Гаудеамус игитур

Светлана Кутузова

Эта книга отчасти основана на реальных событиях, и я бесконечна благодарна людям, которые доверили мне свои таинственные истории. Истории о том, чего, как нам кажется, в мире не бывает и быть не может. Мне всегда хотелось показать, и, быть может, доказать, что наш мир, как об этом писали многочисленные мистики – от Платона, Августина Блаженного до Белого и символистов – не только плоская картинка, которую мы видим каждый день, а нечто неизмеримо большее.

Глава 7

Вера безбожно опаздывала. Эта совсем не королевская привычка раньше никогда не мешала ей жить, но опоздать на самолет в Италию — это было уже как-то совсем необдуманно и бестолково.

Виною тому была длинная витиеватая пробка, в которой застряло её такси. Она нервно оглядывалась по сторонам, надеясь увидеть впереди хоть какое-то призрачное движение вперед.

Водитель приглушил музыку:

— Это не настолько важно, как вам кажется. Попробуйте расслабиться, тем более, что мы успеваем.

Вера оторопела.

— Откуда вы можете знать… — Ей было трудно подбирать слова, потому что то, что сказал водитель, звучало как самонадеянность и наглость.

— Что важно и что не важно? — он закончил фразу за нее. Вере оставалось лишь кивнуть. — Я могу сказать вам это, продолжил он, чуть медленнее и тише, словно подбирая слова, — но это знание может сильно изменить вашу жизнь.

Вера уже не знала, как реагировать на этот спонтанно возникший диалог. Обычно такие дискуссии радовали ее своей возможностью блеснуть знаниями и отточить слог, но сейчас ни время, ни место не были подходящими. Поэтому она решила просто промолчать.

— Есть только одна важная вещь — и для вас, и для каждого. И эта вещь — а точнее событие — это ваша смерть.

Вера собиралась все-таки что-то ответить, раз уж они оказались заложниками этого дорожного тупика, но поперхнулась и закашлялась.

— Вы в своем уме? — наконец почти прорычала она, — Я еду в аэропорт, а вы мне гадости говорите перед дорогой.

— Обидно, правда? — Он уловил почти детское негодование в её голосе. — Но вы не стесняйтесь, об этом мало кто умеет говорить.

— О чем — об этом: о смерти? — Вера пыталась взять себя в руки и вырулить на светскую беседу. От настроения этого человека все-таки еще зависело, как быстро она попадет в аэропорт.

— О своей смерти. Ведь вы же никогда не думали о том, что рано или поздно всё это закончится? Не так ли? Никто не думает. — Он поднял глаза и посмотрел на свою пассажирку в зеркало заднего вида. — Редкое счастье выпадает серьезно больным людям — у них иногда есть шанс подумать об этом заранее и что — то изменить.

— И тогда они выздоравливают? — Вера все еще не могла поймать главную мысль этого разговора, чтобы опередить своего собеседника хотя бы на шаг. Ей захотелось перехватить инициативу. Вся история философской мысли была к ее услугам в эту секунду — и можно было хорошо и четко аргументировать: мало кто из философов обходил тему смерти стороной.

— Совсем не обязательно, но бывает и так. Здесь важно другое: сколько бы вы ни говорили о смерти, ни читали о ней книг, не смотрели ужасных картинок с растерзанными телами и похоронными процессиями, сколько бы вы ни присутствовали в качестве провожатых на похоронах других людей вы никогда по — настоящему, до самой глубины своего существа, не поймете и не прочувствуете, что ваша жизнь однажды точно также закончится. А это — одно из самых удивительных открытий, которые стоит сделать еще в ранней юности.

— Зачем? Чтобы обречь себя на постепенное увядание? Знаете — есть такие люди, которые и в молодости уже как старики.

— Дело не в том, чтобы носить на молодых плечах седую голову. Дело в том, что только перед порогом смерти мы задаем себе самые правильные вопросы. Самый главный из них: «Для чего я сюда приходил?» — А отсюда проистекают и все остальные: «В чем смысл моей жизни?» и «Как я хочу прожить свою жизнь?» Ну и наконец: «Что мне нужно сделать, чтобы это у меня получилось?».

Он немного помолчал, а затем продолжил:

— Та беспомощность и отчаяние, которое накатывают на вас, когда вы понимаете, что времени на лишние маневры у вас уже нет, да и возможностей, на самом — то деле для этих маневров тоже нет, они способны раздавить своей мощью. Потому что… — он снова замолчал, и в эту секунду Вера вдруг поняла, что этот человек сейчас говорит о чем-то очень важном именно для него самого, об очень глубинном и личном, и ей на мгновение показалось, что ему трудно продолжать этот разговор. Но он словно взял себя в руки и продолжил: — Потому что ничего нет страшнее понимания, что уже ничего нельзя изменить и второго шанса не будет. Никогда не будет.

— Нуууу, а как же реинкарнация? Другие жизни? — На самом деле Вера совершенно не верила в эти теории, но острой гранью, блеснувшая в словах водителя его личная боль, резанула её слух, и ей захотелось хотя бы немного поддержать его.

— А это не важно. Вы же не будете ничего помнить в этой новой жизни. Поэтому для вас — ее словно и нет. Вы помните свой детский страх? У вас ведь, наверное, как и у всех, был в детстве страх — что вас закопают в земле и вы больше ничего не будете видеть. И как же мир дальше будет без вас? И как же такое может быть, что вы перестанете существовать?

Конец ознакомительного фрагмента.