Измена. Предатели вне игры

Саяна Горская (2024)

— Мне… Мне очень больно. Вот здесь. — Соня резко отстраняется. Кладёт ладонь на свою грудь в районе сердца. — А ты только больней делаешь. Отпусти, пожалуйста. Я не могу. Лёш, я ведь так тебя люблю, что готова даже это простить. Соня громко всхлипывает. Утыкается мокрым лицом в ладони. — Сонечка, я… — Но я, Высоцкий, себя никогда не прощу, если так поступлю. — Выдавливает она через слёзы. — Я себя уважать перестану. Поэтому оставь меня, пожалуйста. Отступаю. Шаг между нами оборачивается расстоянием в тысячи километров. Соня совсем рядом, но слишком далеко. Она будто уже не моя.

Глава 4

Лёша.

Мои джинсы под кроватью, футболка свисает с туалетного столика у окна. Один носок я так и не нашёл. Страшно представить, как я вчера раздевался или кто меня раздевал.

Из открытого окна доносится шум большого города: смех людей, короткие гудки автомобилей, музыка из магазинчика напротив. И все эти звуки сливаются для меня сейчас в траурный марш по моему счастливому браку.

Удивительно, как хрупки вещи, которые на первый взгляд кажутся фундаментальными и непробиваемыми.

Вот была у меня вчера Соня, любовь, семья. Перспектива красиво зафиналить карьеру маячила на горизонте аппетитной вишенкой на горке взбитых сливок. Сегодня ничего у меня уже нет, и перспективы мне нахрен не сдались, потому что без Соньки всё пустое.

Косточки, а не вишенки.

— Давай, вспоминай, Лёшка: что? Где? Когда? Какого хера? — Наседает на меня Саныч, расхаживая по комнате со сложенными за спиной руками, словно строгий дознаватель.

Хватаюсь за голову, пытаясь воспроизвести вчерашний вечер, восстановить его по кусочкам. Впиваюсь пальцами в череп, надеясь, что «массаж мозга» поднимет со дна памяти утраченные фрагменты.

Но массаж тут бессилен. Поможет разве что лоботомия.

Мы были на кураже. Победа дала нам билет в финал, а там, если разбомбим главных соперников — уральских «Соколов», то выйдем на чемпионат Европы. И это, конечно, уже совсем другие масштабы. Поэтому неудивительно, что от эйфории снесло башку всем, даже мне.

Плюс день рождения этот чёртов…

Перед глазами мелькают обрывки вчерашнего вечера: бар, текила, ром, ржач мужиков, бесконечный просмотр матча на репите. И никаких женщин рядом с собой я не помню.

А потом темнота. Меня словно выключили на середине.

— Ну, Высоцкий, вспомнил?

— Нет.

— Херовенько. Что Соне говорить будешь?

— Саныч, а что если… — Тяжело сглатываю. Осознание и принятие возможного факта только сейчас медленно доходит до меня. — А что если я реально изменил?

— Ты мне эти мысли брось! — Сотрясает кулаком в воздухе Саныч, пугая, конечно, не меня, а мысли. — Ты порядочный мужик! Верный! Соньке предан.

— Но мужик же. У нас же в ДНК вшито трахать всё, что движется. А что не движется — двигать и трахать.

— И ты такой?

— Думал, что нет. Но факты. — Рассеянно развожу руками. — Ёма, Саныч, что делать-то? Если я из-за этого дерьма Соньку потеряю…

— Не потеряешь. Соня наверняка уже в аэропорту, покупает билеты домой. Мы вернёмся сегодня, помчишься к ней. Будешь умолять на коленях простить тебя, мудака такого. И всю оставшуюся жизнь будешь смотреть на Сонечку так, словно она — единственная и неповторимая.

— Так и есть.

— У тебя неделя на то, чтобы все семейные проблемы утрясти. К финалу ты мне нужен огурчиком, усёк?

— Усёк.

«Разлучница» выпархивает из душа в белом вафельном халате и с влажными волосами.

Смотрю на неё как на женщину и не могу понять, что привлекло-то?

Вообще не мой типаж.

Мне вот как Сонька нравятся: светленькие, тонкие, хрупкие, с огромными чистыми глазами. А эта дама с претензией, тяжёлым бюстом и вульгарно перекачанными губами.

Она ходит по номеру, собирая свою одежду.

— Как тебя зовут хоть?

— Лера.

— Лера, а ты как здесь оказалась?

— Не помнишь?

— Нет.

— И то, что ночью было, не помнишь?

— Нет.

— Мм… — Лера подходит совсем близко, лезет рукой за мою спину. — Очень обидно! Меня обычно не забывают.

Выдёргивает из-под меня ярко-розовые кружевные стринги. Призывно кусает пухлую нижнюю губу.

— Барышня, присядьте на минуту. — Просит Саныч, указывая в соседнее кресло.

Лера, не стесняясь, натягивает стринги под нашими охреневающими взглядами.

— Пытаетесь восстановить вечер? — Она заваливается в кресло и закидывает ногу на ногу. — Я помогу. Спрашивайте.

— Где мы встретились? — Начинаю я.

— В баре.

— Я сам подошёл к тебе?

— О, нет, ты такой стесняшка! Ты только смотрел на меня весь вечер и пожирал взглядом. Знаю я вас таких… Делаете вид, что просто так. Ждёте от женщины инициативы. Я первая подошла, но на продолжении ты сам настоял. Не понимаю, как можно было всё забыть?

— Я пригласил тебя в номер?

— Ты очень убедительно уверял меня в том, что плохо спишь в одиночестве! — Лера хлопает густыми искусственными ресницами. — Мы пришли, стали целоваться, раздеваться. Потом ты схватил меня за бедра и наса…

— Стоп. — Поднимаю руку, останавливая поток слов. Чувствую, сейчас наш разговор скатится в порнуху. — Значит, у нас было?

— Было. Ещё как было!

Закрываю глаза руками. Растираю, будто картинка от этого изменится.

Я не знаю, как докатился до этого и что стало причиной того, что я решил заняться сексом с другой женщиной.

Кто я после этого?

Ты просто олень, Высоцкий! Конченый мудила. — Подсказывает внутренний голос, и мне даже не хочется с ним спорить.

Не знаю, что делать и как это исправить. Знаю лишь одно — я должен вернуть жену. Должен сделать так, как сказал Саныч, — уверить её в том, что она для меня единственная и неповторимая. Должен доказать свою любовь и, чёрт возьми, убедить в том, что одна ошибка не может повлиять на наши отношения.

Ведь многие пары переживают как-то измену, да? Живут себе дальше, дают партнеру шанс на искупление.

Хочется верить, что я этот шанс тоже заслужил.

Вопрос лишь в том, поверит ли мне теперь Соня…