я спускалась на неё и рассматривала прохожих, идущих по улице.

Вспоминаю, как в детском саду у меня появился первый жених Мишка. Он, сидя в песочнице и строя башни, отмахивался лопатой от нас, пытающихся залезть в песочницу детей. Не повезло, конечно же, мне. Со всего маху Мишка огрел меня по голове железным торцом лопаты, кровь потекла тёплой струёй на бровь. Я схватилась за голову и села. Боли не было. И страха от заполненного кровью глазом тоже. Интересно, как я теперь буду жить с такой головой? Что скажет папа? В тот момент я поняла, что Мишка мне женихом никогда не будет… То был первый памятный «подарок» — шрам у виска длинной в палец, оставшийся на всю жизнь.

Или другой случай: такое бывает, наверно, в каждом детском саду, когда у воспитателя появляются любимые дети. Не то что их любят, а тебя нет, просто к тебе равнодушны или не замечают вовсе, а любимчиков выделяют, ставят в пример, угощают, обнимают и целуют. Так было и со мной. В любимчиках я не была, скорее наоборот. Ну как можно любить маленькую некрасивую девочку без косичек, с торчащими во все стороны волосами и грызущую ногти?

Однажды воспитатель сказала детям:

— Посмотрите, ребята, что я вам принесла, — и весело показала металлический кукольный чайник. — Сегодня я подарю его ребенку, который целый день будет стараться и не получит ни одного замечания.

Этим счастливчиком должна быть я! По крайней мере, мне очень этого хотелось. Целый день я старалась, выполняя все указания воспитателя: подчищала хлебушком края тарелки, ложилась в кровать, заводя руки за голову, как учила нас воспитатель. Правда, не спала, а всё думала о подарке. После полдника воспитатель сказала:

— Я хочу чайничек подарить самой послушной девочке — Валечке!

Я нахмурила брови.

— Но я тоже старалась! — с горечью в голосе возразила я.

— Конечно, тебе, Ниночка, коробочка от чайничка, — сказала воспитательница. — Она тоже очень полезная.

Вечером я принесла коробочку домой.

— Папа, пожаловалась я, — я хорошо себя вела, но чайник достался Вале.

— Ну и дура ваша воспитательница! — сказал отец. — Так ей и передай. Не ной!

По выходным я часто гуляла во дворе дома с подружками, придумывая разные игры. Однажды увидела, как соседская девчонка что-то аккуратно складывает в ямку. Подбежала и спросила с любопытством:

— Что ты там копаешь? Можно мне посмотреть?

— Это секрет! — гордо ответила та. — Я взяла у мамы золотую цепочку, положила её в ямку, закрыла стеклом и присыпала песком, а сверху положила камушек, чтобы место не забыть. Буду заглядывать туда, сколько хочу.

Она не знала, что это теперь был и мой секрет. Одна, попросившись у мамы погулять, выбежала на улицу, глазами нашла холмик с камушком, едва заметный среди деревьев, и тихо склонилась над ним. Огляделась по сторонам и робко отгребла песочек; я долго смотрела на цепочку сквозь прозрачное стеклышко… Через несколько дней секрет куда-то исчез. Долго рыдала соседская девочка, получив хорошего ремня за потерянную золотую мамину вещь.

В нашем серванте в вазочке лежали золотые часики, свадебный подарок маме. Стрелка у них давно сломалась, и часы тихо ждали ремонта. Однажды мой взгляд упал на них. «А что, — подумала я, — надену их на руку и пойду гулять». Прогуливаясь около магазина, я увидела мальчика, на груди которого был пристёгнут круглый значок-переливашка. О таком великолепном значке со слонёнком, который при повороте еще и подмигивал, можно было только мечтать!

— Мальчик, а можно у тебя взять поносить этот значок? — робко спросила я.

— Нет, — фыркнул тот. — Ещё чего! Он у меня один.

Я достала из кармана часы.

— А на часики поменяешься?

Незнакомец повертел в руках мою вещицу, приложил к уху и противным голосом сказал:

— Не тикают. Сломаны, наверно. Ладно, меняемся, — и, отстегнув значок, протянул его мне. — На, держи.

Я, счастливая, помчалась домой.

— Мама, смотри, у меня новый значок со слоником!

— Красивый, — равнодушно ответила мама. — Где же ты его взяла?

— На твои сломанные часы поменялась! — с гордостью воскликнула я.

— Часы?! — закричала мама.

Дальше я помню, как жёсткий ремень в руках отца обжигал мою ни в чём не повинную попу.

Тогда же я впервые напилась пива. Допьяна, так хотел папа. Он сказал мне однажды, слегка заплетающимся языком:

— Нинка, ты моя плоть и кровь, и ты пройдешь моей дорогой, хочешь ли ты этого или нет.

Я пробовала возразить:

— Но я не хочу. Я девочка…

И вмиг была подстрижена наголо ручной машинкой.

— Всё, сказал отец, — ты лысая как я. Да не реви, лучше выпей!

Я глотнула горькую жидкость, с виду похожую на лимонад, и сквасила лицо.

— Что, не нравится? — засмеялся папа. — Пей давай!

Я, зажмурив глаза, залпом выпила стакан. Через пять минут папа куда-то поплыл, стало безразлично уже, лысая я или с волосами. Я еле доплелась до кровати и провалилась куда-то в тёплую сонную пучину.

Утром меня с братом кто-то ударил по голове. Ничего не понимая, спросонья, я заревела. Следом заревел брат. Напротив кровати стоял пьяный отец, сжимая от злости кулаки:

— Вставайте, сукины дети. Завтракать!

Мы со слезами сели за стол. Есть не хотелось. Я, всматриваясь в тарелку с творогом сквозь застывшую призму слезы, вдруг представила белый дворец, в котором живёт принцесса, и ложкой начала строительство. Не успев прокопать ров вокруг моего строения, получила второй удар ложкой по голове.

— Ешь, я тебе сказал!

Со страхом и болью я съела дворец бесследно.

Я представляла папу страшным Карабасом — Барабасом, когда он со всей силы пинал маму в живот, а меня за лямки комбинезона подвешивал на крючок вешалки. Что я чувствовала тогда? Сложно вспомнить. Мне жалко было её, маленькую полную беззащитную женщину, рано похоронившую мать, родившую на свет детей и не имеющую сил защитить их от «любящего» отца. Это были тяжёлые годы перемен в сознании нашего папы, власти алкоголя, описанные от страха матрасы, и безусловная служба и подчинение нашему великому мучителю — Адольфу.