Искра

Рейвен Кеннеди, 2021

Царь Мидас сделал меня той, кем я стала. Известная. Недосягаемая. И полностью его. Когда тебя пытаются от всего оградить, ты веришь, что это для защиты… пока не начинаешь понимать, что на самом деле – с целью удержать. Сейчас я в чужом королевстве среди врагов. Без друзей и союзников. Но я не собираюсь сидеть сложа руки и сдаваться. Потому что сила моего гнева обрушится на него. Король Ревингер. Он ужасающий, могущественный и слишком соблазнительный. Я усвоила урок, как противостоять манипуляциям королей. Но почему внутри меня все сжимается каждый раз, когда Ревингер рядом? Мне нужно действовать осторожно, иначе я рискую потерять гораздо больше, чем просто свободу. В этот раз я не дам снова заточить себя в клетку. И в ловушке окажутся они. Надеюсь, мое сердце останется целым.

Глава 6

Аурен

— Миледи, а теперь вы позволите нам сопроводить вас обратно в ваши покои?

Мы идем по внутреннему двору замка, и я оглядываюсь через плечо на Лоу. Кто бы мог подумать, что подготовленные солдаты окажутся такими нытиками?

— Скоро, — заверяю его я.

Не похоже, что мои слова его утешили.

— Прошу прощения, но то же самое вы сказали после оранжереи.

— И после библиотеки, — не к месту поддакивает Скофилд.

Я закатываю глаза. Ни один из тех чертовых писарей не подошел к двери, когда я в нее постучала.

— А еще в музыкальной зале, — говорит Лоу.

— Хм, и правда.

Я неторопливо иду по двору, и подол моего платья волочится по тонкому слою рассыпчатого снега. Сегодня Лоу и Скофилд провели меня по всему замку Рэнхолд, и я даже представить не могла, что удастся столько всего осмотреть.

И хотя прошло уже несколько часов, я пока не готова возвращаться в свою комнату. Я будто пристрастилась к свободе. И с каждым ее глотком хочу еще больше. Мой дух жаждет буйства. Истосковался по странствиям. Мне хочется побывать везде, все увидеть. Впервые за долгое время Мидас не может мне приказывать.

Я чувствую себя такой свободной, когда мне не говорят, что делать. Когда я не нахожусь в плену. Когда меня никто не сдерживает. Это роскошь, которой у меня не было возможности насладиться вдоволь. Для меня, слишком долго пребывающей в теплом застое, это бальзам, прохладный и освежающий.

— Миледи, вы не взяли пальто. Вы можете простудиться, — говорит Лоу, рыжие волосы которого развеваются на ветру, когда он ретиво меня догоняет.

— Я прожила десять лет в Шестом королевстве и проделала путь через всю Пустошь, чтобы добраться сюда, — сообщаю ему я. — Со мной все будет хорошо. Здешний холод не сравнится с тем, что я уже пережила. — И это правда. Холодный воздух Пятого королевства овевает щеки. Это приятное дуновение морозного вздоха, и я нахожу его живительным.

Я прохожу мимо нагруженных телег и смотрю, как белые птицы клюют снег в поисках невидимых крошек еды. Заметив меня, стражники и работники замка застывают прямо посреди действа, а вскоре во дворе повисает тишина. Меня преследуют чужие взгляды и шепот, свистящий как закрученные языки любопытных змей.

Я не обращаю внимания на взгляды, хоть и чувствую их затылком. А вот их бормотание заглушить сложнее.

— Это она, фаворитка царя Мидаса.

— Это позолоченная наложница.

— Взгляните-ка на ее лицо — золото ей идет, да?

— Думаешь, между ног она тоже золотая?

Я не в силах сдержать вздох. Другое королевство, а слова все те же. В этом и заключается трудность. Потому что куда бы я ни пошла, меня преследуют толки, внимание и известность. До встречи с Мидасом я была всего лишь странным существом. Но он овеял меня недоброй славой, убедился в том, что я узнаваема во всей Орее.

Мне предстоит выяснить, как с этим быть, ведь от того зависит мой побег. А пока я просто хочу насладиться свежим воздухом.

Я прохожу по квадратной площадке, со всех сторон окруженной серыми стенами замка, стертыми холодом. Каменные блоки не покрыты слоем стекла, на них нет искусной филиграни или снежинок. Эта часть замка и не должна быть красивой, а должна выполнять какую-то функцию.

За мной сарай для зерна, стены которого покрыты белой краской, слезающей в угоду ободранного дерева. Напротив него тоже клюют землю птицы, где просыпалось зерно и семена, но их прогоняет работник. Слева, с каждого угла стены, возвышаются две высоких башни, но мой интерес вызывает неприкрытая площадка.

Я направляюсь к грубой каменной лестнице у фасадной стены и приподнимаю юбки, чтобы не споткнуться.

— Миледи, вам туда нельзя, — окликает меня сзади Лоу.

— Я просто хочу посмотреть.

У этой лестницы нет перил, поэтому я стараюсь держаться ближе к стене, поднимаясь по крутым ступенькам. Они выше, чем кажутся, и у меня сбивается дыхание, хотя я даже половину не прошла.

Мои ленты немного распускаются и волочатся за мной как длинный шлейф платья. Они тянутся по серому камню как струйки золотой воды, словно тоже наслаждаются свободой. Я улыбаюсь. Прежде в жизни я никогда не думала, что они принесут мне радость.

Когда ленты выросли из моей спины, я возненавидела их за то, что они стали выделять меня еще сильнее, за то, что вызвали больше боли. Они стали еще одной деталью, которую мне приходилось скрывать.

Ты их стыдилась. Считала своей слабостью, тогда как они — сила, Аурен. Воспользуйся ими.

Сказанные Рипом слова липнут ко мне. Возможно, он и скрывал то, кем является на самом деле, но у него, несомненно, был талант заставлять меня смотреть правде в лицо. Признавать пределы допустимого и ложь, которую я принимала.

Я слишком долго ненавидела, негодовала и стыдилась себя. Я больше не хотела вынашивать такие мысли. Мысленно порвав с Мидасом, я чувствую, как поменялось что-то еще. Пора начать принимать свою сущность и то, на что я способна.

Когда я взбираюсь на самый верх высокой лестницы, ноги дрожат, но только ради высоты оно того стоило. Площадка тянется в добрую сотню футов, и отсюда открывается вид на все королевство.

Я останавливаюсь перед бойницей в стене, которая, наверное, предназначена для лучников, но он дает мне идеальную точку для обзора. Раскинувшийся внизу город образует дугу из зданий, которые окружают замой, как радуга на фоне луны.

Я стою так высоко, что вижу столицу Рэнхолда как на ладони: россыпь дорог и крыш, дома, нагроможденные друг на друга. Все вокруг усыпано снегом, и земля оттого переливается. За спиной горы с белыми шапками возвышаются как пики, указывающие на закрытое вуалью небо.

Как же красиво.

Я медленно поворачиваю голову, обводя взором город и смакуя свежий, чистый воздух, который треплет мне волосы. Но и этого мало. Слишком мало. Поэтому я поднимаю руки по обе стороны от этой маленькой выемкой и подтягиваюсь.

У Лоу вырывается сдавленный удивленный возглас, а с лица Скофилда пропадают все краски.

— Миледи! Сейчас же спускайтесь!

— Она упадет! — сдавленно пищит Лоу.

— Я не упаду, — отвечаю я, встав на парапет и убедившись, что подо мной твердая опора, выпрямляюсь.

Лоу и Скофилд замирают и смотрят на меня с одинаковым ужасом на лице. Скофилд тянется вперед, словно хочет схватиться за меня, но отдергивает руку, увидев мой непримиримый взгляд.

— Миледи… — заводит он.

Я перебиваю его, снова посмотрев на город.

— Я в порядке. Дайте мне минутку полюбоваться, а потом я вернусь в свои покои на весь оставшийся день. Обещаю.

Они с Лоу замолкают, но я чувствую исходящее от них напряжение.

Наверное, глупо рисковать, стоя здесь, но иногда приходится совершать глупые поступки исключительно ради дела. Однажды я оглянусь на прошлое и вспомню, как стояла тут, в центре ледяного королевства, смотрела на простирающийся у ног холодный город и чувствовала на щеках дрожащее небо.

Здесь намного лучше, чем в клетке.

На губах играет улыбка, когда я вдыхаю легкий ветерок. Думаю, именно это ощущает птица перед тем, как расправить крылья и взлететь. Я хочу поднять руки, но, скорее всего, для моих тревожных стражников это будет чересчур, потому я держу руки по бокам, осторожно удерживая равновесие на выступающих кирпичах.

Я снова обвожу взглядом город, но мое внимание магнитом притягивает одно место вдали. Туда, где снег повредили черные вены, где прошел и протянул свою магию Ревингер.

Изломанные линии врезались в землю, как порванная бумага, края которой опалены. Даже с такого расстояния я будто бы ощущаю их тошнотворный ритм, словно они — гнилые корни, дожидающиеся, когда создатель возложит их в землю.

Выше по холму, с которого открывается вид на город, аккуратным рядом стоят палатки войска Четвертого королевства. По непонятной мне причине сердце сжимается от этого вида.

Я веду кончиками пальцев по грубому камню. Смотрю и смотрю на эти палатки, на двигающиеся вокруг них точки, на дым, поднимающийся с горящих костров и будто обменивающийся темным рукопожатием с воздухом.

Спустя еще одну минуту я признаюсь себе в том, что чувство в груди — это тоска.

Я скучаю.

Я непроизвольно фыркаю, потому что кто бы стал скучать по странствующему лагерю вражеской армии, которая захватила тебя в плен?

И все же… они не были врагами. Не для меня. Я даже не могу утверждать, что была их пленницей, потому как, честно признаться, они спасли меня от Красных бандитов. Вообще-то, если бы все было иначе, если бы я приняла решение остаться, тогда, возможно, некоторые из тех солдат там, внизу, стали бы моими друзьями. Лу, Озрик, Джадд, Кег, Ходжат.

Рип.

Они были не теми, кого я предполагала встретить. Но по какой-то причине оказались именно теми, в ком я нуждалась.

— Миледи, я в самом деле вынужден настоять, чтобы вы сейчас же спустились, — упрашивает Скофилд.

Я отрываю взгляд, в котором появилось жжение, от этого вида и опускаю взгляд на стражника. Он так нервничает, что, судя по виду, готов обделаться прямо в свою военную форму. Принимая во внимание покрой его брюк, это наверняка принесет бедняге неудобства, потому я решаю над ним сжалиться.

Отвернувшись, я не отказываю себе в удовольствии напоследок набрать в грудь воздуха, а потом спрыгиваю на твердую землю. У обоих моих стражников вырывается заметный вдох облегчения.

— Эй! Какого хрена вы там втроем делаете? — раздается чей-то крик.

Я очень рада, что уже не стою на вершине стены, потому что инстинктивно вздрагиваю от внезапного оклика. Мы втроем смотрим на шествующего к нам солдата. На нем доспехи Рэнхолда и фиолетовый плащ, но все это не сравнится по отточенности с его сердитым взглядом.

Лоу почти до груди опускает подбородок.

— Капитан, Позолоченная Дама просто хотела полюбоваться видом.

Досада скатывается по спине, как бисеринки воды, и я пронзаю Лоу взглядом. Теперь я вдруг нежданно-негаданно стала Позолоченной Дамой?

Мужчина останавливается перед нами и переводит на меня неумолимый взгляд.

— Она может любоваться видом из окна. На этой площадке женщинам разгуливать запрещается.

— Разумеется, капитан, — с почтением быстро произносит Лоу. — Мы тотчас же уйдем.

Возможно, я реагирую слишком остро, но меня охватывает раздражение. Почему все только и делают, что помыкают мной и указывают, что делать? Все всегда ждут, что я покорюсь, буду хорошо себя вести, и отчего-то сейчас меня это страшно раздражает. Распаляет во мне затаенный гнев, и я чувствую, как распускающаяся злоба расправляет крылья, вытягивая яростные когти.

Я поняла, что клетки бывают разными. Если не хочу угодить в них, то мне предстоит борьба. Потому что мир все равно попробует держать меня на поводке, мужчины продолжат держать меня в обуздывающих тисках. Поэтому я не могу каждый раз покоряться. Не могу позволить этому подавляемому гневу и возмущению сидеть безвылазно на той жердочке.

Богини сделали меня женщиной. Война сделала меня сиротой. Мидас сделал наложницей. До сегодняшнего дня все это меня связывало. Я позволяла себя обуздывать, дергать и так и этак. Но я по горло сыта тем, что с каждым рывком поводьев это глодаю.

Вот почему я упрямо смотрю капитану в глаза и произношу:

— Мы еще не уходим. Я уйду, когда буду готова.

Жесткости в моем голосе достаточно, чтобы мужчины с неверием посмотрели на меня. Они не рассчитывали, что я осмелюсь их ослушаться. Им необязательно произносить это вслух, поскольку я все вижу в их глазах.

Капитан первым приходит в себя и испепеляет меня таких едким взглядом, что я удивлена, как с его лица не слезает кожа.

— Мадам, вы уйдете сию же минуту. Вход на стену разрешен только солдатам, не женщинам, и, если говорить начистоту, вам тут не рады.

Мне не рады здесь, на этой стене, или во всем Пятом королевстве?

Я бегло оглядываюсь.

— Капитан, неужели мы стоим так высоко, что у вас улетучились все хорошие манеры?

У него такое каменное выражение лица, что могло бы посоперничать с кирпичами, на которых мы стоим.

— Может, в Шестом царстве вы и золотая девица, но здесь вы всего лишь женщина, которая без разрешения стоит на моей стене. Вам нужно уйти, — говорит он голосом таким же суровым, как и его взгляд. — Вы же не хотите пораниться, не так ли?

Во мне поднимается гнев, как взъерошенное оперение.

— Вы мне угрожаете?

— Вы не первый нарушитель, который упал со стены.

Я потрясенно смотрю на мужчину. Его слова звучат безобидно, но взгляд намекает на что-то более зловещее.

Мое разворачивающееся недовольство превращается в настоящий гнев, охвативший меня, и в нем звучит вызов мрачной песни. Пусть это будет угрозой.

— Упал? Или его сопроводил за край высокомерный капитан стены? — бросаю я в ответ.

Я чувствую, как вытягиваются в струнку рядом стоящие стражники, чувствую, как между нами четырьмя повисает напряжение. Но смотрю только на надменного капитана, который поджимает рот. Потрескавшиеся от мороза губы вытягиваются в недовольную оскорбленную линию.

— Безусловно, нет, и подобный истерический припадок лишний раз доказывает, что вам нечего делать там, где нужно сохранять ясность ума.

Истерический припадок? Я ему покажу истерику.

— Мадам, уходите.

Я резко вскидываю голову.

— Нет.

Внезапный конфликт между мной и этим незнакомцем усиливается, и я, упрямствуя, буквально врастаю в землю. Наверное, мне стоило бы уйти, ведь я в любом случае это сделаю, но просто не могу, потому что он приказывает мне, глумится надо мной.

Капитан презрительно фыркает, но этот звук стирается, чванство обрывается на корню из-за того, что прошло слишком много времени.

— Довольно дурить, — пренебрежительно говорит он. — Вы мешаете мне нести службу и отнимаете бесценное время.

Я не указываю на то, что вообще-то это он мне помешал.

— Сделайте одолжение, капитан: возвращайтесь на чрезвычайно важную службу в дозор на вашей стене. Вы загораживаете мне вид, — с фальшивой улыбочкой говорю я.

Он достойный противник — упрямство встретилось с упрямством. Не знаю, я раздражена или испытываю мрачную радость.

Он произносит низким голосом:

— Сейчас же уходите, или я лично вас отсюда выпровожу.

У меня из груди вырывается гадкий смешок, и я, не помня себя, наклоняюсь к капитану.

— Вперед, попробуйте. — В моих глазах горит вызов, я принимаю пыл этой повисшей в воздухе ярости, и хочу, чтобы он дерзнул. Хочу, чтобы попытался меня схватить, попробовал сдвинуть с места. Потому что в это мгновение в моих венах зловеще вопит непостижимое неистовство, а ленты на спине натягиваются.

«Сделай это», — безмолвно скандирую я.

Впервые с той минуты, как сюда подошел этот напыщенный мерзавец, капитан дает слабину. Он проводит взглядом по моему лицу, словно оценивая противника, и вдруг начинает сомневаться, правильное ли оружие он выбрал.

Затем его рука смещается, и я подмечаю это движение, кончики пальцев покалывает. Но, прежде чем его ладонь поднимается хоть на дюйм, капитан осекается и кладет руку на рукоять меча.

Я снова перевожу взгляд на его лицо.

— Так я и думала, — получив доказательство, хвастливо щебечу я.

От злости его лицо покрывается багровыми пятнами.

— Будь вы моей наложницей, я бы выпорол вас прямо на улице.

— Но я не ваша наложница. И мне жаль бедных наложниц, которые вас обслуживают. Надеюсь, вы щедро им платите, — возражаю я и окидываю взглядом его не слишком привлекательную фигуру.

С мгновение капитан будто взвешивает, сойдет ли ему с рук порка, о которой он упомянул. Я представляю, как он пытается меня наказать, выражение его лица, когда он осознает свою ошибку, как только я прижму пальцы к его коже.

Никому не под силу меня остановить. Ни моим стражникам, ни капитану, ни даже Мидасу.

Я могу отказаться от своего плана выжидать и собирать информацию, от плана побега. Вместо попытки выскользнуть из крепкой хватки Мидаса могу дать себе волю и позволить расцвести этому поселившемуся в груди чувству. Могу разрешить золоту течь с моих пальцев и превращать в твердые предметы любую вставшую у меня на пути преграду.

Это внезапное осознание моих истинных способностей кусает, как самый острый птичий клюв. Я никогда не чувствовала себя такой всесильной или, возможно, никогда по-настоящему не осмысливала свои способности, поскольку меня держали в узде страхи и сомнения, направляемые манипуляциями.

Накажи его, шепчет мне на ухо мрачный голос.

Я едва ощущаю, как поднимается моя рука и стягивает левую перчатку. Не ощущаю, когда ленты начинают струиться по ногам, будто змеи, готовые нанести удар.

Уголки моих губ приподнимаются в легкой непривычной улыбке, и это все, что я могу чувствовать. Это и гулкий призыв тьмы, скрежещущий по черепу.

Я поднимаю руку и целенаправленно показываю оголившимся пальцем. Кровь струится по венам, угол обзора сужается. У меня нет времени останавливаться и размышлять, задумываться, какого черта я творю, потому что эта проклятая богами тьма впорхнула в меня, и больше я ничего не чувствую.

— Что это вы делаете? — настороженно глядя, неуверенно спрашивает капитан.

Я едва слышу его сквозь гул бьющегося сердца, стучащую в висках кровь. Ритм с вызовом бренчит: давай, давай, давай.

Всего одно прикосновение. Больше и не нужно. Я приближаю палец, ленты натягиваются и…

— Вижу, ты проснулась, Золотая пташка.

Порочный, чувственный голос ломает поглощающий меня гнев пополам и выдергивает из состояния, напоминающего гипнотическое.

Медленно, как падают первые капли дождя, я прихожу в себя. Моргаю, смотрю на свою руку, которая повисла в дюйме от хмурого лица капитана.

— Заигрываешь с дозорным на стене?

Я резко поворачиваю голову и вижу короля Ревингера, который вдруг очутился рядом со мной, хотя его приближение я не почувствовала. Его голос стекает по моей спине, и по разгоряченной коже тут же пробегают мурашки.

— Что? — Мой голос звучит изумленно, и я быстро опускаю руку, а противоречивые чувства захлестывают меня как ливень.

Ревингер не обращает внимания на капитана и стражников, склонивших головы, и смотрит на меня зелеными глазами. Сила сворачивается вокруг него спиралью, как туман, повисший над залитым рассветом полем, и я облизываю внезапно пересохшие губы.

— Я могу тебе чем-то помочь? — дразнящим тоном спрашивает он.

Мои щеки заливает румянец по многим причинам, коих не сосчитать. Я почти… а потом он…

Какого черта я собиралась сделать?

От вмешательства Ревингера капитан как будто с облегчением вздыхает и, явно обеспокоенный, пользуется случаем, чтобы уйти.

— Прошу меня извинить, Ваше Величество. Мне нужно вернуться к службе. — Он снова чопорно кланяется, а потом бросает в мою сторону взгляд. Затем поворачивается и уходит так быстро, что я не удивлена, как он не сорвался на бег.

Ревингер ухмыляется вслед капитану и снова поворачивается, смерив меня взглядом. Великие боги, что за ухмылка. Грубая щетина на его лице вытягивается вместе с тонкими, будто бумага, линиями его силы, обвивающими подбородок. Обсидиановые волосы слегка взъерошены ветром. Он одет во все черное, его безупречно пошитые брюки и туника подчеркивают скрывающиеся под тканью мускулы.

Он красив. Слишком красив.

Ревингер опускает взгляд на свои сапоги, и, проследив за его взглядом, чувствую, как от унижения покрываюсь румянцем, когда вижу, как одна из моих лент обвилась вокруг его ноги.

Нахмурившись, заставляю ленту отпустить его, а потом убираю ее за спину. Ревингер улыбается еще шире.

— Друзьями обзаводишься? — вкрадчивым тоном интересуется он.

Я наклоняюсь, чтобы подцепить упавшую перчатку, и надеваю ее обратно на дрожащую руку.

— Я усвоила, что любые друзья, которыми могла бы надеяться обзавестись, не оправдывают ожиданий.

От моих слов ухмылка с его лица исчезает.

— И почему ты пришла к такому печальному выводу?

И хотя внутри меня бурный хаос, я уверенно встречаюсь с ним взглядом.

— Каждый человек, проявлявший ко мне дружелюбие, только и делал что разочаровывал меня.

Черты лица Ревингера заостряются.

— Прискорбно.

Я пожимаю плечом.

— Уже привыкла.

Когда у него на скулах начинают ходить желваки, я понимаю, что разозлила его. Что хорошо, потому что тогда я могу сосредоточиться на том, чтобы вывести его из себя, а не на том, что только что чуть не натворила.

Я вытягиваю перед собой руки, и мой жест меня выдает — Ревингер переводит взгляд на мой разорванный корсаж.

— Проблемы с корсажем? — Ему снова становится весело.

— Да, проблема в том, что корсажи — это глупо.

Ревингер хмыкает, и от этого звука я выпускаю воздух, который застрял в горле. Ревингер медленно проводит по мне взглядом, и меня злит, что коже становится тепло, а сердце стучит быстрее.

— Приятно видеть вас в добром здравии, леди Аурен. Я волновался, что возвращение к вашему золотому царю наложило некоторые… ограничения.

На подобранные им слова я щурюсь.

— Все хорошо, король Ревингер. Благодарю за то, что вы так великодушно меня освободили, — омерзительно елейным голоском говорю я.

Он наклоняет голову, не сводя с моего лица своих мшисто-зеленых глаз.

— Разве кому-нибудь нужно освобождать Золотую птаху? Или она сделает это сама?

Я открываю рот, но ответ не идет на ум.

Он приподнимает густую черную бровь, и в этом жесте я тут же вижу Рипа, и у меня сводит живот. Потом в знак уважения он легонько склоняет голову.

— Приятного вам дня, леди Аурен.

Повернувшись, он удаляется уверенной походкой, а я смотрю ему вслед и с трудом пытаюсь осмыслить все, что только что случилось.

— Миледи.

От неожиданности я подпрыгиваю и резко оборачиваюсь на голос Скофилда.

— Вот зараза! Я забыла, что вы стоите за мной.

На мою брань он переминается с ноги на ногу и переглядывается с Лоу.

— Теперь нам и правда нужно возвращаться в замок.

Его голос и тревога в карих глазах вынуждают меня уступить. Я киваю и начинаю спуск по лестнице, слыша резкое перешептывание между моими стражниками.

Из-за отголосков случившегося мой шаг нетвердый, а мысли спутаны. Потому что накал чувств, это темное желание наказать… я никогда прежде не чувствовала ничего подобного.

Гнев, как я поняла, на вкус как подслащенное пламя. И прожив целую жизнь, полную холодной горечи, отчасти я хотела предаться этому огню, хотела расцвести в его обжигающих объятиях.

Не знаю, что именно произошло, но кажется, во мне проросла тьма, вывелась из беспощадной почвы, в которой меня оставили вянуть.

Я чувствовала себя могущественной. Непобедимой.

И… мне понравилось.

Человек, которого я обвинила в том, что он был беспечным убийцей, стал тем, кто не дал мне стать такой же.

«Вижу, ты проснулась, Золотая пташка».

О богини, этот его невозмутимый тихий голос. Кажется, он говорил не только о том, что я встала с постели. Одно предложение — и Ревингер опустил меня на землю притяжением. Его голос пробился сквозь зловещий голос моего подсознания и утянул обратно.

Но на обратном пути в замок меня, будто призрак, преследует один вопрос, обливающий омерзительно холодной водой мой подавленный дух.

Как бы я поступила, если бы он не вмешался?

Сомневаюсь, что готова узнать ответ.