Индрик-зверь. Первые рассказы

Станислав Янчишин

Это маленький сборник первых моих рассказов, опубликованных в разное время и в разных изданиях… И сами они разные – по настроению и содержанию.

Вернись, Тур!

Я тогда оказался в Трейле. Канада, Британская Колумбия, у самой границы с США. Местечко жутковатое и очень-очень грязное. Есть хотелось невероятно, так что, пришлось искать хоть какого-то заработка.

Помню, однажды мне довелось разгружать вагон с цементом. Через десять минут в такой, раскаленной солнцем, железной коробке начинаешь проклинать эту работу, еще через десять — весь цемент вообще, а еще через пять — сам факт своего существования на этом свете. (Пот глаза заливает, утереться в противогазе нельзя, а снимать его — почти смертельно. Так и ползаешь полусогнутый, с пылесосом в руках. К концу смены не хочется уже ничего, вообще ничего! Топаешь, как кукла к крану, зная, что если не отмыть вовремя волосы — конец им, стригись наголо!)

Так вот, та работенка была просто курортом по сравнению с пребыванием в этом городишке дымоглотов.

Огромные мрачные цистерны с вязкой слизью на дне. Серная кислота. Ее надо счищать скребком, аккуратно ступая по скользкому полу. Только бы не упасть! Только б не рухнуть в эту вонючую едкую дрянь, ибо неизбежная гибель не будет быстрой. Клянусь, в Амазонии, кишевшей змеями, пауками-птицеедами, аллигаторами, гнусом и пропитанной лихорадкой, мне было не так страшно!

Этот парень работал рядышком, но тогда мы не познакомились. Некогда было по сторонам глазеть и болтать. Наверное, и он не замечал никого.

Меня, к счастью, вскоре перевели в кровельщики. Свежий воздух — красота! Стою внизу у котла, асфальт варю, а ребята на крыше совсем околевают, зима ведь. Вспомнил я, как мы в девяностом на постройке артиллерийских складов в Федоровке грелись. Взял несколько кирпичей, немного прокалил, да и отправил в ведре на крышу. Такой кирпичик под одежду — лучшей грелки и не придумаешь! В перерыве кровельщики подошли поблагодарить. Вот тут-то я с НИМ и познакомился.

Молодой рослый парень, только, слишком худой — похоже, недоедает. Длинное лицо, высокий лоб, зачесанные назад волосы. Глаза глубокие, умные и, какие-то очень знакомые. Разговорились: Тур, норвежский эмигрант поневоле, на войну не успевший. Напряг я свои географические познания и выдал список: Осло, Берген, Тронхейм, Нарвик, Намсус, Ондальснес, Ставангер, остров Медвежий, архипелаг Свальбард…

Смотрю, а у него глазищи изумленные.

— Как? — говорит — Ты, Джим, и наше, норвежское название Шпицбергена знаешь?! — Знаю — говорю скромно (меня тогда Джимом звали). — Откуда? Бывал в Норвегии? — Нет. Просто слышал, да и читал кое-что… — ну, не скажу же я ему, что у меня за плечами университет!

Слово за слово, день за днем, в общем, так и подружились. Думаю, он по общению тосковал. Каково было ученому оказаться в такой ситуации! А я сразу заслужил его cимпатию, хотя бы, проявлением элементарной образованности.

Это была тяжелая голодная зима с сорокового на сорок первый. Едкая гадость, висевшая в воздухе, щипала глаза, оседала в легких, забивала поры кожи. В таком месте, чтобы сберечь здоровье, нужно очень хорошо питаться, но на что могло хватить наших жалких грошей? Продуктов хватает, не хватает денег на них! Тур, зная, что я живу один, делился куском пудинга, который готовила ему Лив. И спорить было бесполезно.

За долгие годы бросков и странствий я повстречал много людей. Разных. Когда-то в юности верил, что они делятся лишь на умных и глупых. Это оказалось не так. Порой, умники творили зло не хуже глупых. Зло более страшное и изощренное…

Я видел, как бедность, тяжкий труд, обиды, крушения надежд озлобляли, коверкали людей, разъедали их души сильнее любой кислоты. А Тур просто делился. Его родную страну топтали фашисты, неоткуда было ждать помощи, а он делился со мной — чужим человеком. Еще недавно его семья почти голодала в Ванкувере, он только-только нашел работу, и делился! Бесполезно было ругаться, напоминать о двоих малышах, которых ему надо кормить… Он лишь улыбался, шутливо демонстрировал бицепсы и силой, надеждой светились северные глаза. Улыбался и просил рассказать про Бразилию, про парящие во тьме города Дарданелл, про зубцы Ай-Петри, Долину Гейзеров, сказочные днепровские плавни и зеленую нить Иордана. Тур долго упоенно слушал, а потом сам начинал вспоминать узкие фьорды Халогаланда или тихоокеанский остров с таинственным названием: Фату-Хива…

Потом меня снова бросило. Прямо таки, швырнуло. Неожиданно, без всякого предчувствия. Опомнился я уже в Карпатах, в совсем другом времени.

Прошли годы. Швыряло еще несколько раз. И вот, наконец-то, я оказался там и тогда, где давно хотел быть — на войне. На той самой Войне!

…Мы гнали фрицев от Мурманска. После трех лет обороны мы наступали.

Речку Петсамойоки не на каждой карте найдешь. Мала она для карт, но, сколько наших там полегло! Водица в ней и летом не парная, а уж в октябре… И все же, мы наступали!!! Каждая сопка ощетинилась дотами, из-за каждой скалы несся убийственный метал, кося и кося ребят. А мы гнали фашистов, через Финляндию к норвежской границе.

Видели вы город, в котором один дом? Нет, не так. Видели ль вы город, в котором ОСТАЛСЯ один дом?! Таким нас встретил Киркенес утром 25 октября 1944 года. Развалины нескольких бункеров и черные контуры на снегу — здесь прошли немецкие факельщики. Взорванный мост через Ярфьорден, разрушенная узкоколейка… Такой я увидел Норвегию, область Финмаркен.

У наших войск было перед союзниками обязательство не углубляться дальше, и вперед пошли лишь маленькие норвежские отряды.

Ночь. Зима. В Заполярье это почти одно и то же. Холодно. Ой-ой-ой, как холодно! А посреди всей этой экзотики — оборванные голодные люди, некоторые, лишь в оленьих шкурах. Мирные потомки грозных викингов. Мирные? Уже не очень.

Черт, не дали им остаться мирными! Молодые и пожилые, они просили у нас оружие, сами добывали, как могли, чтобы бить фашистов. Всюду, где найдут!

И над маленьким кусочком Норвегии вновь развевались национальные флаги этого северного королевства.

Уже в Мурманске я случайно увидел грузовик, из которого, буквально, выползали несколько заиндевевших офицеров с кокардами норвежской армии на шапках. Их встречал мой старый приятель капитан-лейтенант Стрельцов. Он что-то усиленно втолковывал им, союзники лишь кивали. Затем каплейт отвел в сторону молодого лейтенанта с ППШ на шее. Пару минут они шептались с жутко секретным видом. Я пригляделся, и меня будто током ударило. Лицо! Такое знакомое лицо! Неужели, Тур? Нет, не может… хотя, почему нет? Норвежец же! Вот так встреча! Фронтовое счастье…

Конец ознакомительного фрагмента.