Всё включено

Татьяна Кузнецова

Жизнь научилась так искусно дурачить нас, что не стоит и пытаться разобраться – плоха она или хороша. Приходится терпеть её переменчивый характер: держаться из последних сил под её ударами или блаженствовать, когда она соизволит вдруг сменить гнев на милость. Мы и представить не можем, какие ещё сюрпризы есть у неё в арсенале. Всё включено!

© Татьяна Кузнецова, 2022

ISBN 978-5-0056-7526-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мусульманка

Тот, кто думает, что под одеждами мусульманки прячется сама покорность, глубоко заблуждается. Светлана никогда не была покорной. Впрочем, и Светланой она не была. Это имя приклеилось к ней уже в мединституте. Кто-то в шутку назвал её так — понравилось. Красивое, светлое имя подходило ей — голубоглазой, улыбчивой. А вообще-то имя ее — Сабират. Может быть, оно определило её жёсткий, как говорила родня, мужской характер. А может быть, безграничная любовь родителей и старшего брата сформировали её открытой, независимой, уверенной в себе. Или уж такой она родилась?

В школе Сабират была заводилой, всё время в первых рядах — что-то организовывала, где-то выступала. С ранних лет познав сладость внимания аудитории, восхищения своей персоной, она мечтала стать актрисой. Сколько раз мама прятала улыбку, наблюдая, как её дочь картинно заламывала руки перед зеркалом, заучивая заданное на дом стихотворение. К окончанию школы Сабират была уже твердо уверена в правильности выбранного пути, но после озвучивания своего решения услышала твердое родительское «нет». И не посмела воспротивиться. Хватит и того, что вопреки планам родителей она отнесла этот проклятый чемодан, который, как ей казалось, лишил ее детства.

Чемодан появился в доме, когда ей исполнилось десять лет. В нём были отрезы, золотые часы, кольца, серьги — все то, что может растопить сердце будущей невесты и её родителей и стать материальным подкреплением давней договорённости двух мужчин из горного аула, порешивших однажды за бутылкой вина связать в будущем узами брака своих детей: трёхлетнюю Сабират и восьмилетнего Ислама. С тех пор чемодан не давал Сабират покоя. Она ненавидела его так же, как и ни в чем не повинного Ислама. Когда она видела этого мальчишку в школе, ей казалось, что хуже человека нет во всем мире. Ей предстояло стать его женой сразу после окончания школы. Когда Сабират тайно, так, чтобы никто не видел, отнесла этот чемодан родственникам своего жениха и попросила передать, что никогда не выйдет за Ислама, началась та ещё история… Не однажды приходила родня жениха, стыдила, уговаривала, требовала, грозила, мол, похитим! Ничто не помогло. В конце концов смирились все. Это было первым жизненным испытанием, в котором выстояла невысокая, такая хрупкая на вид девушка.

— Давай жить отдельно, — просила жена.

— Что ты? Как я могу оставить родителей, ведь они старые? (Это в пятьдесят лет?)

И опять взбунтовалось непокорное сердце Сабират. Решила, как отрезала, — ухожу! Нет, любовь не прошла, но она поступала хладнокровно и обдуманно, так, чтобы не было дороги назад. Это мужчине просто разорвать брачные узы, достаточно трижды сказать «талак!». Сабират пришлось договориться с муллой, пригласить свидетелей, со стороны своих родственников — чужих людей (свои бы ни за что не согласились поддержать развод), со стороны жениха — уважаемых старейшин. И после того, как обряд был проведен, забрав годовалую дочь, Сабират вернулась в дом к родителям. Конечно, они не обрадовались такому повороту дела, но смирились, зная своенравный характер дочери. Расторгнуть гражданский брачный договор оказалось формальным делом. И вот со старой фамилией и новым именем Светлана, разведённая, с дочкой на руках (ну и что?) и с гордо поднятой головой, она наконец — студентка медицинского института. Ладненькую, смешливую девушку сразу заметили не только парни первого, но и старших курсов. Мухамад, хоть и был на два года младше Светланы, учился на два курса выше. Он стал ходить за девушкой как приклеенный. Сопровождал повсюду, подпирал ворота её калитки и настойчиво звал замуж. Светлана не была готова к новым отношениям, хоть рана уже и не кровоточила. «Не ходи за мной. Я никогда не выйду за тебя. Я тебя не люблю и никогда не полюблю», — была она предельно откровенна. «Полюбишь», — думал он и не менял своей тактики. Видя их все время вместе, никто из парней не решался даже приблизиться к Светлане. Все уже давно считали их парой. «Почему они не женятся?» — недоумевали многие. Родные испытывали неловкость от такого положения дел. Последнюю каплю уронила дальняя родственница Светланы — нисколько не сомневаясь в масштабе их с Мухамадом отношений, назвала Светлану проституткой. Это был удар ниже пояса. Светлана плакала всю ночь, и уже на следующий день, как только влюбленный юноша вновь заговорил о женитьбе, она дала согласие. «Но знай, что ты взял меня измором. Я никогда не смогу полюбить тебя», — опять предупреждала она. «Полюбишь», — упрямо думал он. Она оканчивала пятый курс института, он уже два года работал врачом — терапевтом в поликлинике. Родители жениха не пришли в восторг от выбора сына. Разведённая? Да ещё с ребенком? Кому ж понравится… И они выдвинули ультиматум — или мы, или она. Не колеблясь ни минуты, он выбрал её.

Светлана настороженно следила, как складываются отношения её пятилетней дочери с новоявленным отцом, будто ожидая повода для принятия очередного кардинального решения. Девочка сразу приняла «папу», упрекнуть Мухамада тоже было абсолютно не в чем, и Светлана успокоилась. Более того, характеры мужа и его приемной дочери были удивительным образом похожи — оба неторопливы, степенны и рассудительны. Светлана не повторила своей ошибки — теперь они жили отдельно от родителей. Сначала снимали квартиру, потом было семейное общежитие, пока наконец не обзавелись собственным жильём. Казалось, всё должно быть хорошо, но, несмотря на рождение их совместного ребёнка, чувства не проснулись в женщине. Напротив, становилось всё хуже. Каждый вечер, как могла, она оттягивала момент, когда нужно было ложиться в постель.

— Светлана! Я жду тебя! — звал он из спальни.

— Да, да… ты спи, я тут ещё немного…

Он не был романтиком и простосердечно не мог понять, что хочет эта женщина. «Ну что, пойдем?» — кивал он в сторону спальни среди бела дня. Она не хотела, не могла, сопротивлялась, отбивалась. Порой постельные сцены перерастали в баталии. «Уйди! Ненавижу! Чтоб ты сдох!» — задыхаясь, кричала она. Швыряла то в стену, то в него тем, что было в руках. А однажды схватилась за нож. Он, вырывая его из рук жены, разрезал ей ладонь. Вся кухня была залита кровью. «Мы думали, вы там поубиваете друг друга», — испуганно шептала ей утром соседка. «Да всё нормально!» — одаривала её Светлана лучезарной улыбкой, спеша на работу. Часто он почти не реагировал на эмоциональные всплески жены, считая их женскими капризами. Когда иссякал поток её ругательств, подходил и брал за руку. «Как ты можешь? Мы только что ругались!» — резко вырывала она свою руку. Иногда на её угрозы, что вот, мол, уйдёт, он тоже начинал кричать: «Только попробуй! Я тебя из-под земли достану! Убью!» (Ведь тоже не железный.)

— Если бы у нас в стране был закон о наказании за изнасилование жён, ты бы из тюрьмы не вылезал, — говорила она, — неужели ты не можешь подождать, когда я сама…

— Мне пришлось бы ждать всю жизнь. Этого никогда не случится.

Её раздражало в нем все. И то, как он ставил свою обувь дома у порога, и то, как жевал, медленно ворочая челюстями, и как со скучным видом молчал за праздничным столом во время общей оживлённой беседы, а если говорил, то обязательно какую-нибудь, как ей казалось, глупость, и дальше профессиональных тем его интересы не распространялись. Не мог вспомнить ни одного анекдота, а над рассказанными другими — не смеялся. Дома был нетороплив и величественен, как царь.

— Зайка, подай мне этот чай, — звал он младшую дочь, вальяжно развалившись в кресле.

И она, впорхнув в комнату, хорошенькая, так сильно похожая на него, что было бы не отличить, будь она парнем, протягивает отцу чашку, находящуюся от него на расстоянии вытянутой руки, и исчезает быстро, как серна.

— Зайка, возьми! — снова зовёт он, выпив чай.

Дочерей оберегали от скандалов. Но в семье не утаить секретов. Девочки догадывались о разладе между родителями. Старшая не вмешивалась в их отношения. Подросшая младшая, характером вся в мать, иногда уже начинала покрикивать на отца.

— Не смей! — осекала её мать. — Это твой отец. Он любит тебя. Он всё для тебя делает.

— Да мне тебя жалко!

— Не надо меня жалеть! Я сама разберусь со своим мужем. Я взрослая, самодостаточная женщина. Меня не нужно защищать! А ты, будь добра, уважай своего отца!

Тридцать лет. Тридцать лет они вместе. Она пыталась анализировать, что называется, работала над собой. Читала соответствующую литературу. Синельников стал её любимым автором. Она начала следовать его советам. Преодолевая себя, однажды стала ласкаться к мужу. Он оторопело посмотрел на неё и спросил: «Ты что, заболела?» И опять всё вернулось в прежнее русло. Она умышленно провоцировала его на скандалы, надеясь, что он не выдержит — уйдёт. «Я устала. Что сделать, чтобы ты ушел? Ну, заведи ты себе кого-нибудь. Только так, чтобы я не знала. Ну, хочешь, я сниму квартиру для твоей любовницы? — говорила она. — Только оставь меня в покое». Завести любовницу ему было бы не сложно, женщины поглядывали него. И даже за вторую жену его никто бы не осудил. Но на это Светлана никогда бы не согласилась. Как только она задумывалась о такой возможности, пальцы её руки самопроизвольно сжимались в кукиш.

Ну почему она не такая, как все? Ведь большинство девочек видят в замужестве свою основную миссию. С гордостью хвастаются подружкам, что уже просватаны. Все девичьи разговоры крутятся вокруг этой темы. У кого не состоялся ранний брак, готовы стать второй женой какого угодно мужчины. А там уж разберётся, что к чему, — заведёт любовника, в конце концов, но, конечно, тихо-тихо, чтоб никто не догадался, чтоб и тень подозрения не коснулась её просторного покрывала. Не доверяла Светлана этим тихоням, таким покорным с виду. А тех, кто оставлял для общения с миром одни глаза, боялась. Сама она никогда не пряталась за одеждами, любила все яркое, слыла модницей, была эталоном для многих женщин в её окружении. Ох и удивила она своих одногруппников, когда однажды во время студенческой практики на вопрос зоотехника: «Кто-нибудь может подоить корову?» — выкрикнула: «Я!» И, усевшись на замусоленный табурет в туфлях с десятисантиметровыми шпильками, уверенно заработала своими

пальцами с ярким маникюром. Шокированные ребята аплодировали, стоя кругом за её спиной.

Видно, слишком высокую планку задала она мужчине, который должен быть с нею рядом. И есть ли вообще на свете такие мужчины, как её отец и её старший брат Арсланбек, которых она уважала бесконечно и считала эталонами во всем. Особенно ей был близок брат. Гордый красавец, умница. Всё знал, все умел. Где бы он ни находился, она всегда знала, что он за её спиной, и ничего не боялась. В любой момент прикроет, защитит. Она гордилась братом и старалась соответствовать ему, боялась подвести. Потому и училась в школе хорошо, потому и в институт поступила и везде старалась быть первой. И всё для того, чтобы он, обняв её за плечо, мог с гордостью представлять своим друзьям: «Это моя сестра».

Карьера Светланы стремительно шла вверх. Врачом-хирургом она проработала в стационаре всего два года, а дальше с лёгкостью начала шагать по ступеням карьерной лестницы, пока наконец не заняла один из высоких постов в области медицины в республике. Среди её близких друзей было много известных людей: высокопоставленных чиновников, бизнесменов, даже политиков. Муж по-прежнему работал терапевтом в местной поликлинике. «Конечно, тебя все любят, — говорил он с завистью и с лёгкой обидой, — ты всем улыбаешься». Да, её любили. Потому что она любила людей и никогда не делила их на высших и низших. Для нее существовали только две категории — порядочные и нет. С одинаковым уважением относилась она и к министру республики, и к техничке Шахрузат, убирающей её кабинет. Она умела говорить с каждым на его языке и никогда не отказывала в помощи. Если в чём-то не была уверена, молчала и внимательно слушала, и отстаивала своё мнение, только когда была уверена даже не на сто, а на все сто пятьдесят процентов. Ни перед кем не заискивала, а была открыта и естественна. Однажды в беседе с высокопоставленным чиновником у неё вдруг вырвалось: «Да на хрена это нужно?» Собеседник удивился, хоть вида не подал. А дальше в разговоре то ли ей в поддержку, то ли сбросив напряжение, вставил словечко «хренотень». И всё, они уже были на одной волне, им стало легко общаться. Многие считали за честь дружить с ней. Когда выходила замуж её младшая дочь, на свадьбу которой было приглашено семьсот человек (больше банкетный зал не мог вместить), кое-кто, не попав на торжество, обиделся. Были ли в окружении Светланы достойные мужчины, заслуживающие её внимания? Да, были. И даже не один. Но она никогда бы не позволила себе протянуть руку к чужому счастью.

Светлане и её семье пришлось пережить страшную драму. Арсланбек исчез. Его просто не стало. Однажды он не появился ни дома, ни на работе. Лишь через два дня нашли в поле его джип с распахнутой дверцей. В эти страшные девяностые годы подобное не было редкостью — людей похищали. Родные сходили с ума. Был объявлен розыск. Фотография улыбающегося Арсланбека каждый день появлялась в новостях на телевидении, просили хоть какой-нибудь информации. Ответом было молчание. И вот через месяц, дождавшись, когда друзья и родные, измученные ожиданием, будут готовы на любые условия, была передана кассета с записью истязаний. Несчастного Арсланбека избивали, выкручивали ему суставы и всячески унижали. Они требовали выкуп — миллион долларов, в противном случае — убьют. У этих нелюдей ещё осталась капля чего-то человеческого — кассету они отправили не родителям, а друзьям Арслана и стали ждать. Больше его не били, а бросили в подвал обычного дома, где проживала семья. Свет не проникал сюда, под потолком висела лампочка, но голоса слышны были хорошо. Арслан мог понять, что наступила ночь, по тому, что переставал слышаться топоток детских ножек у него над головой и затихали голоса взрослых. Тогда он гасил лампочку и пытался заснуть. Он мог вытянуться на топчане во весь рост, но стоя сделать этого не мог — потолок был слишком низким. Один раз в день ему забрасывали воду в кувшине и кусок хлеба. Чтобы увеличить объём пищи, Арслан размачивал хлеб в воде и не жевал, почти выпивал его.

Слава Аллаху, его не лишили книг, это помогло ему остаться человеком, не сойти с ума. Понемногу он начал понимать отдельные слова чужой речи. А через полгода к четырем языкам, которыми владел: аварскому, русскому, английскому, арабскому, он добавил ещё и чеченский.

Арсланбек отличался не только способностями, но и пытливостью ума и трудолюбием. За что, собственно, и страдал сейчас. Он успел многого добиться. Окончив школу и отслужив, как положено, в армии, устроился разнорабочим на птицефабрику и к моменту окончания юридического факультета университета был уже её директором. Когда предприятие стало акционерным, выкупив пятьдесят один процент акций, он смог уже устраивать здесь всё на свой лад. Фабрика расширилась, появилось новое оборудование, новые технологии. Зарплата у работников значительно выросла, люди были благодарны ему. И сам он стал известным и богатым. В какой-то период был избран депутатом в городскую думу. Ему завидовали не столь успешные люди. Кое-кто не прочь был занять его место. И совершилось предательство. Дали наводку нечистоплотным людям, скорее всего, войдя с ними в долю… О чём-то таком догадывался Арслан, сидя в заточении.

Деньги на выкуп собирали по всей республике, но набрать требуемую сумму всё равно не смогли. Двести тысяч долларов и тот самый джип Арслана, брошенный в поле, в конце концов решили вопрос. Когда Светлана бросилась, чтобы обнять брата при встрече, он издал стон — всё тело болело. И впредь, желая предотвратить прикосновения друзей, желающих выразить свою поддержку и сочувствие, Арслан выставлял вперёд руки: «Тихо, тихо… Не надо». Он был настолько худ, что просматривались все до единой косточки скелета. Как хорошо, что она медик! Она смогла выходить его. Убегая на работу, оставляла лекарства и чёткие указания помощникам, что делать. Арслан много спал. Ему пришлось восстанавливать утраченный жевательный рефлекс и почти заново учиться ходить. И всё-таки они победили. Меньше чем через год он вернулся к своей работе. Он продолжал анализировать и уже многое понял. «Самое страшное, — говорил он сестре, — пожимать руку своему врагу». И ещё он говорил, что лучше умереть львом, чем жить собакой. Львов не любят, их боятся и, если не могут превратить в собак, убивают. Так и случилось с этим сильным, непокорным человеком. Через пять лет после возвращения из плена он точно так же не появился ни вечером дома, ни утром на работе. Работники фабрики из окон могли видеть на пригорке у реки его новый джип с распахнутой дверцей, к которому боялись приблизиться. Тело с простреленной грудью покачивалось у берега на волнах.

Теперь Светлана понимала, что, несмотря на многочисленную родню, за её спиной никто не стоит. Всевышний пощадил её родителей — они не дожили до этого страшного дня. Первым ушел отец, следом через год — мама. Она одна. И теперь ей предстоит всю ответственность брать на себя. Она стала сжатой пружиной, ещё немного, и выстрелит. На работе была как во сне, забыла про мужа, про дочек… «Найду! Отомщу!» — думала она, сама толком не понимая как. Она нанимала одного за другим частных детективов, и они один за другим, проделав определенные расследования, отказывались от работы, пряча глаза. А последний выразился прямо: «Мне сказали, чтоб передал — пусть она успокоится, перестанет дёргаться… Предупреди…»

Теперь ей предстоит всю ответственность брать на себя.

И тогда она записалась к нему на приём. За неделю. Он был очень занятой. Тот самый, которому Арсланбеку так трудно было жать его руку. Ей просто хотелось посмотреть в его глаза, и тогда она сразу поймет — это он? Он ничем себя не выдал. Обнял за плечи, приносил соболезнования, предлагал помощь. И она осталась одна со своим горем. И ещё с Аллахом. Постелив коврик у себя в уголочке, повернувшись лицом к Мекке, она читала и читала молитвы, которым научила ее бабушка. Светлана не знала, как перевести слова, которые звучали в молитве, она не владела арабским (а Арсланбек владел), но была уверена, что Всевышний слышит ее. Точно так же, как в детстве она была уверена, что Аллах видит и слышит их, когда, подперев щеки руками, они с братом слушали, как отец читал им Коран. Своим красивым голосом. Читал, будто пел.

Пятьдесят три года — это не тот возраст, когда стоит задуматься о смерти, и всё же как-то раз при удобном случае она объела бы быть похороненной в том самом ауле, где она родилась, где покоятся её бабушка с дедом, мама, отец и её любимый брат, где гуляет ветер по пустым комнатам ветшающего дома. Дома её предков. Детская память почти не сохранила воспоминаний о родовом гнезде. Своё представление о горном ауле на двести хозяйств, брошенном чьей-то рукой на скалы, с домами, будто приклеенными к каменным громадам, с тощими жилистыми коровами, ползающими почти по вертикальным поверхностям гор в поисках скудной растительности, и с такими гостеприимными, открытыми, настоящими людьми, Светлана формировала уже по своим последующим приездам к родственникам то на праздники, то по поводу печальных дат. В первый свой приезд, когда утром она увидела, по какой дороге везли её ночью, у неё началась истерика, и она ни за что не соглашалась сесть в машину, чтобы опять ехать по этой узкой дороге с вбитыми в скалу деревянными шпалами, серпантином вьющейся над бездонной пропастью. Так и просидела всю дорогу с закрытыми глазами. Потом привыкла и полюбила эти суровые и такие красивые места. Где-то на уровне подсознания она всегда знала, из какого гнезда вылетела и куда рано или поздно вернётся.

— Что ты, мама, мы ведь не сможем часто там бывать!

— Раз в год приедете — и хорошо. А чаще и не надо.

Горный аул на двести хозяйств, брошенный чьей-то рукой на скалы.