Киев – наш город

Сергей Олегович Страхов, 2023

Жизнь 70-х и 80-х настолько предельно правдиво изложены писателем, что, читая книгу, приходит понимание того, что мы в некоторой степени всё это знали, но особо не придавали многим вещам значения. И о том, что в те времена было многое позволено, потому что существовал огромный зазор между действительностью и юридической ответственностью. Автор пишет о том, как обычные киевские пацаны и девчонки пытаются выбраться из этого обычного советского гетто. Они тоже хотят спокойной обеспеченной жизни. Это не футболисты, не хоккеисты, не артисты, не музыканты, не дети прочей советской и партийной обслуги и просто больших начальников. Это дети рабочих, инженеров, военных, маленьких начальников. И они могут рассчитывать только на самих себя. Пытаются пробиться, как могут, как умеют. Не многие выживут в той мясорубке, куда они с остервенением толкают сами себя и друг друга и, похоже, что не самые лучшие. Увлекательно и детально авторы описывают эти события, действующих реальных лиц в своей книге.

Глава 7

В той нашей стране особенно и заняться в свободное время нечем. А занять население от всяких там несоветских дум, которые все сильнее и сильнее начали проникать к нам из-за, якобы, железного занавеса, нужно.

Хотя, для кого он железный, а для кого и не особенно. Сначала поехали за рубеж дипломаты, потом всякие футболисты. Повалили всевозможные артисты всех мастей. Начиная от народных, начавших плодиться с неимоверной скоростью, и заканчивая целыми академическими классическими театрами. Вот только авангардных не было.

Поехали хоккеисты, баскетболисты, гандболисты, боксеры, борцы. Поехали комсомольские и партийные активисты и члены их семей. Поехали писатели с художниками и артистами.… Поехала вся братия, обслуживающая политический строй в стране. И хотя все эти бездельники жили здесь, как у Христа за пазухой, но все, как один, возвращаясь, несли лабуду несусветную о том, как там жить хорошо.

— Где там?

— Да везде! Только не тут.

И население стало волноваться.

— Как так? А нам говорят по телевизору, что там люди только и делают что бастуют, а в свободное от забастовок время, работы-то ни у кого нет, по мусорным бакам роются, да ночуют под мостами.

Особенно изумительно выглядел однотипный рассказ, больше похожий на анекдот некоторых, приехавших из-за границы:

На мой вопрос:

— Когда у вас появляется первая клубника?

Допустим, израильтяне отвечают:

— В семь утра.

Это, вместе с рассказами о том, что в магазинах продается сто видов колбасы, воспринималось как ненаучная фантастика. Не все верили. А кто верил, те заволновались сильнее.

Что с ними делать? На дворе не тридцать седьмой же год. Шесть соток под дачные участки уже всем желающим раздали. Копаются там, на грядках, кто поспокойней. Остальные, все равно, волнуются. Заграничные поездки им подавай.

Ну, за границей всем нечего делать. На то она и заграница, чтобы там бывали только самые-самые избранные. Решили запустить всех в поездки по родной стране. Благо дело, смотреть там было — не пересмотреть. За всю жизнь не управиться. И, надо заметить, очень интересно.

Пошли по стране целые поезда. «Дружба» назывались. На одном таком поезде из Смоленска прибыли в Киев на три дня братья Дьяковы — жители знаменитой улицы Краснофлотской.

Одного, двадцатилетнего, мы уже знаем. За время нахождения на свободе, он набрал вес, раскачался, и при его высоком росте, имел насколько устрашающую внешность.

Достигал он этого эффекта тем, что всегда был пострижен наголо. В то время длинных волос так выглядели только что освободившиеся из зоны уголовники. Больше — никто. Добавляло устрашения и постоянно угрюмое выражение лица, хотя Дьяк был добродушным парнем. Конечно, для тех, кто его хорошо знал.

Второй — старший брат, дважды судимый за драку, внешне особо ничем не выделялся. Среднего роста, широкоплечий, с раскосыми татарскими глазами каких-то темных цветов, черноволосый, короткая прическа. На лице привлекал внимание только полный нос с горбинкой и квадратные скулы, ну и глаза — очень наглые глаза, всегда смотрящие в глаза собеседнику.

Мало того, что они внешне не похожи — младший больше европеец, старший азиат, так и совершенно отличны друг от друга в своей внутренней организации. Младший все время молчит, старший — сыплет анекдотами. Младший думает, старший действует. Правда, подраться любят оба.

Первым делом, как водится, выпили-закусили еще в поезде. После завтрака все туристы ломанулись смотреть достопримечательности, коих в городе предостаточно. А наших братьев разморило, и они улеглись прикорнуть часок-другой.

Проспавшись, отправились, для начала, в известнейший летний ресторан «Кукушка», что на Петровской аллее, названной так в честь победы царя Петра над шведами под Полтавой. Позже аллею почему-то переименовали в Парковую.

Еще в позапрошлом столетии это была глухая и заброшенная окраина Царского сада, расположенного выше. Место представляло собой глубокие яры, заросшие деревьями и кустарником, и называлось в народе «Кукушкина дача».

Может, там, на деревьях было много кукушек, а дачами тогда называли вообще всякие обжитые в лесах места. Но и киевских босяков, да и всякого криминального люда там всегда было предостаточно. И жило все это сообщество в землянках с замаскированными входами, да в шалашах, и главарь у них был Кукушка. Вечером выходили на разбой, а после дела тут же и пьянствовали. В общем, жили, как на даче. С завидным постоянством, каждый год полиция, а потом и милиция, устраивали на них облавы, да все бестолку.

И только в 50-х годах прошлого века наше киевское начальство решило продолжить городскую традицию пьянства на природе и открыть здесь несколько забегаловок. И, надо заметить, не ошиблось в своем выборе знаменитого места. Самая популярная точка — ресторан «Кукушка» в летние и весенние месяцы всегда был забит до отказа. Такое впечатление, что здесь сидит весь город. Кого ни спросишь:

— Где вечером сидите?

— На «Кукуне», — всегда один и тот же ответ.

Закупался портфель водки, и вся компания или друзей, или бригада часовщиков из любого Дома быта, или половина лаборатории какого-нибудь НИИ после работы, или группа приезжих отдыхали и резвились до двенадцати ночи.

Ну, а под конец — обязательная драка. Уже к десяти вечера сюда съезжались менты на «бобиках» из Печерского райотдела, терпеливо ждали начала драки, и успешно всех дерущихся принимали.

Но наши братья драки ждать не стали. Снова выпили-закусили под «Губит людей не пиво, губит людей вода», и отправились на известную киевскую танцплощадку «Жаба», расположенную в «Пионерском парке», рядом.

Почему вдруг «Жаба»? Кто не понимает Киев, тот думает, что из-за того, что она по форме, вроде бы, напоминает жабу. Как по мне, то не очень. Танцплощадка расположена в двух шагах от киевского блатного района Подол. И половина посетителей на ней всегда оттуда. На Подоле все поголовно разговаривают на своем особом языке — смесь фени с одесско-привозовским наречием. А как на фене танцплощадка? Правильно — жаба!

«Жаба» расположена в том месте, где Парковая аллея, петляя, спускается вниз к Днепру, выходя прямо на Пешеходный мост. Деревья только что распустили свои листочки. Вся аллея утопает в ярких оттенках зелени.

Не успела отцвести черемуха, сводя с ума многочисленные парочки, расположившиеся на лавочках вокруг танцплощадки, как уже белой акации гроздья душистые свисают прямо на дорожку. Весь май стоит просто фантастический аромат вокруг. А ведь совсем недавно цвела еще разноцветная киевская сирень. Запах и черемухи, и акации, и сирени до сих пор переливается всеми цветами и оттенками вдоль серебристо–стального отливающего голубизной красавца Днепра и плывет вместе с неторопливым течением и будоражит душу.

Краснофлотская сродни одесской Молдаванке или киевскому Подолу и поэтому на «Жабе» двое братьев, не растерялись. Сразу же закадрили двух гагар и, долго не думая, отправились к ним в гости.

Барышни, тоже сестры, но двоюродные. Живут на Совских прудах. У каждой по частному дому и дома у них стоят рядом. Один чуть выше другого. Между ними и забора-то нет. Местность холмистая. Одни яры, сплошь заросшие деревьями, всевозможными кустами, громадными лопухами и довольно высокой пыльной темно-зеленой крапивой. Хоть голышом бегай — никто не разглядит. Хорошее знакомство. Очень.

Всю ночь пили, пели, веселились, закусывали, а весь следующий день отсыпались, не забыв с утра опохмелиться. Но к вечеру братья засобирались по какому-то очень важному делу, обещая вернуться к утру.

После того как у Гунько забарахлил мотор в новом «жигулёнке», офицер не стал тужить и купил себе «Волгу». Странно. При такой-зарплате-то. Но кто будет проверять замначальника уголовного розыска? Тем более что и сами с усами.

Неумолимо наступало новое время. Вот с гаражами были проблемы. Хочешь-не хочешь, а приходилось, пока еще, оставлять машину возле подъезда. Но ничего. Скоро уже можно будет установить железный гараж где-нибудь рядом с домом.

Во дворе фонари особенно и не светят. Сиротливо стоит одна одинёшинька черная машина невдалеке от мусорника. Неизвестно откуда появились два каких-то молодых человека. Быстро нырнули в мусорник, открыв замок обычным ключом, и вышли оттуда уже с двадцатилитровой канистрой бензина в руках. Замок закрыли. Почти весь бензин из канистры, не спеша, но и особенно не торопясь, вылили на несчастную машину. Остаток бензина разлили, сделав приличную бензиновую дорожку, а пустую канистру положили сверху на кузов автомобиля. Один уже свернул за угол, а второй, подождав пока скроется его товарищ, подпалил дорожку и юркнул за угол вслед за первым.

Далее братья, по одному, чтобы не быть так заметны, через дворы, очень даже быстро, вышли к, не много не мало, Святому лесу. В лесу они не растерялись, а живенько начали продвигаться в одну только им известную сторону, не забывая посыпать за собой тропинку какой-то дрянью в виде смеси табака и никому, кроме них, не известных растений. Такое впечатление, что они уже побывали в этих местах и провели подробную рекогносцировку местности.

Долго ли коротко продвигались они по лесу, но, наконец, вышли на пустынный рабочий поселок, состоящий из одной единственной улицы, на которой разместились несколько неказистых двухэтажный домов, построенных еще немецкими военнопленными сразу после войны.

Улица была пустынна. Ни одного фонаря не наблюдалось. Но, что очень странно, буквально возле леса на самом конце улицы, стояла себе пустая «Волга»-такси с потушенными фарами и с Калиной за рулем. Братья быстро вымыли руки с мылом. Оставшуюся воду из канистры вылили тут же, а пустую пластмассовую канистру забросили обратно в багажник. Кусок мыла выбросили в ближайшую урну. Машина рванула с места, выехала на Окружную дорогу и понеслась, удаляясь от Борщаговки все дальше и дальше.

Домой в Смоленск два брата вернулись с двумя ТТ в дорожной сумке.

А в это время вокруг пожара разгорелась нешуточная работа. Была вызвана собачка, которая умело довела сыщиков до леса и там стыдливо заскулила. Но ничего, тоже польза. Значит, враги где-то там рыскают по лесу.

Но, все равно, были подняты по тревоге сотрудники райотдела и участковые, которые пошли по квартирам всех им знакомых хулиганов, бандитов и вообще ненадежных и подозрительных жителей Борщаговки. В квартиры звонили, заходили и нюхали носильные вещи подозреваемых, после чего быстро уходили. Все были дома и ни у кого на вещах запаха бензина не наблюдалось. Рыскали всем миром и наконец — удача!

В дверь нашей квартиры позвонили. Когда ошарашенные родители впустили участкового и какого-то опера, а это был Гордиенко, то меня дома и не обнаружили. Горячо! На вопрос: «Где ваш сын?» родители ответили, что уехал в гости к товарищу по местам боевой славы. Оперативник, уже предвкушая удачу, выразил уверенность:

— И, конечно, адреса, куда уехал ваш сын, вы не знаете?

Они не знали. Уже жарко. Но тут проснулась моя сестра и сообщила, что вот она, как раз-то, и знает. Когда я

уезжал, то сказал ей:

— Могу загулять и если понадоблюсь кому-то срочно, то вот адрес друга, — а это был Филин, — у которого я остановлюсь.

Ну, конечно, всем понятно, что это неуклюжие отговорки. В общем, почти поймали.

— Вывернется, сволочь, — сказал Гунько, когда ему доложили об удаче. — Давайте звоните в эту тьмутаракань, пусть пошлют участкового по этому адресу. Пусть убедится, что его там нет, и составит протокол. Вот тогда мы этого гада и прищучим.

Тогда милицейская машина работала четко и слаженно. Глубокой ночью в дверь Филина позвонили. Толик открыл, как был, в кителе прапорщика на голое тело, и увидел милицейский наряд из трех человек.

— Что надо, мужики?

— Разрешите войти? Нам срочно нужно составить протокол.

— Ну, входите, если надо. Проходите в комнату. Выпить хотите?

Они хотели, но стеснялись. В комнате, кроме Филина, они обнаружили меня и двух девок. Пьянка-гулянка шла всю ночь и даже не собиралась закругляться. После того как у меня очень внимательно проверили документы и проездные билеты, которые я, почему-то, не выбросил по прибытии, самый младший приступил к составлению протокола о моем наличии, а двое других выпили с нами по маленькой. Меня спросили:

— Что за сыр-бор? Почему тебя так усиленно ищут?

— А я знаю? Местные менты давно на меня зуб имеют. Когда-то отец моего товарища устроил их начальнику понижение в должности. Вот и мстят. Товарища подставили, а меня все никак не подставят.

«Подставили, подставляют». Ведь немыслимо слышать от советского человека такое. Это родные-то органы правопорядка? Но старший меня не одергивал, надеялся выпытать у пьяненького военную тайну, которую он точно знает, раз его по всей стране разыскивают.

— А что там случилось? — Продолжал дурковать я.

— Не знаем. Кто-то что там натворил. Какая-то диверсия или поджог. Думали, что ты. А ты здесь.

— А, если диверсия, то это друзья Мамонта мстят начальнику, — выговорил я заплетающимся языком.

— Какие друзья, какого Мамонта? — Оживились мои новые собутыльники.

— Да посадил начальник одного там местного авторитета. Какое-то тухлое дело. Я толком и не знаю. А у него целая банда была. Вот, скорее всего, и мстят, — уже совсем пьяный выдавил я из себя.

Ну, все. Протокол составлен. От меня пьяного все равно уже никого толку. Выпили еще на дорожку, извинились и в путь. Наряд, особенно старший, были очень довольны. Во-первых, выпили на шару, а, во-вторых, вроде бы, раскрыли серьезное преступление. Раскололи пьяного разыскиваемого. Может еще и наградят. Ну, а я, вместе с веселой компанией, продолжил пьянку, прерывающуюся игрой на гитаре и прочими развлечениями.

Собравшихся прямо с утра в кабинете Гунько оперативников, очень устроила такая версия про месть банды Мамонта. Все живо обсуждали варианты, как можно накрыть подозреваемых. И только один Гунько молча смотрел на всех, как на умалишенных. Он уже все понял.

Обратно я отправился уже на пару с прапорщиком Сухим. Правда, он поехал на поезде, а я пошел на скоростном катере «Метеор» по реке. Да оно и понятно — назад мы везли еще два ТТ.

Рисковать мне нельзя, и нам срочно нужны эти волыны, а Сухому — деньги. Так что пришлось ему брать разрешение и собираться вместе со мной в дорогу. Моя поездка получилась очень плодотворной. Во-первых, волыны, а, во-вторых, Филин за это время успел сойтись с начальником штаба этой исправиловки. Договорились, и за небольшие-таки деньги, что Сухой получит направление в интересующее нас военное училище. Возраст ему еще поступать позволял.

— Да как же я поступлю? — все волновался мой подопечный.

— Очень просто. Возьмешь и поступишь, — только и отвечал я ему, не раскрывая всей этой военной тайны.

А дело было так. Мой одноклассник Святой, будучи старше всех нас на целых полтора года, и по этой причине слывший опытным ловеласом, серьезно встречался с очень расположенной в плане брака с ним девицей из нашего же класса. Марина не желала проживать дальнейшую свою жизнь в этом, иначе, честно говоря, нашу Борщаговку и не назовешь, гетто. Не хотела она в дальнейшем бедствовать и жить от зарплаты до аванса.

Но Святой подвел — учиться дальше после окончания школы отказался. И его участь была решена. Марина вышла замуж за очень перспективного молодого человека с прямыми связями в Москве. Такого перспективного, что ему было обещано беспрепятственное поступление, со временем, в Военную академию Генерального штаба, а, стало быть, и генеральское звание. Выйти-то она вышла по любви, а осадок, все равно, остался. Первая любовь — она же не ржавеет.

Как бы там ни было, но когда мы обратились к ней за помощью, то Марина не подвела. Мужа она уломала, он уломал родственника, ну, а мы не подвели в части финансирования. Кому нужно, было обещано, что нужно и впоследствии выплачено. По наглости мы просились в Ленинград, но удалось протиснуться в Саратовскую область. То же дело. Тем более, что специализация для нас там еще лучше.

Вот сегодня мы и отмечаем состоявшуюся договоренность. Я огорошил Сухого этим известием только по приезду в Киев. Для пущего эффекта.

С самого утра мы всей компанией засели в «Колыбу» на Гидропарке. Приехавший ненадолго в отпуск Юрка Спидола с удовольствием присоединился к нам.

Время нахождения его в геологической экспедиции сделало из Спидолы настоящего, так и хочется сказать — морского, нет — лесного, таежного волка. Кожа на лице огрубела. И зимой, и летом — светло кофейного цвета. Вдоль левой щеки, начиная от самого виска, минуя глаз и до самой скулы, извивается, как упругая змея, расширяясь на щеке и сужаясь внизу, страшноватый шрам.

При его худобе, руки просто огромной силы. Движения — резки и стремительны. Заводится, даже не с пол, а с четверть оборота. А глаза — светлые и добрые. Но вот в глаза ему решаются смотреть только те, кто очень хорошо, как я, его знают.

Начальник геологической партии, в которой есть и бывшие и будущие зэки, и крутые местные егеря, и охотники, и интеллектуалы, и романтики из больших городов. Всякие здесь, да и в лесах полно того еще люда, которому есть отчего скрываться в таежной чаще. И со всем этим коллективом настоящих мужчин Спидоле нужно уметь находить общий язык и держать всех в повиновении и под полным контролем.

Мало кто с такой задачей справляется, несмотря даже на «стечкин» висящий постоянно на поясе. Здесь одной волыной не поможешь. Нужна железная воля, несгибаемый характер и обостренное чувство справедливости. Все это у Спидолы имеется.

Как-то незаметно, как всегда бывает на таких мероприятиях, в нашу компанию затесалась очень симпатичная девушка Виктория. Такая же статная и веселая, как когда-то Сабарина. Большие зеленые глаза Виктории блестели радостным ярким блеском, когда она весело смеялась. Высокая натуральная блондинка привлекала внимание почти всей мужской части посетителей «Колыбы», но присоединилась интуитивно, как она сама потом выразилась, именно к нам. Мы не подвели. Увидав троих джентльменов, да среди них такого бравого, как все вояки, будущего офицера тыла она совершенно не растерялась и ничуточки не испугалась неизвестности.

Сухой гусарил вовсю. В ход пошло и выпивание стакана водки, держа стакан одними зубами, и манерность кавалера, и невесть откуда взявшаяся гитара, и стихи Есенина, и шампанское, конфеты, и вишневый ликер для дамы. Уже и я хотел прочесть Есенина, но, посмотрев на Сухого, ограничился Маяковским:

Я сразу смазал карту будня,

плеснувши краску из стакана;

я показал на блюде студня

косые скулы океана.

На чешуе жестяной рыбы

прочел я зовы новых губ.

А вы

ноктюрн сыграть

могли бы

на флейте водосточных труб?

Естественно, была и драка, с которой мы справились легко.

Потом поехали в наш бар на Потапова. Все были веселы и очень галантны с дамой. И когда у Вики сломалась увесистая золотая дорогая сережка, она без колебаний оставила ее нам, чтобы мы подчинили серьгу в «Ремточмеханике», так как она сегодня же поздно вечером уезжала в Тирасполь, где служил ее отец.

Девочка нам всем очень понравилась. Понравилась бы, наверное, еще больше, если бы мы спросили, кем служит Викин отец, но мы не спрашивали. Взялся починить сережку, естественно, Витя Сухой. Он же и поехал Викторию провожать на вокзал. Он же на ней чуть позже и женился. Да. Отец у Виктории был генерал — один из главарей Четырнадцатой армии.

И тут я опять вспомнил о Максе. Конечно, о нем никто никогда не забывал. Буквально при каждой встрече кто-нибудь из пацанов, да и пожалеет, что Макса с нами нет. Но в круговерти последних событий было, честно, не до него. Сейчас же, решив первоочередные дела, пора за Саню и поквитаться. Макса мы им не простим. Ответят. Спидола, конечно, участвовать в противоправных действиях отказался, но мне он и не нужен. Завтра же поговорю с ребятами.