Русский город Севастополь

Сергей Анатольевич Шаповалов (2022)

Исторический роман, описывающий первую героическую оборону Севастополя. Лучшие армии мира, оснащенные современным, по тем временам, оружием, обрушились всей своей силой на Крымскую армию, состоявшую из резервных батальонов. Но среди несгибаемых защитников города были матросы Черноморского флота. Враг дорого заплатил за свою победу, если вообще это можно назвать победой. В горниле той войны погибли лучшие наши адмиралы; Корнилов, Истомин, Нахимов. Но благодаря отчаянному сопротивлению, Севастополь спас Россию от позорного разгрома.

Траншей-подполковник

— Разрешите обратиться!

Перед подполковником Тотлебеным предстал юноша в форменном сюртуке прапорщика инженерной службы. Высокий, тонкий, с задорным взглядом. Тотлебену почему-то он напомнил жеребёнка. Глаза тёмные, с искоркой. Лицо какое-то кавказское: брови черные, нос прямой, острый. Над верхней алой губой едва пробились юношеские усы.

Тотлебен не очень любил шустрых юнцов. Может потому, что сам в детстве рос болезненным ребёнком. В юности из-за слабого сердца так и не смог окончить курс в инженерном училище, но военную службу не бросил. В свои тридцать шесть выглядел старше лет на пять.

Подполковник сидел за рабочим столом в просторной горнице с низким потолком. Вошла пожилая валашка в пёстрой косынке, в белом переднике. Принесла на подносе крынку молока и каравай пшеничного хлеба. По-хозяйски отодвинула в сторону бумаги, над которыми работал Тотлебен, и поставила молоко с хлебом перед подполковником.

— Благодарю, — буркнул Тотлебен.

— Разрешите представиться! — Голос звучал звонко.

— Представляйтесь! — кивнул Тотлебен.

— Прапорщик Кречен, прибыл в ваше распоряжение, — доложил юноша.

Тотлебен оглядел его новенький сюртук. Пуговицы блестели, словно звезды. Белый крест выпускника инженерного училища слева на груди.

— Только выпустились? — сухо спросил он.

— Так точно! Главное инженерное училище.

— Ах, вот, как, — потеплел лицом Тотлебен. — Ну, и как там сейчас, в училище?

— Превосходно! Но я уже его закончил.

— И как закончили?

— С отличием! — довольно выпалил прапорщик Кречен.

— Это хорошо! Ну, коль прибыли в моё распоряжение…. — Он развёл руками. — Не желаете свежего молока…, вот, хлеба. Хлеб здесь отменный пекут.

— Благодарствую, но прошу меня простить, — уже отобедал.

— Как хотите, — пожал плечами подполковник.

— Разрешите отправиться к квартирмейстеру?

— Зачем? К квартирмейстеру не надо, — остановил его Тотлебен.

— А как же? — не понял Павел, слегка растерявшись.

— Вы разве не знаете? Осада с Силистрии снята. Меня направляют в Севастополь.

— Как, снята? — На лице Павла появилось недоумение и разочарование. — Война окончена?

— Насчёт: окончена или нет — не знаю. Пока только отступаем. Что дальше будет — не спрашивайте. Но вы, если желаете, можете подать рапорт и остаться в Дунайской армии. Правда, генерал Шильдер тяжело ранен. Сейчас в госпитале в Калараше лежит. Меня командируют к князю Меньшикову в Крым. Не имею представления, кто будет инженерной частью заведовать, так что рапорт можете подать на имя командующего, князя Горчакова.

— А куда отступаем? — растерянно спросил Павел.

— Куда, куда? Экий вы любопытный, — недовольно усмехнулся Тотлебен, разворачивая белую льняную салфетку. Кликнул денщика: — Иван, нарежь хлеб и половину возьми в дорогу. — Вновь повернулся к Павлу: — Куда скажут, юноша, туда и отступим.

Павел задумался.

— Позвольте с вами, в Севастополь?

Тотлебен вскинул на него сердитый взгляд, который явно говорил: на кой черт мне этот молокосос? Ещё раз внимательно осмотрел юношу. В мундире — полный порядок. Сапоги надраены, хоть он и с дороги. Аккуратный. Глаза честные. Тотлебен, как истинный тюрингский немец, обожал аккуратность во всем. Поразмыслил, решил: шут с ним — пусть едет. На всякий случай предупредил:

— Дорога не близкая. И на кой вам, прапорщик в Севастополь?

— Говорят, Крым похож на Италию, — романтическим тоном ответил Павел.

— Чего? — усмехнулся Тотлебен. — Степь там голая да горы репеём поросшие. Тоже мне — Италия.

— Море.

— Да, море, — нехотя согласился Тотлебен. — Но учтите, я люблю порядок. — Он достал из кармана сюртука массивные серебряные часы на цепочке. — У вас есть полчаса справить бумаги в канцелярии и прибыть ко мне с вещами.

— Слушаюсь!

— А звать-то вас как, прапорщик Кречен?

— Павел Аркадьевич.

— Павел. Ага, — качнул неопределённо головой Тотлебен. — А меня — Эдуард Иванович. И учти, Павел, характер у меня — не сахар. Лодырей терпеть не могу.

— А я знаю, — просто ответил прапорщик. — Мне о вас рассказывал батюшка мой. Вы с ним вместе служили в Риге.

— Ах, вот оно что! Тот-то вижу взгляд знакомый! Полковник Кречен! Конечно! — вспомнил Тотлебен. — Ух, Кречен, Кречен, Аркадий Петрович, кажись.

— Уже — генерал-майор, — смущённо поправил юноша. — Но в отставке.

В горницу вошёл молодой поручик.

— Ваше превосходительство, все готово к отъезду. Карета заложена, багаж загружен.

— Иван, ты кофры приготовил? — крикнул Тотлебен.

— Так точно, ваше высокоблагородие! — Выскочил из соседней комнатки денщик с черными густыми усами.

— Посуду уложил?

— Так точно, все до блюдечка, до ложечки.

— А трубу мою подзорную?

— Ах, трубу, — виновато протянул денщик. — Сейчас погляжу.

— Вот, все самому проверять надо! — запыхтел подполковник, затем обратился к поручику: — Выгружайте весь свой скарб из кареты. Я один поеду.

— Простите, не понял, — изменился в лице поручик.

— Знакомьтесь: прапорщик Кречен, ваш попутчик и товарищ до Севастополя. Попросите в штабе ещё одну карету.

— Так, Эдуард Иванович, эту еле дали….

— Значит, потребуйте! — твёрдо сказал Тотлебен. — Или вы желаете пешком за мной бежать со своими чемоданами? У вас денщик есть? — обратился он к Павлу.

— Никак нет!

— И солдата потребуйте кучером, — приказал он поручику. И вновь к Павлу: — Чего застыли, Кречен, осталось пятнадцать минут в вашем распоряжении. Поручик Жернов покажет, где штаб.

***

— Как я рад вас видеть! — Поручик Жернов искренне пожал руку Павлу. Он был старше лет на пять. Лицо простое, широкое, рябое. Усы жёсткой щёткой торчали над верхней, по-детски алой губой. Кареты тронулись по пыльной дороге. Солдатик небольшого роста в серой длинной шинельке лихо посвистывал, подгоняя лошадей.

— Путешествовать с нашим подполковником — сплошная мука. Все ему не так. Все не нравится, — жаловался поручик Жернов. — А с вами мы прокатимся весело. У вас книги есть?

— Да. — Павел достал из небольшого саквояжа, что стоял в ногах, два томика в теснённом переплёте.

— Байрон! — загорелись глаза у Жернова. — А вторая? Евгений Онегин. Отлично! Будем декламировать. — Он раскрыл книгу, хитро усмехнулся, увидев дарственную надпись. — Ого, какие тонкие завитушки. Сразу видно — женская рука. Дорогому другу на долгую память, — прочитал он. — Кто же она? Судя по почерку — истинная красавица.

— Не то слово, — вздохнул Павел. — Внизу её подпись.

— Наталья Александровна Пушкина. Постойте, — глаза поручика чуть не вылезли из орбит. — Это та самая….?

— Да. Та самая, дочь Александр Сергеевича.

— Вы не шутите? А откуда? Вы её знаете? Вот, так-так!

— Приходилось видеться, — скромно ответил Павел.

— Странный вы человек, Павел Аркадьевич, — задумчиво произнёс Жернов, внимательно разглядывая дарственную надпись. — Сын генерала, крутитесь в высшем обществе, а напросились в какую-то дыру, да ещё к нашему подполковнику. Ладно, я из Воронежской глуши. У моего отца полсотни душ не наберётся. Мне выбирать не приходилось: куда послали — там и служу.

— Простите, но я не виноват, что родился в семье генерал, — сердито ответил Павел.

— Ох, не дуйтесь! — постарался примириться Жернов. — Простите. Ерунду сболтнул. Почитаем вслух? — предложил он.

— Давайте, по две страницы каждый, — согласился Павел.