Холодная ярость

Сергей Зверев, 2008

Над обледенелой Гренландией терпит катастрофу пассажирский «Боинг». На его бору коррумпированный российский чиновник, нагревший руки на государственном нафтяном бизнесе, перевозил награбленные миллионы и компромат на подельников. В район падения самолета направлена группа российского спецназа, в которой по контракту служит сержант Володя Локис. Выйдя на след выжившего в авиакатастрофе «особого» пассажира, бойцы еще не знают, что в предстоящей погоне противостоять им будут не только дикие свирепые хищники, но и агенты конкурирующей спецслужбы…

Глава 3

Володя Локис еще больше, наверное, удивился бы, если бы узнал, что человек, так похожий на известного советского киноартиста, действительно носит фамилию Еременко, и поблагодарил бы судьбу за то, что не стал требовать с нахала сатисфакции за отдавленную ногу. Ибо тот к киноиндустрии не имел абсолютно никакого отношения и даже не знал о своем знаменитом однофамильце, потому что из-за плотного расписания рабочего дня посещать кинотеатры Виктору Викентьевичу Еременко, одному из ведущих советников Министерства финансов России, было недосуг.

В общем-то, завсегдатаем столичных ночных клубов чиновник тоже не был. Хотя бы по той простой причине, что большую часть времени проводил не в Москве, а в Нью-Йорке, Дублине, Париже, Мадриде и Берлине.

Вот и сейчас, спустя меньше суток после мимолетной встречи с Локисом, его автомобиль катил по улицам североамериканского мегаполиса. Правда, на сей раз в Нью-Йорк его привели не интересы министерства финансов, а свои собственные.

Будучи в Минфине не самым последним винтиком, а имея за спиной весьма значительный пост, Виктор Викентьевич, как всякий чиновник, приворовывал в силу своих способностей и возможностей. И того и другого у господина Еременко было с избытком, поэтому воровал он с размахом. Узнай кто-нибудь о тех суммах, которые благодаря изворотливому уму советника проходят мимо государства, российское правосудие наверняка добивалось бы для Виктора Викентьевича высшей меры наказания, несмотря на то что смертная казнь в России отменена.

И так поступили бы вовсе не из-за количества украденных денег, а хотя бы для того, чтобы господин советник замолчал окончательно и не потащил за собой деятелей, которые занимают в коррумпированном российском государстве куда более высокое положение, чем сам Виктор Викентьевич. Так сказать, из соображений личной безопасности.

Ведь понятное дело, что даже ограбить банк и вынести из него миллион в одиночку — процедура очень маловероятная, и без помощников здесь не справиться. А уж таскать из государственной кормушки сотни миллионов — тут и штат помощников, и ранг их должен быть соответственным.

И именно этим Виктор Викентьевич и занимался — воровал у государства деньги и распределял прибыль в виде взяток своим подручным. И надо отметить, что отличным специалистом господин Еременко был не только в должности советника Минфина, но и в качестве финансового мошенника ему тоже не было равных.

Он, собственно, ничего особенного не придумывал. Все гениальное, как обычно, оказалось до банального просто.

Как-то в один из моментов своей бурной, но тогда еще малодоходной и непродуктивной жизни Виктору Викентьевичу пришла в голову мысль о разности метрических систем у нас и в большинстве западно-европейских стран. У нас, скажем, метры и километры, у англичан — мили и ярды. У нас в ходу Цельсий, у них — Фаренгейт.

Вот тогда-то и задумался Виктор Викентьевич: а можно ли что-то поиметь, играя, словно биржевой маклер, на разнице этих самых общепринятых стандартов?

И оказалось, что — можно. И очень даже наваристо. Особенно в части, касающейся нефти. У нас, как известно, добычу, переработку и продажу фиксируют в тоннах. В остальном мире — в баррелях. Один баррель — это обычная металлическая двухсотлитровая бочка. А бочка — это никак не вес. Это — объем.

Вот здесь и находился Клондайк! Нефть ведь разная бывает: разные месторождения, разный состав и что самое главное — разный вес! Казалось бы — чего проще? Тонна нефти, то есть тысяча литров, — это пять двухсотлитровых бочек. Тут и калькулятор без надобности. Ан нет! Тонна-то может занимать по объему и пять, и четыре, и шесть бочек-баррелей!

В это самое мгновение перед глазами Виктора Викентьевича и предстала до смешного простая, но очень эффективная и, главное, доходная схема надувательства. Государство наше, как известно, одна из крупнейших стран — экспортеров нефти. И ставит задачу: продать столько-то миллионов тонн, то есть такое-то количество баррелей. Не вопрос! И Виктор Викентьевич продает ровно столько тонн, сколько ему дает государство. Но вот баррелей получается больше, чем планировалось. Немного, конечно, всего процентов на восемь-десять. Но, учитывая цены на углеводороды и объемы поставок, сумма выходила такая, что от громадья планов у господина Еременко голова пошла кругом.

Однако трезвости мышления он не потерял, прекрасно осознавая, что одному такие объемы не поднять. Поэтому он взялся за осуществление своей грандиозной работы неторопливо и по-деловому, справедливо рассудив, что за такие деньги не продастся разве что папа римский, и то как знать…

С присущим ему энтузиазмом и старательностью Виктор Викентьевич взялся договориться с нужным для дела нефтедобытчиком, коим оказался бывший партийный функционер районного масштаба, а ныне один из крупнейших нефтепроизводителей Алексей Игоревич Шестопалов.

Теперь «легкая» нефть, добытая из шестопаловских скважин, с помощью хитрых документальных махинаций подменяла «тяжелую», которую следовало продать за бугор. А для проведения финансовых операций была создана целая сеть корпораций, которая занималась поставками на Запад сырья, а на Восток — валютной оплаты.

Цепочка замкнулась и, что самое главное, работала безотказно! Добытую в России «тяжелую» нефть оставляли России же, подменяя ее на более «легкую», а значит, более объемную шестопаловскую. Созданная корпорация, которую возглавлял бывший американский сенатор Оливер Стромберг, продавала ее как через сырьевые биржи, так и напрямую, непосредственно заказчикам. А разница оседала в карманах этой троицы. Приходилось, конечно, делиться и с другими «подельниками». Но, как правило, люди это были недалекие, всю систему махинаций предвидеть не могли и просто получали единовременную мзду за тот или иной подписанный документ.

Филиалы корпорации находились практически во всех странах мира, так что отследить, на какие счета они отсылают деньги, было практически невозможно. Штаб-квартира же корпорации находилась в Нью-Йорке.

Именно сюда, в головной офис, на встречу с нефтедобытчиком Шестопаловым и председателем правления Стромбергом и ехал сейчас ведущий советник Минфина России Виктор Викентьевич Еременко.

Оба партнера ждали его в офисе, удобно расположившись перед большим экраном плазменного телевизора и просматривая последние курсы цен на нефть с мировых бирж. Кривая показателей неумолимо и стремительно шла вверх, и настроение у соратников было хорошее, чего нельзя было сказать о Еременко.

Он стремительно вошел в кабинет, коротко поздоровался и сел чуть поодаль, ожидая, когда те соблаговолят заметить его присутствие.

Наконец, натешившись в предвкушении предстоящих баснословных барышей, они выключили телевизор и повернулись к советнику Минфина.

— Видал? — обратился к Еременко Шестопалов фамильярно, считая, очевидно, что так и должны в Америке обращаться русский к русскому. — ОПЕКу надо сказать ба-а-а-альшое спасибо! Цены-то, цены! — Нефтедобытчик с азартом потер ладонью о ладонь и хитро глянул на советника Министерства финансов: — Ну, что, Виктор Викентьевич, я так полагаю, ты что-то новенькое хочешь нам предложить, а? Так сказать, усовершенствованную форму отъема денег! Грех не воспользоваться таким скачком цен!

Еременко с сарказмом глянул на соотечественника, подождал, пока пройдет общая эйфория, и, затянувшись тонкой дорогой сигаретой, спокойно произнес:

— Господа, я попросил вас собраться, чтобы сообщить пренеприятное известие…

— К нам едет ревизор, — хохотнул сообразительный нефтедобытчик.

— Хотя вполне возможно, что это известие не такое уж и неприятное, — поправился Еременко, не обращая внимания на бестактность. Немного помолчал, сосредоточивая внимание компаньонов, и произнес: — Я ухожу из дела.

— Из какого дела? — переспросил Шестопалов, не сообразив сразу, о чем идет речь.

— Из нашего дела, — с раздражением пояснил Виктор Викентьевич. — Из нашего общего дела. Из бизнеса, если вам так угодно, — добавил он и замолчал, ожидая реакции.

В офисе на секунду повисла такая тишина, что слышно было, как через несколько комнат кто-то безуспешно пытается заправить в факс бумагу.

— Зная вашу любовь к театру, мистер Еременко, я хотел бы уточнить, — первым пришел в себя председатель правления, — вы нас в очередной раз решили разыграть или это серьезно? — Американец пытливо склонил голову набок.

— Вполне, господин Стромберг. — Еременко решительно кивнул головой, давая понять, что шутить он и не собирался.

— Ты что, белены объелся? — выпучил глаза нефтедобытчик, пытаясь вынуть свое грузное тело из вместительного глубокого кресла.

— Погодите, погодите, мистер Шестопалов. — Председатель правления жестом остановил неуклюжие потуги партнера. — Позвольте узнать, — он снова с любопытством посмотрел на Виктора Викентьевича, — а по каким причинам вы приняли такое решение?

— Я устал, — пожал плечами советник Минфина.

— Чего-о-о? — снова заерзал в кресле нефтяной магнат. — Ну, точно у тебя что-то с головой. Баррель почти двести баксов стоит, а он решил соскочить!

— Да, я решил соскочить, — решительно подтвердил Еременко. — Когда-нибудь это должно было случиться. Почему не теперь? — он снова пожал плечами.

По правде говоря, Виктор Викентьевич не очень-то и лукавил. Ни он, мозговой центр этой пирамиды, ни его партнеры, ни простые взяточники-бюрократы не предполагали, что можно будет зарабатывать таким способом вечно. Хапануть — и вовремя замести следы, вот и вся их задача. Главное — не попасться. Тут надо было постоянно держать ухо востро. И Еременко помнил об этом, как «Отче наш».

Шестопалов сидел на своей нефтяной игле и о подковерных событиях в коридорах власти имел весьма смутное представление. Американец Стромберг, председатель правления, тот и вовсе единственное, что мог знать, так это что у нас президент недавно поменялся. Еременко же очень хорошо разбирался во всех подводных течениях.

На место старых, проверенных и повязанных чиновников-взяточников приходили новые, совершенно незнакомые люди. Виктор Викентьевич не сомневался, что и они не прочь нагреть на нефтедолларах руки, но ведь просто так, с бухты-барахты к ним не пойдешь и не предложишь конвертик, мол, вы мне подпишите этот документик, а я вас ужо отблагодарю… Кто их знает, а вдруг какой честный найдется? Нужно было начинать издалека, исподволь, через совместные банкеты, бани и пирушки. На это потребуется время, а их бизнес ждать не мог. Торги ведь идут ежедневно, ежеминутно. Поэтому в отработанной схеме стали появляться огрехи. И с каждым днем шероховатости росли как снежный ком… Виктор Викентьевич прекрасно понимал, что рано или поздно одна из многочисленных зацепок вылезет наружу и за нее обязательно потянут. А коль потянут за ниточку, то уж распутают весь клубок.

Да, конечно, Шестопалов был прав — очень не хотелось уходить сейчас, когда цены на нефть таким галопом рванули вверх, но еще больше не хотелось представать пред светлы очи правосудия. Как говорится, своя рубашка ближе к телу. Пока не поздно, надо было уходить.

— Ну и соскакивай, — презрительно фыркнул нефтедобытчик, — хозяин — барин. Нам же со Стромбергом больше достанется. Верно, Оливер? — Он покосился на американца, но тот напряженно молчал, понимая, что разговор далеко еще не закончен.

— И поскольку я ухожу из дела, — Виктор Викентьевич подтвердил догадку председателя правления, — я хотел бы получить свою долю.

— И все? — Американец пристально смотрел на Еременко.

— Плюс процент, так сказать, за «авторство» и за молчание, — подытожил советник Минфина.

— И сколько же вы хотите, мистер Еременко? — Председатель правления хищно прищурился.

Вместо ответа Виктор Викентьевич написал на салфетке сумму и молча подошел к бывшим уже компаньонам.

— Я думаю, это вполне справедливо. — Он протянул запись и вернулся на свое место.

— Ты совсем охренел?! — сипло выдавил из себя Шестопалов.

— Господа, — мягко проворковал Виктор Викентьевич, — я думаю, торг здесь неуместен. Я прекрасно осведомлен о доходах нашего бизнеса, в котором вы, кстати, остаетесь и сможете восполнить небольшую финансовую прореху. К тому же, будучи по роду деятельности человеком скрупулезным, я тщательно собирал копии всех мало-мальски значимых документов. Я не шантажист, но если этим бумагам дать ход, то этим делом заинтересуется не только Генпрокуратура России и следственный комитет конгресса США, но и ряд подобных ведомств во многих странах мира. Вселенский, планетарный скандал… — Еременко театрально скорчил скорбную мину. — Я думаю, — продолжил он, налицедействовавшись, — что мое молчание и пухлая папка с документами стоят этой мизерной суммы.

— Предположим, — холодно ответил бывший сенатор конгресса США и уточнил: — Это все?

— Еще один маленький пунктик. — Виктор Викентьевич негромко откашлялся и продолжал: — Может быть, это несколько и бестактно, но бизнес есть бизнес. Сейчас, знаете ли, все научились взрывчатку делать, да и снайперскую винтовку в любом магазине купить можно… — Еременко патетически вздохнул. — Поэтому означенную сумму я хотел бы получить наличными…

— Ты что, земляк? — Шестопалов посмотрел на Виктора Викентьевича, как смотрит врач психушки на своего пациента. — Это же полвагона денег. Ты что, будешь разъезжать по Америке с фурой, набитой миллионами?

— Действительно, — поддержал компаньона Стромберг, — почему бы нам не перевести эти суммы на анонимные счета? Или вы сомневаетесь, что мы их переведем?

— Ну что вы! — с пафосом воскликнул Еременко. — Я боюсь, что вы переведете, а потом сами же эти счета и заблокируете. Бизнес есть бизнес, — снова вздохнул Виктор Викентьевич, потупив очи долу.

— Как мы получим документы? — жестко поинтересовался Стромберг.

— Вам их передадут через пять дней после того, как я получу деньги, — ответил Виктор Викентьевич, — по моему звонку.

— Нашел дураков! — выпалил Шестопалов. — Почему это мы должны тебе верить?

— А у вас нет другого выбора, — пожал плечами советник Минфина. — И потом, я же тоже в них фигурирую, — напомнил он, — хоть и не в такой степени, как вы. Кроме того, я хочу их продать, а не воспользоваться ими. Иначе я бы это уже давно сделал.

Компаньоны снова замолчали, обдумывая полученную информацию, и после минутного размышления Стромберг встал.

— Хорошо, — отчеканил он, — вы получите то, что хотите. Но, как вы понимаете, нам необходимо время, чтобы обналичить такую сумму денег.

— У вас ровно три дня. — Еременко встал вслед за председателем правления. — Но не больше.

Он галантно поклонился бывшим подельникам и вышел. Делать ему в этих стенах больше было нечего.

— И что вы обо всем этом думаете, мистер Шестопалов? — поинтересовался бывший сенатор у нефтедобытчика, едва за Еременко закрылась дверь.

— Этот сукин сын способен на все. — Алексей Игоревич безнадежно махнул рукой. — Черт с ними, с деньгами, но я ему не верю. Свалит в какой-нибудь Занзибар, а потом сдаст нас с потрохами или сольет информацию в СМИ…

— Вряд ли. — Стромберг задумчиво теребил подбородок. — Он прав: за ним ведь тоже кое-какие грешки имеются. Зачем ему подставляться?

— Взорвался бы его самолет к едрене-фене, — обреченно произнес Шестопалов, выбираясь из кресла.

— А вот тут вы не правы, — возразил Стромберг. — Надо молиться, чтобы с ним ничего не случилось до тех пор, пока документы не попали к нам.

Шестопалов тоже направился было к выходу, но задержался на секунду и, глянув на председателя правления, тихо произнес:

— Интересно, где он прячет документы? Не тот это человек, чтобы кому-нибудь доверять. Даже ячейке банка. Мне кажется, весь компромат путешествует вместе с ним… — с этими словами нефтедобытчик удалился, оставив Стромберга в одиночестве.