Самый лучший пионер

Павел Смолин (2024)

Приключения попаданца в пионера со стартом в 1968 году и с целью строительства образцово-показательного социалистического государства. В книге присутствует нецензурная брань!

Глава 5

Фарцовщика на улицах Москвы искать не пришлось — одному из них мама штаны и дорабатывала, и он скоро придет забрать заказ.

— Филькой зовут! Фил! — ехидно фыркнула родительница.

— Меньшего я и не ожидал! — хмыкнул я.

Ожил дверной звонок, и мама пошла открывать, через несколько секунд вернувшись с одетым в джинсы, джинсовку и футболку «Битлз» молодым человеком лет двадцати. Неплохо упакованный! На голове — лихой начес, во рту — жвачка.

— Здорова! — вопреки ожиданиям, поприветствовал он меня на родном языке и спросил: — Как дела?

— По кайфу! — честно ответил я.

— Как-как? — заинтересовался Фил. — «По кайфу»? Прикольно, я запомню! Держи!

И выдал мне одинокую пластинку жвачки.

Ну и жмот!

— Спасибо, — не стал я отказываться и убрал подарок в стол.

— Я померию, теть Наташ? — безграмотно спросил Фил, кивнув на лежащие на диване джинсы.

— Конечно, — разрешила она.

Проигнорировав ширму, фарца принялся примерять штаны прямо у нас на глазах. Подвигав бровями на трусы расцветки американского флага, мама решила:

— Пойду чайник поставлю.

— Козырно! — одобрил мамину работу Фил, похлопал ладошками по бедрам и приземлился на диван. — В них и пойду!

— Грац с обновкой! — поздравил его я.

— Как-как? — Понравилось ему и это. — «Грац»?

— Поздравляю, — расшифровал я. — От английского…

— Понял, не тупой! — самонадеянно заявил он и выдал мне еще пластинку жвачки.

— Спасибо! — убрал в загашник и этот подарок и достал взамен патч с питбулем, положил фарцовщику на ногу: — Смотри, какая штука есть.

— Козырно! — оценил он. — Подарок?

— Было бы мое — подарил бы, — скорбно вздохнул я. — Но это же мама вышивала, трудилась, глаза портила… — развел руками.

— Сколько? Он один у вас? — спросил Фил, рассматривая патч на вытянутых руках.

— Пятнадцать рублей штука, еще вот такие есть… — выложил ему на ноги остальное.

— Теть Наташ! — обратился фарцовщик к вернувшейся в комнату маме. — А может, Сережку к нам пристроить? Нам башковитые нужны.

— Ну уж нет! — не позволила она.

Пожав плечами с видом «не больно-то и хотелось», Фил начал торг:

— Пятнадцать — это несерьезно! Это же просто заплатка!

— Заплатка — это дыру в совковых шмотках затыкать! — поправил я его. — А это — атрибут стиля! Называется «патч».

— Патч? — задумчиво почесал фарца подбородок. — По пять!

— Прикинь, такого ни у кого нету! — добавил я аргумент. — А у тебя будет! Тупо самый модный чувак на районе! По четырнадцать!

— Я и так! — самодовольно фыркнул Фил и повысил ставки: — По семь!

— Работа мелкая, кропотливая! — показал на аккуратно вышитые клыки пса. — Ручная! Меньше тринадцати рублей не стоит!

— Да я теперь хоть сам таких наделать могу! — выкатил фарца последний аргумент и виновато посмотрел на маму, продемонстрировав остаточное воспитание: — Извините, теть Наташ, у вас очень здорово получилось!

— Давай тогда по десять, — предложила мама.

— Ай, идет! — махнул рукой Фил и рассчитался с мамой за джинсы и «заплатки». Еще за рубль она пришила ему на левую ногу череп, на правую — питбуля. Обувая кроссовки марки «Адидас», Фил спросил: — А если я вам неликвидных джинсов принесу — вы еще сделаете, теть Наташ? Только уже по девять.

— Неси, — кивнула довольная мама.

Когда дверь за гостем захлопнулась, мы дали друг другу пять.

— Надо гитару тебе новую купить, — решила мама. — А эту вернем деду Леше.

— Это будет правильно, — кивнул я.

— Сам сходишь, — решила мама и выдала мне аж пятидесятирублевую бумажку: — Вот, только хорошую бери! А на сдачу Катю в кино сводишь, — подмигнула. — А те не трать, копи на что-нибудь. Проигрыватель, например! — подсказала благородную цель и спросила: — Еще эксперименты будут?

— А у тебя есть каталоги с одеждой? — спросил я.

— Полно! — фыркнула она. — А ты что, забы… — Осеклась.

— Старого нет — будет новое, — успокоил я ее.

Каталоги оказались, конечно же, советскими. Нашел модель в белых брюках и красной клетчатой блузке.

— Штаны вот так… Блузка вот так… Здесь — клевый белый ремень.

— Я себе такое сошью, — моментально оценила мама моду грядущих семидесятых годов. — А еще что?

«Еще чего» было много, и по итогу мама решила завтра обойти всю фабрику — посоветоваться.

— Дешевле двухсот платье не отдам, — решительно кивнула она особо удачному эскизу и тут же принялась что-то кроить.

Я же сходил помылся в душе при помощи хозяйственного мыла (что поделать), почистил зубы зубным порошком и лег спать — уже десять вечера, солнце село!

* * *

С утра мы с тетей Надей сходили в поликлинику — здоров! — и она помогла мне отыскать универмаг, где за сорок рублей (мама же сказала брать хорошую) купил себе акустическую гитару производства фабрики музыкальных инструментов имени А. В. Луначарского и отказался от покупки футляра — это ж не чехол, а натурально деревянный сундук. Зато купил запасные струны — тоже дорого, блин. Может, подумать о кладах еще разок?

— Доволен? — спросила мамина подруга и зарядила в автомат с газировкой монетку. — Тебе с сиропом?

— Без него, — вспомнив о пломбах, попросил я и ответил: — Доволен! Свое всегда лучше чужого.

Вернувшись домой, пообедали нашими пельменями, и она пошла забирать дочь от бабушки, а я, глянув в окно, закинул в карман мелочи, пластинку жвачки и вышел во двор.

— Привет! — поздоровался с одетой в черную юбку чуть ниже колена и серую блузку мрачной Таней.

Она, конечно, мрачная, но мордашка очень симпатичная, а фигурка имеет хороший потенциал. Но это я без задней мысли — мне даже не особо-то и хочется, если честно, в силу возраста. Вот через годик-другой на стены буду лезть, но пока можно просто и беззаботно дружить со всеми милахами подряд.

— Привет! — Безнадегу на ее лице на краткий миг осветила улыбка.

Увы, исчезнув без следа.

— Почему ко мне не прилетает сова? — спросила она.

Сов я оставил — для советского менталитета вполне канают.

— Колдовать не умеешь, — честно ответил я.

— А ты? — спросила она.

— Алхимией немножко занимаюсь, — доверительно прошептал я.

— А какие зелья варить умеешь? — прошептала и она, наклонившись поближе и затрепетав ресничками.

— Не знаю, как оно называется, но, если покрошить котлету и перемешать с макаронами, получится вкуснее.

— Дурак! — захихикала девушка.

Вот так уже лучше!

— Ты не занята? Пошли в кино?

— У меня денег нет, — расстроенно ответила она.

— У меня есть, — не отстал я.

— Я тебе потом отдам, — пообещала девушка.

— Когда разбогатеешь, — выставил я рамки.

— А что там сегодня дают?

— Дают там фильм про Чапаева, — загнул палец.

Таня поморщилась.

— Фильм про Фрунзе, — загнул следующий.

Таня сморщилась еще сильнее.

— И фильм про любовь! — добавил я.

— Пойдем на него, — предложила она.

— До него еще полтора часа, — заявил хитрый я. — Придется идти в кафе-мороженое.

В кафе-мороженое Тане явно очень хотелось, но:

— У меня денег нет.

— У меня все еще есть, а ты все еще отдашь, когда разбогатеешь, — терпеливо объяснил я и поднялся со скамейки, пресекая дальнейшие диспуты: — Пошли?

— Пошли! — поднялась и она.

Вышли со двора, и я закрепил успех парочкой анекдотов. Вот такое настроение нам подходит! Теперь можно начинать расспрашивать обо всем, кроме положения дел в семье.

— А у тебя какой цвет любимый? — спросил я.

— Ты же, когда анкету мне заполнял, читал, — надулась она.

— Так я же ничего не помню, — развел я руками. — Прости, но в моих глазах мы разговариваем впервые в жизни.

— Точно! — хлопнула она ребром кулака по ладошке и смущенно засмеялась: — А я и забыла! — Успокоившись, ответила на вопрос: — Красный.

— Как кумач? — спросил я.

— Да, — не стала она играть в нонконформизм и спросила: — А у тебя?

— Зеленый, наверное? — пожал я плечами. — На зеленое приятно смотреть, успокаивает.

— Папашина рожа с перепоя совсем не успокаивает, — помрачнела она.

Зеленеет батя, похоже.

— А музыку какую любишь? — переключил я ее на конструктив.

— Мне Пьеха нравится, — удивила она. — И Зыкина, но это только потому, что маме она нравится, — с детской непосредственностью призналась она.

Потешно — на шестьдесят лет назад перелетел, а имена все те же!

— Муслим Магомаев еще, — добавила Таня.

Этого тоже помнят.

— И «Битлы», — этот пункт вышел каким-то неуверенным.

— Мне тоже они не нравятся! — прошептал я ей на ухо.

Ухо немного покраснело, а девушка обрадовалась:

— Ну слава богу!

И где теперь ваш научный атеизм?

— Я уж думала, я одна такая, бракованная! — светлела она прямо на глазах.

Нечаянно подлечил подростку комплексы!

— Слушай, может, не пойдем в кафе, а вон у тетеньки мороженого купим? — указала она на палатку на нашем пути.

Это потому, что в кафе дороже? Я у мамы спрашивал — вдвоем с Таней мы бы «прогуляли» что-то типа трояка, потому что стесняться я бы не стал и ей не позволил.

— Можно и так, — пожал я плечами.

Скромная девочка просветлела еще сильнее, и я купил пару «эскимо». Нашли скамейку в тени тополя, уселись.

— А правда вы с Артемом и Вовкой много денег заработали? — аккуратно откусив кусочек и прищурившись от удовольствия, спросила она.

— Было дело, — кивнул я.

— Я тоже могу шапку держать, — попросилась она на работу.

— Я маме обещал больше так не делать, — расстроенно признался я.

Тайное всегда становится явным, и если обещал — надо делать.

— Маме врать нельзя, — грустно вздохнув, не стала она обзывать меня «маменькиным сынком».

Нужно еще «схему» придумать, чтобы у вот этого грустного ребенка завелись карманные деньги. Она же девочка, ей всякое красивое нужно!

— А что ты умеешь? — спросил я.

Таня оживилась — еще не все потеряно! — и перечислила свои навыки:

— Я рисую хорошо, вязать умею, готовить, убираться… — Осеклась и хихикнула: — Но это тебе не нужно, верно?

— Рисование однажды, может, и понадобится, — пожал я плечами. — Что еще?

— Шить немножко умею.

— А вот и ключевой навык! — обрадовался я. — Пойдешь к нам в швейную артель?

— Артели же Хрущев запретил? — проявила политическую подготовку девушка.

— Шутка, — улыбнулся я. — Имею в виду — маме моей помогать на заплатках вышивать всякое.

— А зачем на заплатках что-то вышивать? — удивилась она.

— Чтобы получать рубль за штуку, — пояснил я.

— Целый рубль?! — Полезли зеленые глазки на лоб.

— Целый, — кивнул я. — Тебе какие рубли больше нравятся — железные или бумажные?

— А можно выбрать? — почему-то обрадовалась она.

— Не знаю, — честно признался я. — Это ты с мамой обсудишь.

— Поняла! — обрадовалась Таня. — Вышивать я могу, если тетя Наташа меня возьмет, не пожалеет!

С детским трудом в СССР сложно: он тут сугубо централизованный, а никакого «на лето в Макдак» не существует. За централизованный при этом платят совсем потешные деньги. Еще можно целебные травы в аптеку сдавать, но где мы их в Сокольниках рвать будем? С мамой, думаю, о вакансии помощницы договорюсь — она у меня хорошая. Хуже прежней, да, но лучше родной все равно никого никогда не найти.

Тут меня словно током ударило — родной матери сейчас пять лет. Удивительно! Потом обязательно надо будет посмотреть на взрослую — ух красивая она у меня была! И будет!

— Чего ты улыбаешься? — заподозрила неладное спутница, немного покраснев щечками.

— А чего мне? — откинулся я на скамейке. — Тепло, хорошо, мороженое вкусное!

— Я тебе тогда за кино и мороженое с первой получки отдам, — пообещала она.

— Я же говорил — когда разбогатеешь! — хохотнул я и попросил: — Только ты про работу ничего никому не говори, хорошо? — И, опередив ее вопрос: — Маме можно.

— Хорошо, я больше никому-никому не скажу, — пообещала она.

— А теперь давай зубы чистить, — предложил я, когда мороженое закончилось.

— Я щетку не взяла, — расстроилась милаха.

— Вот этим! — достал из кармана жвачку, развернул, разделил пополам.

— Ничего себе! — оценила девушка, приняла угощение: — Спасибо! — Поднесла к носу, понюхала: — Мятная! — сунула в рот и со счастливым видом начала разжевывать.

Отличное применение контрабанде!

* * *

Кино «Еще раз про любовь» мне не понравилось, но понравилось девочке Тане, поэтому домой мы оба возвращались в отличном настроении — такой вот парадокс.

— Я вечером тогда к вам зайду? — уточнила она.

— Ага, когда мама вернется, — кивнул я.

— И анкету мне заполнишь, потом ответы сравним! — выкатила интересную активность, помахала мне ручкой и скрылась в подъезде соседнего дома — напротив нас живут.

Дома застал Алексея Егоровича — он сидел на кухне и с отвращением на лице намазывал что-то на кусок бородинского.

— Здрасьте, дед Леш!

— Привет, Сережка. Гулял? — Радуясь паузе перед столкновением с бутербродом, он аккуратно положил его на блюдечко и посмотрел на меня.

— В кино ходил, — отчитался я, подошел и посмотрел на открытую консервную банку — «Паштет шпротный».

— При Сталине селедкой кормили, — доверительно поведал ветеран. — Но это еще ничего — Микоян молодец был, много сделал для того, чтобы народ сытый ходил. Да и рыба нормальная. А при Хрущеве — колбасой китовьей кормить начали, мать ее ити!

Судя по тому, как дедушку передернуло, колбаска была та еще.

— Не ки́това, а Никитова! — хмыкнул дед Леша, горько вздохнул и достал из морозилки бутылку «Русской» водки. — За*бали! — поделился наболевшим, открывая бутылку. — Да ты не стой, ты садись. На-ка вот… — Ветеран издевательски гоготнул и достал из холодильника банку «Напитка мандаринового». — Ишь, б*я, мандаринов нет, а напиток есть! — продолжил он выражать недовольство советской пищевой промышленностью.

— «Напиток сладкий сокосодержащий с ароматом „мандарин“», — внес я улучшение, садясь и принимая от деда стакан напитка.

— Во-во! — одобрил он, нацедил себе стопарик. — Давай, Сережка, за Сталина!

«За Сталина» я был не против, и мы выпили. Ветеран сморщился, подобрал с тарелки бутер, откусил, сморщился еще сильнее. Прожевав и проглотив, вернулся к основной теме:

— А теперь — вообще вон какой ху*ней пичкают. Это же не консерва, а наказание! — Хохотнув, ехидно меня обнадежил: — Рыбный день-то, поди, забыл? Ничего, в школе минтаем полакомишься!

И так он это произнес, что мне прямо поплохело.

— А вы откуда знаете, чем в школе кормят? — попытался я купировать зарождающуюся фобию.

— Так я же ветеран, нас по школам постоянно водят, — поделился он особенностями досуга, даванул взглядом бутерброд, горько вздохнул и нацедил себе еще стопарик со словами: — Не выбрасывать же.

Уже без тоста «намахнул» стопарик и в два мощных укуса уничтожил остатки бутерброда.

— А зачем вы такое покупаете, если вам не нравится? — поинтересовался я.

— Бабке моей нравится. — Аккуратно прикрыв паштет крышечкой, он убрал его в холодильник, достав взамен банку кильки в томатном соусе, продолжая объяснять: — А я вот каждый раз пробую — вдруг лучше стал? Х*й он лучше станет! — Издав этот полный безнадеги вздох, дед пробил крышку кильки ножом. — А вот это Брежнев хорошо придумал, вкусная консерва! Будешь? Ту не предлагаю, ты уж извини! — хохотнул.

— Буду! — разохотился я.

Дед Леша выдал мне ножик, которым я отрезал хлеба, и вилку, которой полагается делать все остальное.

— Бог троицу любит, — буркнул дед и накапал себе еще. — Ну и будет! — Завинтил крышечку и убрал бутылку на место. — Всегда меру знать нужно, — выдал мне ценный жизненный урок. — Так вот ты мне скажи, Сережка, что еще удумают? — кивнул он на холодильник.

— Сверчка! — приоткрыл я перед ним завесу будущего.

— Какого еще, б*ядь, сверчка? — удивился дед.

— Обычного, стрекочет который, — пожал плечами я. — Выращиваешь в специальном резервуаре — тонн по пять пускай будет…

— Пять тонн сверчка? — удивился он еще сильнее.

— А чего мелочиться? Народу же много! — пояснил я. — Ну и вот, потом раз — всех уморил, высушил, в муку смолол и добавляй хоть куда — чистый белок.

— Ты только нашим е*аным рационализаторам такое не рассказывай! — попросил он меня.

Перекусив, сходил в комнату и принес дедовскую гитару — днем-то вернуть не успел, поторопившись погулять с Танечкой-лапочкой.

— Что, стоять уже перестал? — гоготнул поддатый дедушка.

— Не, мама решила, что мне свой инструмент нужен, — покачал я головой. — Вот и возвращаю! Спасибо! Я еще и в ДК записался.

— Ну-ка показывай, чему научили, — приказал дед Леша.

Занятий еще не было, но это же охренеть как удобно — буду прибавлять с повышенной скоростью и говорить деду, что научили в ДК. А там, получается, наоборот. Сел на табуретку, показал.

— Ну молодец, не филонил, получается! — похвалил ветеран, вытер за собой крошки со стола, подхватил инструмент и хлопнул меня по плечу: — Хороший ты пацан, Серега!