Gothic Love. История о признающих только черный цвет

Скотт Адамс

Кто они, эти мрачные создания, признающие только черный цвет? Молодые философы, утонченные юноши и девушки, живущие в своем, неведомом для других мире, где царит дух творчества, любви и размышлений о смерти?Действие романа происходит в наши дни, но это не мешает автору погружать героев и читателей в мрачный, мистический мир, полный одиночества, но в то же время наполненный прекрасными и верными отношениями, разговорами о вечном, поиске себя, утешении в скорби и неповторимой истории любви.

Глава V. Время разбрасывать камни

Навсегда лишившись какой-то части своего «Я», которую так взращивал и старался сохранить парень, после вести о смерти друга изменился и он сам. Изменилось его сознание, его мировоззрение, и все вдруг стало другим. Многое, за что так цеплялся Рома раньше, было собрано по углам и полкам памяти и свезено на свалку за ненадобностью. Затем он занялся потрошением своей души и без жалости выкидывал оттуда все теплые слова, лучистые воспоминания — все, что грело душу. «Не по сезону!» — приговаривал Рома, сваливая в кучу все душевные радости от игры в футбол до празднования своего дня рождения. Он беспощадно отрекался от всех любимых дел, событий, планов, мечтаний. «Нет вас, все, немного вы и стоили, раз с вами так легко распрощаться», — приговаривал им вслед Рома. Правда, были какие-то красные ящики — просто неподъемные и словно кричащие о своей важности и необходимости находиться здесь, как огнетушитель в любом помещении. Он сам не заметил, как оказался возле городской управы района.

— И что я там забыл? — спросил он у себя.

— С мамой хоть простись, раз все так серьезно, — взмолился внутренний голос.

— Да зачем? — спросил он и пошел дальше.

— Как зачем? Почему зачем? Может, потому что она мать? Может, это и есть те самые красные ящики, что ты не можешь сдвинуть? Знаешь, а ведь они по умолчанию в душе и сердце каждого человека.

— Брось, откуда тебе-то знать? Ты это же и есть я. А я до такого умозаключения еще не дошел, следовательно, тебе не знать больше моего.

Он двигался куда глаза глядят, не совсем понимая, сколько еще кругов он будет так кружить вокруг да около здания и когда сможет пересилить себя и зайти к маме, чтобы хотя бы взглянуть на нее и тогда уже исчезнуть из ее жизни. Просто взять и раствориться. Чтобы никто не знал ничего о нем, чтобы все жили себе дальше, пили водку, шатались по двору раздетые, жрали семечки на улице как свиньи, спускали последние деньги на лотерейные билеты в надежде разбогатеть здесь и сейчас, не прилагая особых усилий, чтобы били своих жен, а жены били детей и мужей в ответ, заводили по десять собак и сорок кошек, каждый день пили пиво после работы или учебы — и вообще, оставались в этом городе и умирали, словно и не жили вовсе на этом свете. «Кто о них вспомнит?» — усмехнулся Рома. Мимо Ромы прошел его однокурсник и кивнул ему. Рома кивнул в ответ, а затем позвал его:

— Вась, — и жестом пригласил подойти.

— Тебе чего? На пары опоздаем, — заныл тот, но все же подошел.

— Ничего, главное, чтобы на целую жизнь не опоздать, Вась, — сказал Рома.

— Ты о чем? — не понял парень.

— Это я в принципе, — Рома сам не узнавал себя. Откуда появился этот спокойный тон в его голосе? Серьезный, уверенный. — Знаешь, Вась, не друзья они тебе. Ты хороший человек, и без них справишься. Подумай об этом.

— А-а-а, — стукнул себя по лбу парень, что было его привычкой. Он был типичный «очкарик», который очень хотел подружиться хоть с кем-нибудь. — Так я это знаю, — сказал парень и улыбнулся.

— То есть, как знаешь? — не понял Рома. — Они тебе не друзья, смеются над тобой, то напоят тебя чуть ли не до смерти. То в женском туалете запрут, как школьники, то рюкзак твой по всему коридору летает, пока ты не видишь. Я старался, правда, старался тебе помочь. Сколько раз я вступался за тебя в начале. Отмывал тебя от майонеза.

— Это были сливки, взбитые, — улыбался парень.

— Не суть, — продолжил Рома. — А тебе словно и все равно.

— Ром, хороший ты парень, да только спасибо, не стоит, — махнул рукой тот. — Знаю я все это, но, по крайней мере, они слушают меня.

— И ржут над всем сказанным.

— Я больше не сижу по вечерам дома.

— Потому что пьяный и забытый лежишь на скамейке или в песочнице, а все неравнодушные провожают тебя до дома.

— Угощают сигаретами.

— Браво, — похлопал Рома. — Веский аргумент. Еще есть, что добавить?

— Они моя компания, такая, какая есть, но я не одинок, а такие парни, как ты, Рома, только и знают что жалеть меня. А мне эта жалость поперек горла уже стоит, — и показал характерный жест.

— Тогда, думаю, ты знаешь, что делаешь, — и Рома поднял руки вверх и попятился назад.

Вася так и остался стоять на месте.

— Все, что ты делаешь — это все лишь жалость, в которой я не нуждаюсь. Тебе должно быть выгодно помогать бедным и убогим, чтобы реализовывать лидерские амбиции за их счет. Но со мной этот трюк не прокатит, потому что ты не лидер. И вряд ли будешь им. Не с того ты начинаешь свой путь к вершине! — кричал Роме вслед паренек.

«Ишь, как заговорил? Ну и черт с ним», — подумал Рома и понял, что это была последняя капли жалости к кому-то.

Он еще раз обошел здание, где работала его мама, а затем все-таки вошел внутрь. Здесь было светло и тепло. Чистый, свежий паркет с небольшим количеством мокрых следов на нем, да и лужа на входе были не в счет, тем более что уборщица вовсю орудовала шваброй. Пропускной пункт состоял из стола и амбала, сидящего за ним и отгадывающего сканворды.

— К кому, малец, — спросил тот и, встав из-за стола, буквально навис над Ромой.

— К Наталье Петровне, она на втором работает, уборщицей, — и, возможно, впервые Рома не испытывал чувства неловкости за мамину работу.

— Что ж ты молчишь, давай проведу, — сказал охранник, и, посадив на свое место щуплого напарника, которого не было даже видно из-за стола, пошел провожать Рому.

— Ты, стало быть, Роман?

— Да, — ответил тот.

— Наталья Петровна много о тебе рассказывала, говорит, футболом увлекаешься, — заинтересовался охранник.

— Да, было дело, интересовался.

— Бросил?

— Да, сегодня, — сказал Рома, увидев маму в конце коридора, и ускорил шаг, чтобы оторваться от сопровождения.

— Рома? Что случилось, на тебе лица нет, — запричитала мать с тревогой в глазах.

— Ничего, можно с тобой поговорить? — Рома обернулся назад, охранник стоял в том конце коридора, но мама ему помахала, и Рома тоже поднял руку, мол, «спасибо», и тот ушел.

— Что случилось? Давай, говори, — они опустились на банкетку, стоявшую здесь же.

— Мам, ты не только не волнуйся, — начал Рома.

— Да ты сам не свой, тем более после этой фразы я подавно переживать буду.

Тогда Рома опустил голову маме на плечо и рассказал обо всем, что случилось с Колей. Мать, конечно, тоже поразило это известие, что она даже заплакала.

— А самое страшное для матери, — говорила она, высмаркиваясь, — это пережить своих детей, тем более молодых и здоровых. Даже на один день — это очень страшно, — и обняла сына.

— Мам, знаешь, мне уехать нужно, — продолжил Рома.

— Как уехать? Куда?

— К Жене поеду, в Москву. Ты не переживай, Женя смог — и я смогу.

— Так Женя взрослым мужиком уехал, а ты куда? Нет, я не готова тебя отпустить.

— Мам, к нам не сегодня-завтра придет участковый, что мне ему говорить?

— Господи, этого еще не хватало! Ну, скажешь, как есть, тут ничего скрывать нельзя, помощь им нужно оказать, а они сами решат, что к чему.

— Просто я чувствую себя причастным к его гибели… Мам, ты только подумай: еще сутки назад мы с ним разговаривали, я же мог что-то изменить? Я же мог понять, что с ним что-то происходит. Мы же друзьями были.

— Не вини себя, сынок, Бог — он все видит… — и, сказав это, мать замолчала.

— А где он был, когда Коля с крыши падал? — Рома вскочил на ноги с банкетки и принялся ходить.

— Рома, я к тому, что ты ни в чем не виноват. Ни один суд тебя не осудит, покуда там, — она указала наверх, — так не решат.

— Все это глупости. Мама, — он посмотрел на женщину, которую меньше всего должен был расстраивать, и увидел, что она впервые в жизни не знает, что ему ответить, как поддержать, кроме как посетовать на Бога. — Я в любом случае уеду, а если что, ты ничего не знаешь, скажешь участковому, когда будет спрашивать, что я к тебе за ключами заходил. Хорошо?

— Да, — кивнула мать.

— Ну все, давай мам, увидимся, — и, наспех поцеловав ее в щеку, пошел по коридору, а когда поворачивал на лестницу, чтобы спуститься на первый, то обернулся и увидел, как она, полная растерянности, смотрит вслед своему сыну и не понимает, что происходит. От этой картины глаза предательски защипало, в горле стал ком, и Рома мгновенно отвернулся.

— Ключи забрал от дома, а то на учебу ушел, а ключи не взял, хорошо сейчас мобильная связь есть, — облокотившись на стойку охраны, сказал Рома.

— Да, хорошо, — кивнул охранник, снова принявшись за сканворды.

Рома быстро пошел домой, а придя достал из шкафа спортивную сумку и начал сгребать все вещи, но потом понял, что нужно взять все самое необходимое. Так, с не полностью набитой сумкой, он вышел из дома. Он решил хотя бы в этот раз не оборачиваться и пошел на автовокзал.

Здесь, в стороне от всех, обособленной кучкой среди прочих стояли и его знакомые готы.

— Рейм, — помахала ему Ленор, как Рома тут же встретился взглядом с Миттэром, для которого Ромин приход словно не был неожиданностью.

— Как ты узнал, что мы уезжаем? По-моему, это невозможно, разве что ты не экстрасенс, — сказал Торн, пожав руку Ромы.

— Случайно, — избегая лишних вопросов, сказал Рома.

— Это очень круто, что пришел нас проводить. На тренировку не опоздаешь? — спросила Эмбер.

— Да нет, я в Москву еду, к брату, — и отвел взгляд.

— Когда твой автобус? — Торн смотрел на парня и, кажется, чувствовал его растерянность.

— Автобус? — переспросил Рома.

— Ну да, билеты на какой маршрут? — поддержала своего парня Эмбер.

— Билеты? Так я не брал еще, сейчас, — и он ушел в поисках кассы. Она находилась за углом. Ни очереди, ни толкотни не было, как бывало в летний период, когда многие уезжали. Как-то летом они с Женей отстояли огромную очередь, и билеты все равно не получилось купить, так как за два человека до них касса закрылась, билетов не было, да и по времени уходил последний, битком набитый автобус. В тот день Женя так и не уехал, пришлось возвращаться домой и приходить на вокзал рано утром, но Рома второй заход на вокзал уже не осилил и попрощался с братом заранее.

Автобус Ромы отправлялся через полчаса, поэтому он спокойно сел на металлическую лавочку напротив кассы, закрыл глаза.

В памяти всплыл тот самый сон, что снился ему ночью. «Может, таким образом Коля хотел попрощаться? Ведь он же уже умер к тому моменту», — и снова ком в горле и тяжесть на плечах завладели им. От нее было не скрыться, гнетущее чувство, словно сильная температура и болезнь с осложнениями, когда где-то внутри все ноет и не дает полноценно жить, дышать и двигаться. От этой усталости Рома задремал и проснулся, лишь когда кто-то осторожно коснулся его плеча.

— Не знаешь, касса еще будет работать? — перед ним стояла девушка-гот, та самая, которую он видел тогда с ребятами выходившей из подъезда.

Конец ознакомительного фрагмента.