Дельцы
Ярко-желтый Peugeot 406 с опознавательным логотипом такси миновал указатель Saint-Cloud, нырнул в небольшой тоннель, выдолбленный еще пару столетий назад, пронесся мимо крохотного кинотеатра, гольф-клуба и, наконец, остановился напротив уютного одноэтажного домика темно-пурпурного цвета, до самых окон утопавшего в свежей зелени.
Выйдя из такси, Есения улыбнулась водителю, и, поправив солнцезащитные очки, непринужденной походкой направилась к коттеджу. На ней были зауженные белоснежные брюки и оливкового цвета блейзер. Густые пшеничные волосы колыхал легкий ветерок, лаская лицо женщины. Есения выглядела сногсшибательно и знала об этом.
Оказавшись на крыльце, она нажала на кнопку звонка, и где-то в недрах дома раздалась переливчатая трель соловья.
Дверь долго не открывали, и Есения, вздохнув, полезла в сумочку-клатч. Она уже набрала нужный номер, как за дверью послышались шаркающие шаги.
— Сеня, ты, что ли? — послышался хриплый мужской голос.
— Не угадал, — фыркнула женщина, поднимая очки на лоб. — Привет, Гена.
Дверь открылась, и на нее уставился невысокий мужчина лет пятидесяти в измятом чапане. Восточный халат, расшитый золотыми нитями, выглядел так, словно в нем спали. Каштановые волосы с проседью торчали в стороны, словно наэлектризованные, на впалой груди поблескивал серебряный крестик.
— Рад тебя видеть, сестренка, — широко улыбнулся хозяин дома.
Они обнялись, и Есения чмокнула брата в колючую щеку.
— Тебе надо проветрить дом. — Она наморщила нос, заходя внутрь.
— Можешь не снимать свои модные туфельки, Сеня, — бросил мужчина. — У меня легкий бардачок.
— Я и не собиралась дефилировать босиком в твоему хлеву, это раз, — отозвалась Есения. Она кинула брезгливый взгляд на треснувший пакет с мусором у входа, из прорехи которого высыпалась скорлупа от фисташек. — И во‐вторых, перестань меня называть этим дебильным прозвищем. Как будто я собачонка какая-то!
— Ну тогда и ты меня Генрихом зови, — не остался в долгу брат. — Я тебе не крокодил какой-нибудь.
Они рассмеялись. Есения присела на заваленный одеждой диван, предварительно откинув в сторону мятые брюки.
— У тебя что, вечеринка вчера была?
Ее взор остановился на столе, на котором красовались пустой пакетик из-под фисташек, заляпанный жирными пальцами бокал и пустая бутылка «Джек Дэниэлз».
Генрих шумно зевнул и плюхнулся в плетеное кресло из ротанга.
— Наши вчера в четвертьфинал вышли, — сообщил он. Выудив из-за уха зубочистку, он сунул ее в рот.
— Весомый повод, — кивнула Есения, положив ногу на ногу и покачивая лакированной туфелькой. — Как говорят, причину и пластырь можно куда угодно приклеить.
— Будешь мне нотации читать?
— Делать мне больше нечего, — вздохнула Есения. — Проще ежа научить на барабане стучать. Как твое горло? Почему ты сбежал из клиники?
Лицо Генриха стало кислым, будто он хлебнул свежевыжатого лимонного сока.
— Потому что я ненавижу врачей, — пояснил он, ковыряясь в зубах. — И ты это знаешь.
— Но у тебя подозрение на рак, — напомнила Есения. — Я понимаю твою неприязнь к людям в белых халатах, но ты должен пони…
— У меня не подозрение, а рак, — перебил Генрих сестру, и голос его прозвучал как-то жутко и обыденно одновременно, словно речь шла о пустяковой ранке на десне. — Вторая стадия. Анализы показали, что третья уже не за горами, и метастазы продолжают расти.
Есения опустила ногу на пол, в упор глядя на него.
— Тогда ты не должен сейчас сидеть тут, Гена.
— Не начинай все заново.
— Мне нужен живой и здоровый брат, а не дохлятина, едва держащаяся на ногах. Да еще с перегаром, — добавила она с плохо скрытым отвращением.
Генрих зашелся в хриплом кашляющем смехе.
— Узнаю свою сестренку, — воскликнул он, перекидывая зубочистку из одного уголка рта в другой. — Живой и здоровый, говоришь? Только забыла дополнить, для каких целей я тебе нужен живой и здоровый. Чтобы приносить прибыль! Так ведь, Сеня?
— Перестань.
— Да ладно, не обижайся, — хихикнул Генрих, примирительно поднимая ладони вверх. — Я все понимаю. Но чтобы ты отстала и больше не взрывала мне мозг, скажу — все под контролем. Через неделю я снова лягу в больницу, никуда от этого не денусь. Все это время буду принимать препараты. Ты довольна?
— Не вполне, ну да ладно. Тебя все равно не переубедишь.
— Как и тебя, — парировал Генрих. — А теперь давай к делу. Я нашел тебе хорошего клиента, он живет в Ницце.
Есения присвистнула.
— Это почти семьсот километров от Парижа, — заметила она.
— Ты совсем обленилась, — вздохнул Генрих. — Раньше ты могла полететь в Мексику на сомнительные переговоры, а на следующий день уже брать билет в Японию!
— То было раньше, — резонно ответила женщина. — Мы растем, растут и ставки. Так что там насчет клиента?
— Старый хрыч начал собирать марки раньше, чем научился ходить, — продолжил Генрих. — Он буквально купается в деньгах, как Скрудж МакДак, и покупает все подряд для обменного фонда, но особо тащится от экземпляров, выпущенных до Первой мировой войны! Ты ведь говорила, у тебя намечается богатый улов от российских филателистов? Можем хорошо заработать.
— Есть один на примете, — подтвердила Есения. — Хилый старичок, тоже всю жизнь собирал марки… Он сейчас в хосписе, а его коллеги по хобби, к счастью, уже все давно на том свете. Жива только супруга, которая собирается продавать коллекцию… Мои люди сейчас работают с ней, и буквально сегодня-завтра мы будем знать, что почем.
— Только не тяни, дорогая, — попросил Генрих. Он вынул зубочистку изо рта и, не найдя ей достойного места, аккуратно положил на подлокотник кресла. — Как у тебя дела?
— Все ровно. Сейчас пытаюсь одного клиента подцепить в Москве, какой-то старый пень, монеты собирал…
— А, ну-ну, так этого парня я тебе изначально подкинул!
— Совершенно верно. Так вот, на меня его внучок вышел, я так поняла, ничего в этом деле не соображающий. Наш контингент. Пока что волынку тянет, но я чую, что дело пахнет хорошим наваром.
— А что из текучки? На стадии завершения? — поинтересовался Генрих.
— Из текущих дел сейчас на очереди картины и рукописи Протасова. Это советский писатель, я тебе уже говорила о нем.
Конец ознакомительного фрагмента.
