Черная сирень

Полина Елизарова, 2023

Первый роман цикла про Варвару Самоварову – красавицу с ноябрьским снегом в волосах, списанного из органов следователя. После профессионального поражения и тяжелой болезни Варваре Сергеевне предстоит начать жизнь с чистого листа. Майской ночью в городе туманов произошло загадочное убийство молодого танцора и возрастной замужней дамы. Это событие в корне изменило жизнь нескольких вроде бы непричастных к нему людей. Роскошная бродячая цыганка и красавица-самоубийца, мужественная отставная прокурорша и малодушные врачи, ночное варьете, зажигательные танцы, бомжи, каменные львы, сплетни черемухи и мистика черной сирени, метафоричные сны и полная чудес явь, низменное и духовное – все это ловко переплетается в романе «Черная сирень», с которого начинается знакомство с очаровательной Варварой Самоваровой, бывшим следователем полиции. 2-е издание, дополненное и переработанное.

2

Невзрачная двухэтажная гостиница, выкрашенная в желтовато-коричневый цвет, с тяжелыми решетками на низких окнах и затейливыми, словно случайно кем-то передвинутыми с пешеходных улиц чугунными лавочками по обе стороны от входа, располагалась в небольшом, уже утопавшем в майской зелени дворике.

В данный момент в тихом уголке творилось нечто невообразимое: на крошечной гостиничной парковке стояли три машины полиции и «скорая помощь», а служащие отеля в некрасивой униформе, зеваки из окрестных домов и похожие на гончих псов полицейские возбужденно суетились, покрывая громкими возгласами и матом весь этот маленький тесный пятачок.

Лупоглазая и худосочная администратор отеля с усилием придерживала рукой входную дверь, через которую беспрерывно сновали люди.

Самоварова стала протискиваться в самую гущу массовки. На нее тут же повеяло валокордином, гастритным желудком, дешевой кожей форменных полицейских ремней, сигаретами и плохим кофе.

Никто не обратил на нее ни малейшего внимания. Это позволило сразу же слиться с толпой в единый живой организм, чтобы уловить энергию, тонкий след которой вел наверх, в недра небольшого здания, где, судя по всему, развернулось основное действо.

Две смахивающие на проводниц поезда горничные с аляповатым, неуместным для дневного света макияжем, спешно затягиваясь, негромко переговаривались между собой.

— Богатая была… Она за все и платила…

— То ли кубинец, то ли мексиканец! — объяснял возрастной мужчина в льняном пиджаке своему собеседнику — долговязому парню с бумажным стаканчиком кофе в руке и дурацкой собачкой под мышкой.

— А если так, то кого-то из консульства должны были вызвать, — громко и скорее сам для себя заключил мужчина, поскольку парень, которому повизгивавшая собачонка явно доставляла физическое неудобство, только хмуро угукал в ответ. — Что-то не вижу я тут машин с дипломатическими номерами…

— Р-р-разойтись!!! — скомандовал в мегафон показавшийся в дверном проеме майор в туго натянутой на пивном животе форменной рубашке.

Самоварова прищурилась: этого усатого она не знала.

— Всем посторонним лицам просьба разойтись по домам! — упорствовал тот, хотя в ответ в толпе не образовалось ни малейшего движения.

Двое совсем юных полицейских, девушка и парень, волокли по асфальту парковочные буйки и, расставив их в две линии, с помощью липкой белой ленты выделили коридор до машины «скорой», которая, истерично завывая и с трудом маневрируя в толпе, пыталась ровно сдать назад.

Самоварова поняла, что опоздала.

Скоро начнут выносить, и проникнуть в здание у нее уже точно не получится.

Она достала из сумки потертый очечник и папку, надела очки, положила сверху папки чистый белый лист, зажала в пальцах шариковую ручку и, уверенно подвигав локтями, натоптала себе местечко возле машины «скорой».

Своего доброго друга она здесь пока не углядела.

Плохо. Очень плохо…

Без покровителя она рисковала быть выдворенной отсюда вместе с остальными зеваками. Варвара Сергеевна надеялась, что при помощи своего невозмутимого остренького личика и строгого серого плаща она сможет спасти ситуацию, ведь было дело — помогало. Но, оценив обстановку, она сообразила, что лучше прямо сейчас заручиться хоть каким-то союзником.

Обернувшись, Самоварова обнаружила, что за спиной у нее оказался тот самый возрастной эксперт по международным отношениям.

— Говорят, — доверительно шепнула ему Варвара Сергеевна, — если, конечно, я верно расслышала, этот иностранец — принц африканский…

Майор снова показался в дверях, стер со лба пот, устало выдохнул и свирепо прокричал в мегафон:

— Граждане! Не мешайте работать! Покиньте площадку!

— Не каждый день такое увидишь, — продолжала, не дождавшись никакой реакции, Варвара Сергеевна. — А может, чуть-чуть похулиганим?

— Хм! — наконец произнес «эксперт». — А я подумал, вы тоже при исполнении!

— Ну как сказать…Что, испугались?

— А чего мне бояться? — не понял собеседник, на всякий случай немного попятившись назад.

— Сейчас их вынесут… Если вы легонько меня подтолкнете, я, возможно, успею разглядеть, принц это какой или брешут…

— Господи помилуй! Надо же такое придумать! — не поддержал он ее порыва.

Ответить Самоварова не успела — из здания вывалила целая толпа полицейских. Зная, что народ не так просто разогнать, полицейские принялись, толкаясь спинами, оттеснять людей подальше от белой ленты.

Майору позвонили на мобильный.

— Да! — рявкнул он в трубку. — Так и есть, уже увозим!

— Ну же, не подкачайте! — сделав вид, будто они обо всем договорились, бросила через плечо Самоварова и, вжав голову в плечи, с сосредоточенным выражением лица принялась чертить на бумаге какие-то круги.

— Вы что же думаете… — начал за спиной мужчина, но договорить не успел: из дверей показались санитары с носилками. Оглушил своим мегафоном майор, полицейские потеснили толпу, отжимая ее назад. Вскоре носилки поравнялись с тем местом, где, едва удерживая равновесие, стояла Самоварова, которая уже нащупала ногой ступню соседа. Недолго думая, она что было силы воткнула в нее свой каблучок.

— Ептыть! — Мужчина рефлекторно двинул ей в спину кулаком, и она, теряя равновесие, упала грудью на белую, с пятнами крови, простыню, прикрывавшую чье-то крупное тело.

* * *

— Варвара Сергеевна, голубушка, что ты за шапито-то здесь устроила, а?!

Полковник Никитин, большой, сутулый, чем-то похожий на медвежонка коалу, раздувшегося до невероятных размеров, раздраженно топтался на одном месте. Взгляд его, мониторивший обстановку вокруг, время от времени тяжело опускался на Самоварову, сидевшую в кресле в маленьком вестибюле отеля.

Отделение полиции, которым командовал полковник, слыло в городе «интеллектуальным». Там всегда обходились без побоев, дешевых угроз и прочего беспредела. Не раз он уже нарывался на неприятности, которые неминуемо должны были привести к отстранению от занимаемой должности, но чья-то таинственная и сильная рука, уважающая истинный правопорядок, в последний момент его спасала, и даже самые серьезные недруги на какое-то время оставляли полковника в покое.

Самоварова, прикрыв рот рукой, все еще едва сдерживала рвотные позывы. Выбранный ею неизвестный «союзник» (будь он неладен!) толкнул ее в спину с такой силой, что вместо задуманного «рассмотреть поближе», она на несколько жутких секунд оказалась лежащей на трупе.

Пытаясь на что-то переключиться, Самоварова рассматривала ботинки полковника.

«Модель все та же, классическая… Добротные, но поношенные, себя не балует, а ей-то, поди, уже не одну шубу с тех пор купил!»

Лет пятнадцать тому назад почти такие его ботинки иногда стояли в коридоре ее квартиры, и у нее прыгало сердце от страха, что Аня, тогда студентка, может неожиданно нагрянуть домой.

— Варя, — понизив голос, окликнул ее полковник. — Ва-ря!

Никитин снова осмотрелся: в отеле стало потише, но он по-прежнему гудел, как разворошенный улей. По холлу быстро сновали полицейские, которые уже завершили все необходимые процедуры.

Он наклонился к ней совсем близко, и к его укоризненному взгляду примешалась искренняя жалость:

— Варя, милая, из-за тебя у меня могут быть серьезные неприятности, хоть это-то ты понимаешь?!

— Сереж, не прессуй меня! Я и так в себя прийти не могу!

— Черт подери… Варя, соберись наконец! Сама хрен знает во что вляпалась и меня еще так по-дурацки подставляешь!

— Вот интересно, перед кем?

Варвара снова вспомнила про нее, такую чужую и такую близкую, с которой однажды случайно столкнулась в коридоре отделения… Или не случайно… И еще вспомнился запах их дома, исходивший от его отутюженных рубашек.

— Ты вообще представляешь, что я не имею права тебя сюда пускать…

Собрав волю в кулак, Самоварова привстала.

— Так, Никитин, — заговорила она вполголоса, — ты зачем сейчас комедию ломаешь? Меня тут и так все знают… Ну или почти все.

— Я сообщил тебе, да, но можно же было и без этого представления обойтись! Еще мужика за собой какого-то чокнутого потянула! Он потом в раж вошел, к понятым полез с расспросами!

Самоварова нервно усмехнулась:

— Просто я ему сказала, что под простыней принц лежит, вот он и не сдержал любопытства!

— Он не только любопытства, судя по твоему полету, он еще и силы не сдержал! Хотя уж я-то знаю, как ты можешь достать человека. Варвара Сергеевна, может, хватит, а? Я все твои прихваты знаю наизусть! Лучше бы ты актрисой стала! Принц, ага. Латиноамериканский Казанова.

— Я не собиралась на него падать! Я просто хотела поближе рассмотреть… Мне надо было подышать с ним одним воздухом.

— За столько лет работы я до сих пор к трупакам не привыкну, а ты — «подышать одним воздухом»… Что же ты тогда и к бабе не полезла, ее же следом выносили?

— Сереж, ну прекрати ты… Меня только отпустило…

— Ладно, прости.

— И потом: баба вторична, ты же сам знаешь…

— Да неужели?

— Это же мир мужчин, по крайней мере вы сами так думаете. Видишь, у вас даже есть преимущество в том, кого первым вынесут с ложа любви. Ну что, может, пойдем на место?

Полковник вздохнул и жестом пропустил даму вперед, прикрывая ее хрупкую, уже немного сухонькую фигурку от своих коллег, словно заранее отгораживаясь от их докучливых вопросов.

Варвара Сергеевна чувствовала у себя за спиной его дыхание. Показалось, наверное, но в этом дыхании она как будто ощутила последние флюиды его былой силы и нежности.

* * *

У любви и у секса разный запах.

Чувство как будто извиняет естественное стремление плоти. Словно невидимые, плетущие кружево чувств существа сторожат где-то рядом и растворяют все неприглядное в многозначительных паузах, в долгих, прощающих наперед взглядах и, пропуская через кружево, очищают — до того воспоминания, где колотятся в неизбывном волнении сердца и связываются цепкими узелками беззащитные души.

Секс же, напротив, выставляет все напоказ.

Здесь пахло сексом.

Скорым, жадным, нечестным.

— Так, — буркнул Никитин, нажав на мобильном «отбой», — плохо дело, личность убитой только что установили.

— Проститутка? — оживилась Самоварова. — Или что-то в этом роде?

— Да хуже, еперный театр! Жена одного богатого чела. Не настолько известного, чтобы это попало на страницы желтой прессы, но… Как бы еще мешать не начал нам этот умник!

Через несколько минут после того, как полковник на свой страх и риск привел Самоварову на место преступления, группа умаявшихся полицейских наконец завершила свою работу.

Угрюмые ребятки пошелестели бумагами, защелкнули чемоданчики и, обдав подругу полковника вопросительно-безразличными взглядами, покинули помещение.

— Ну что ж, это не он…

Убедившись, что в номере, кроме них двоих, никого не осталось, Варвара Сергеевна попросила полковника закрыть дверь. Она присела в единственное в этой крошечной комнате кресло и прикрыла глаза.

— Варь, тебе все еще плохо? Зачем тогда пошла сюда?

— Уже лучше. Я просто думаю, — не открывая глаз, процедила Самоварова.

— Думает она… Елки-палки, Варя! Ты еще в транс здесь войди, как в «Битве экстрасенсов»!

— Друг мой, я уже несколько часов в трансе…

— Не я один это заметил… И почему ты так уверена, что это не он? Ты кого, мужа имеешь в виду?

— Разумеется!.. Этому человеку не было никакой нужды их убивать. Ему, скорее, все это было даже удобно.

— Почему же? — не сдержал усмешки полковник. — Валяй, Агата Кристи!

— Потому что я это вижу. И ты сам, Никитин, тоже это видишь.

— Ну да, ну да… Их даже для отвода глаз не обокрали. Ничего не пропало, шторы до конца не задернуты, и лишних отпечатков мы не найдем. Наслаждались скверным шампанским только покойники, а тот, кому все это не понравилось, ничего здесь не трогал.

— Или не трогала.

— Ты считаешь, что убийца — она?

— Уверена.

— Хм… Допустим…

Полковник брезгливо приподнял край одеяла и посмотрел на кровать так удивленно и задумчиво, будто вовсе не он провел здесь все утро. Преодолевая отвращение, присел на уголок.

— Варя, как ты это научилась делать?

— Что?

— Ну что… Ты еще два дня назад скинула мне эсэмэску: «Как случится — сигналь». Откуда ты могла знать?

— Сережа, — Самоварова открыла глаза и принялась разглядывать его руки, которые он неловко пытался приладить у себя на коленях, — Сережа, с тех пор как я… С тех пор как я решила, что буду одна, я изучаю только природу человеческих эмоций…

— Но не ты все всегда решаешь, Варь! Решает она! Дорешалась уже сама знаешь до чего! И… ты же дома сидишь.

— Нет. Я почти каждый день выхожу, когда дочь уходит на работу.

— Что, до сих пор не выпускает?

— Само собой.

У полковника были розоватые толстые пальцы с коротко остриженными ногтями. Все тридцать с лишним лет, что Варвара была с ним знакома, этими самыми руками он каждый день обнимал ее, ту женщину в пальто с лисьим воротником.

— И куда же ты ходишь?

— Гуляю по городу… Сижу в кафе, смотрю на людей. Сижу в соцсетях и постоянно изучаю.

— Что?

— То, что на самом деле движет людьми.

— Алчность, похоть, что еще может ими двигать?

— Ты не любишь людей, Никитин! Да не смотри ты так, я же не осуждаю… Я их тоже не особо люблю, только мне они до сих пор интересны. Учебников по моим наблюдениям никто, конечно, не напишет — просто потому, что это скорее ощущения, чем знания… Интуиция. Когда стоишь одной ногой в густом тумане и не знаешь, на какой ты части моста и как сюда попала, да и мост ли это, понимаешь, что только это главное — то, что недоказуемо. Я бы не стала сводить все это к простым определениям, все гораздо тоньше, Никитин…

— О как, мост… Про лес я слышал, хотя лично мне ближе поезд, — сощурился на нее полковник, и было неясно, ехидничает он или говорит на полном серьезе.

Видимо, он хотел добавить что-то еще, но вместо этого вдруг накрыл своей лапой хрупкую, с изумительно длинными пальцами руку Варвары Сергеевны.

«Пальчики-свирельки» — так он называл их, держа в своих могучих лапах и перецеловывая каждый…

В какую-то неверную секунду Самоваровой показалось — сейчас опять начнется.

Так было уже не раз: она гнала его в мыслях, обдавала холодом и молчанием на службе, но все начиналось по новой, их снова сводило, крутило, лихорадило… И все повторялось до тех пор, пока она не увидела ту, о которой знала всегда.

Но знать — одно, увидеть — другое.

Не то чтобы «на чужом несчастье счастья не построишь», нет… Просто ей стало невыносимо жаль Никитина, она не захотела перемалывать сильного, цельного мужика мучительными для него сомнениями.

— А знаешь, иногда мне жаль… — прервал молчание Никитин.

«Что ты не остался со мной, — мысленно закончила за него фразу Самоварова и тут же возразила: — И хорошо, что не остался! Сырников горячих у тебя бы по утрам не было, и полковника бы тебе не дали. Для тебя же все просто, здесь — убийство, там — сырники».

–…Что я не могу официально вернуть тебя на службу.

— Брось, Сереж… Ты и так делаешь многое. Ты делаешь для меня самое главное!

— Что?

— Подпитываешь мое любопытство… Сдохнуть мне не даешь, вот что!

Самоварова отдернула руку и стряхнула со лба налипшую прядь волос.

Минутное наваждение исчезло.

Да это же просто смешно!

Они оба гомерически смешны, всласть нахохотаться над ними беззубой прачке из странного сна.

Два изношенных, с кучей болячек, заточенных в свои вековые страхи тела.

Да, Никитин старше ее только на пару лет, может, он еще и пыжится иногда, но все равно: два инсульта и вся жизнь на износ.

Какой же у них странный возраст: с одним, самым главным — еще рано, с другим, самым главным — уже поздно.

В дверь сердито постучали.

— Сейчас! Я же просил оставить меня на десять минут с консультантом!

Никитин быстро встал, поправил китель и уже совершенно другим голосом отчеканил:

— Это мир женщин, Варя. Ты ошиблась. Сама сказала, что убийца не он, а она. Вот и ищи ее! Вставай, дорогая моя, нам давно пора на выход! А то я им и так черт знает что про тебя плету!

* * *

Когда Самоварова вышла из отеля, машины уже разъехались, да и народ разошелся, но над всей прилегающей к зданию территорией еще висело густое облако произошедшей беды.

И кто-то из местных пропустит сегодня вечернее шоу: есть реальная тема, которую можно обсудить с родными и соседями.

— Постойте!

Варвара Сергеевна обернулась.

Тот самый, пострадавший от ее каблучка мужчина (хотя кто тут на самом деле пострадал!) поднялся с лавочки и решительно направился к ней.

— Я что сказать-то хотел…

— Да?

Он как-то слишком внимательно, даже пристально ее разглядывал.

«Черт, может, узнал?!»

Пару раз в своей жизни она нарывалась в городе на людей, чьи дела когда-то вела.

Даже спустя годы они ее, конечно, узнавали.

Нет, они не подходили, только смотрели…

Но сколько яда было в этом взгляде!

Этого чудака она не знала, память-то у нее феноменальная, несмотря ни на что.

— Я вот ждал вас, хотел извиниться. Я удержать вас пытался, но вы так стремительно рухнули…

Полковник Никитин все еще оставался в здании отеля. Варваре Сергеевне померещилось, что он смотрел сейчас на нее из окна. Ничего не ответив незнакомцу, она прибавила шагу.

— Постойте! Да погодите вы две минуты!

Самоварова прошла через прохладную темную арку длинного жилого дома и вышла на залитый солнцем широкий проспект. Незнакомец, слегка прихрамывая, не отставал.

— Ну чего вы хотите?! — выдохнула Варвара Сергеевна. — Извинились — принято! Я тоже хотела извиниться, но вот передумала. Прощайте!

Здесь было оживленно, и она могла не опасаться того, что Никитин выйдет следом и снова увидит ее с этим чокнутым: полковника поджидала служебная машина, а машина проехать через арку не могла.

— Знаете, я… узнать хотел про принца. Вы, как я понял, все-таки должностное лицо…

— Не совсем.

От голода у Самоваровой уже урчало в животе. В полукилометре отсюда, в недорогом студенческом кафе был бесплатный доступ в интернет и водянистый кофейный напиток, а совсем близко, буквально в ста метрах, готовили прекрасный кофе, но дорого — ей не по карману.

— Интересная вы женщина! Подразнили, даже нанесли легкое увечье, а теперь делаете вид, что меня тут и не было!

Варвара Сергеевна все-таки притормозила и, всем своим видом демонстрируя, что делает большое одолжение, оглядела упорного незнакомца, будто в самом деле только что увидела. Начала, естественно, с ботинок. Ничего особенного, хотя и не из дешевых. А как не по-современному блестят! Подобные замашки встречаются только у военных. С учетом стрелки на брюках это педант и наверняка зануда. Рубашка, судя по воротничку, куплена не вчера, зато в приличном магазине. Ну и льняной пиджак — из той же серии. Холост: вряд ли с таким женщина уживется. Небось все всегда утюжит: и белье, и полотенца… Интересно, какой у него утюг?..

— Если есть что сказать по существу, то я вас слушаю! — казенным голосом брякнула Самоварова.

Как же ей хотелось поскорее от всех отделаться и побыть наедине со своими мыслями! И еще ей казалось, что она вся пропиталась запахами гостиничного номера, и от одной этой мысли ее мутило.

— Нечего мне сказать по существу. Сын с утра вышел с собакой, потом звонит, говорит, убили здесь ночью кого-то… У нас как раз окна выходят на этот отель… Не знаю, с чего меня туда понесло…

— Ясно. Если бы при вас убивали-резали, вы бы только на все замки заперлись, верно? А когда все уже случилось и полиция приехала, чего бы не посмотреть, — бросила через плечо Варвара Сергеевна.

— Ну зачем вы так? — обиделся мужчина. — Я, между прочим, пограничник бывший…

— М-да… По жизни или по армии?

— По армии.

— Угу… А работаете кем?

— Это не имеет отношения к существу дела.

— Приношу свои извинения за произошедшее, но я очень тороплюсь. В любом случае никакой новой информации вы от меня не получите. Если вам так удобнее, считайте, что я при исполнении!

— Да вы просто дура — к Фрейду не ходи! Сразу видно, что с людьми общаетесь только по необходимости и только в публичных местах!

Самоварова вспыхнула, отвернулась от грубияна и снова ускорила шаг. Она уже твердо решила идти в дорогое кафе. Да, она дура и есть, и на хорошую колбасу ей до пенсии уже не хватит, но ничего, здоровее будет. И Аньку не стоит подкармливать, без того жиреет как на дрожжах.

Варвара Сергеевна уже предвкушала вкус и аромат настоящего, хорошо сваренного кофе, и от удовольствия у нее закружилась голова. Осталось сделать выбор между тугим двойным эспрессо и жидковатым капучино, но зато со сливочной шапкой, посыпанной крошками настоящего горького шоколада.

И еще что-то надо съесть. Совсем немного, а то потом денег на хлеб с маслом не останется.

Пусть будет маленький эклер.

Шоколадный или ванильный? А может, с фисташковым кремом?