Оно мне было надо. Вертикальные мемуары

Эдуард Струков

Мемуары свидетеля эпохи, написанные в жанре авантюрно-плутовского романа. Ироничные и откровенные истории, объединённые одним героем, за которым явственно угадывается автор. Полудокументальное повествование об одной отдельно взятой человеческой жизни, в котором нашлось место и страшному, и смешному, и грустному. Интересная и предельно честная книга, написанная живым и современным русским языком в редком жанре вертикальной миниатюры, иллюстрирована уникальными фото. Книга содержит нецензурную брань.

Яростный стройотряд

Степанов жил в кабине автокрана уже пятые сутки.

Вообще-то у японского TADANO было две кабины,

нижняя водительская и верхняя для крановых работ,

но проникнуть кабину водителя Степанов не смог,

а ломать замок японской чудо-техники не хотелось,

пришлось ему залезать на кран и спать в кабинке —

а иного выхода у Степанова тогда просто не было.

Посёлок Святогорье, где работал их стройотряд,

стоял посреди тайги в тридцати километрах

от оживлённой трассы Хабаровск-Владивосток.

Тогда, в восемьдесят четвёртом году,

была здесь никем не пуганная глухомань,

студентов местные вообще увидали впервые,

долгое время считали приезжих «химиками» —

зеками, отбывающими трудовое наказание.

Кто ж по своей воле поедет в такие места?

Посёлок был так себе, одно название, что горы,

ни молодёжи, ни развлечений не имелось,

Точно такой же японский автокран TADANO. Фото из архива автора

за коровниками бесхозно и бурно росла конопля,

которую Степанов с товарищем по несчастью —

они с Игорем Запарацким приехали квартирьерами —

ободрали в первый же вечер и оприходовали.

Ещё была речка в получасе ходьбы от вагончика,

мошка и комары в невероятном количестве

да недостроенные блочные домики на две семьи,

которые им предстояло доводить до ума.

Пропив все деньги в первые же три дня

в надежде на скорый приезд стройотряда,

квартирьеры приуныли — заселение задерживалось,

что-то не срасталось с пропусками в погранзону,

поэтому им пришлось ещё неделю жить впроголодь,

Запарацкий охотился с луком на загулявших кур,

Степанов тырил по огородам молодую картошку,

обоих поймали, отругали, пришлось идти в батраки —

пилили-кололи бабулькам дрова за еду и выпивку,

строили навес над будущей столовой и вяло ругались.

Потом наконец-то приехал их стройотряд,

начались трудовые будни — принимали бетон,

который им возили с растворно-бетонного узла

на самосвалах по гравийке за сорок километров —

частенько в пути случалась какая-нибудь заминка,

в жару бетон приходил уже затвердевшим,

тогда Степанов лез на борт и долбил его ломом,

потом затирал раствор в опалубке, делал стяжку —

ещё после восьмого класса он попал на стройку,

подрабатывал у родного деда плотником,

поэтому дело своё знал туго и не понаслышке.

Как-то раз бригадир послал его в управление,

которое находилось недалеко от райцентра,

Степанов решил вопрос, но попуток назад не было.

Тогда он остановил какой-то знакомый самосвал,

но свободного места в кабине не оказалось,

Степанов залез босыми ногами в жидкий бетон,

так и ехал километров тридцать, стоя в кузове,

гравий тыкался ему в голень, как будто рыба,

а бетон становился всё гуще, плотнее, твёрже…

Бригада у них была небольшая — двенадцать ребят,

ему, как самому молодому, достался затир,

верхонок не хватало, пальцы болели и кровоточили,

ещё много лет потом люди с уважением смотрели

на его сбитые костяшки, спрашивая: «Каратэ?»

В моде тогда был Цой и видео с Брюсом Ли —

конечно, Степанов важно кивал головой: «Каратэ!»

Ещё полсотни студенток были на отделочных работах,

девчонки малярили-штукатурили внутри домиков.

Выяснилось, что неподалёку работают волгоградцы,

тоже студенты — полсотни мужиков и одна повариха,

возникло неудержимое влечение полов,

которое решили реализовать на День строителя,

организовав совместный пикник на природе.

День выдался невероятно жаркий и солнечный,

тёплая водка на свежем воздухе сделала своё,

Степанов возился с магнитофоном и усилителем,

потом выпил с устатку и неожиданно сомлел в тени,

а когда проснулся, то долго не понимал,

плакать ему или смеяться —

роща была полна пьяных голых совокупляющихся тел,

полуживые от жары рычащие студенты,

полумёртвые визжащие студентки под ними —

Боже, какой это был бы сюжет для Тинто Брасса!

Благовоспитанный Степанов в ужасе смотрел,

что вытворяют его пьяные в драбадан сограждане,

ползающие на карачках посреди поляны,

блюющие, стонущие, похожие на зомби,

он думал, что ему всё это только снится — увы.

Его знакомая, с виду вполне приличная девица,

вдруг подползла к нему, нехорошо улыбаясь,

зачем-то начала целоваться, полезла ему в штаны,

он не знал, что с ней делать, она заплакала…

Кое-как немногим трезвым удалось собрать

всю эту компанию алчных адептов промискуитета

в заранее приготовленные для этого автобусы,

однако в дороге налетел ураган, засверкали молнии,

половина влюблённых пар осталась в Святогорье,

другая половина помчалась в лагерь волгоградцев,

все койки в вагончике Степанова оказались заняты,

он вздохнул, запасся чем мог и ушёл жить в кран,

оставленный строителями неподалёку от их вагончика.

Едва он влез в кабину, как ударил страшный ливень,

который шёл целых пять суток без перерыва…

Иногда Степанов слезал с крана на грешную землю,

бродил по домикам, искал, чем бы поживиться,

денег не было, строители пережидали тайфун дома,

волгоградские казановы тоже вскоре оголодали,

одной любовью сыт не будешь — взломали кухню,

урча, сожрали чёрствый хлеб с маргарином,

сварили ведро слипшихся серых макарон —

на этом продукты закончились, а вот ливень нет.

Но всё на свете когда-нибудь проходит…

Тайфун испарился, лето спешило на выход,

в один прекрасный день Степанов с бригадиром

поехали в строительное управление за расчётом,

долго ругались и спорили с матёрым прорабом,

потом наконец-то получили расчёт деньгами,

весело пили у прораба дома весь вечер мировую,

утром проснулись — а денег-то нигде и нет.

Бригадир Ширвани, чеченский борец-классик,

объявил прорабу кирдык и начал искать нож поострее,

обыскали весь дом — никакого результата.

Заявлять в местную милицию никакого смысла не было,

Ширвани Битимиров, Хабаровск, 1983 г. Фото из архива автора

Ширвани отправил Степанова с попуткой в лагерь,

сунул тому в кабину под ноги пустую молочную флягу —

когда-то брали молоко и обещали вернуть колхозу тару,

Степанов просидел на ней весь давешний пьяный вечер,

поскольку мебели в апартаментах прораба было мало.

Попутка высадила его почти у самого Святогорья.

Степанов, обросший за лето густой рыжей бородой,

одетый в вылинявшие рабочие штаны, разбитые кеды

и выгоревшую на солнце от пота клетчатую рубашку,

был очень похож в то время на молодого Олега Куваева,

«Территорию» которого прочитал через пару лет.

Он присел на флягу — идти в лагерь не хотелось.

Столько каторжного труда было потрачено впустую,

сколько планов и надежд отныне пошло прахом —

за лето он заработал четыреста шестьдесят рублей,

их хватило бы на четыре пары джинсов «Супер Райфл»!

Степанов докурил, встал, закинул флягу на плечо —

и тут внутри неё что-то явственно прошуршало.

Опустил флягу на землю — и снова что-то услышал.

Он открыл защёлку на крышке и заглянул внутрь —

так и есть, в обычной авоське лежали рублёвые пачки.

Это была их зарплата, целая и невредимая.

А вот каким образом деньги оказались внутри фляги,

так и осталось навсегда страшной тайной…