Сочинения. Том 3. Антидепрессант

Эмануил Бланк

Редкое, по своей сути, восприятие Автором окружающей действительности, увлекает Читателя за собой. Погружает в особые чувствительные вибрации Человеческой Души. В процессе чтения возникает удивительный резонанс и сопереживание. Рассказы обладают психотерапевтическим эффектом. Основная интрига и подлинное чудо заключаются в том, что Читатель этой книги узнаёт и познаёт самого себя.

ДОЖИВЕМ ДО ПОНЕДЕЛЬНИКА…

— Я совсем не против самого фильма, но мне кажется, что современные десятиклассники далеко не такие взрослые, не такие рассуждающие о высоких материях, как нам показали, — заключил отец, вернувшись после очередной всегородской конференции учителей

Там не только продемонстрировали новый фильм о школе, но решалась и сама судьба проката. «Доживем до понедельника», который, наконец-то, добрался до Тираспольских кинотеатров.

— Впрочем, — продолжил отец, — и таких преподавателей в советских школах, как прежних, так и современных, я что-то не припомню. Особенно по такому предмету, как история

— Как этот фильм только разрешили?! Ума не приложу, — удивлялся отец. — Слишком уж там все умные, интеллигентные и свободные

— Ша, Фима!, — выразительно показав взглядом в мою сторону, мама, в очередной раз, попыталась оградить ребёнка от опасной для будущего информации. Отсюда было не так далеко и до зарождения вредной привычки критиковать статус-кво. Такие рассуждения в голове молодого человека могли, когда-то, дать ростки и легко стать проблемными, как для карьеры, так и для здоровья.

После маминого замечания, родители на время приумолкли, а затем продолжили обсуждать более привычные и нейтральные темы. Возник очередной, ставший привычным, дефицит товаров, повысились трудности в доставании мясных продуктов и книг. Мать докладывала об успехах в приобретении первых, отец, с азартом и воодушевлением, рассказывал об очередной фантастической удаче в охоте за вторыми.

В полном соответствии с моими ожиданиями, мирное обсуждение плавно перетекло в привычную ссору.

— Твои никчемные книги заняли все мыслимые и немыслимые пространства нашего двухкомнатного дворца с шестиметровой кухней, — вбросила факел мама

Действительно, дело с книгами дошло и до кухни. Даже на этой микроскопической территории отец стал хищно и подолгу заглядываться на плоский верх нашего маленького холодильника Нистру. Там, все последние годы, мирно располагался светлый раздвижной контейнер для хранения хлеба.

Покушение на это святое место вывело маму из себя. Разволновало окончательно.

Ведь, ещё совсем недавно, состоялся жестокий, варварский, по ее словам, захват верхних уровней платяного шкафа, расположенного в нашей небольшой спальной комнате.

Книги полностью оккупировали нарядную мебельную стенку с таким же романтическим названием, что и наш холодильник Нистру. Медленно, но верно, опасно накапливаясь на вершине шкафа, книжные тома грозили, и внезапными обрушениями, и возможными ушибами.

Сход очередной книжной лавины не сулил ни нам, ни отцу, ничего хорошего.

— Они — люди как люди… и Милосердие иногда стучится в их сердца. Квартирный вопрос только испортил их, — Слова Булгаковского Воланда, громко продекламированные мною посреди взаимных обвинений сторон, немного пристыдили родителей

Они заставили каждого из них, недовольно поджав губы, разойтись по противоположным углам ринга, находившимся в разных комнатах.

— Как дела, Милику?, — зачастую, и довольно дежурно, интересовался отец

— Доживём до понедельника, — словами из названия фильма, отвечал я

Доживать до понедельника было очень даже непросто. Если в известной киноленте демонстрировались только четверг, пятница и суббота обычной Московской школы, то у меня, к стандартным занятиям конца недели, добавлялась и физико-математическая школа при Тираспольском Пединституте. Занятия продолжались там, аж до десяти часов субботнего вечера.

На следующий же день, в семь утра воскресенья, меня поджидала тренировка в спортивной школе. Двухчасовой баскет со строгим Вилей Михалычем, не терпевшим опозданий, начинался рано. И проснуться надо было никак не позднее шести. Гулкий шаг по подмерзшим тротуарам, минут двадцать медленного троллейбусного танго, и я вихрем врывался в здание спортшколы.

Как Страшный Суд, по возвращению домой, ожидала писанина очередного сочинения, которое надо было сдавать, — Да-да, что улыбаетесь? Непременно в понедельник.

— А в пятницу?! После занятий и выполнения домашних заданий на субботу, надо было ещё успеть решить кучу сложных задач для физматшколы

В четверг — тренировка баскетбола

Среда — репетиция домрового оркестра Тираспольского дома пионеров со строгим и бескомпромиссным Владимиром Михайловичем.

Вторник, снова, дневная двухчасовая тренировка по баскетболу.

Только понедельник, после школы, можно было использовать для получения нескольких книжек из рук Серафимы Михайловны — ласковой, заботливой хранительницы нашей школьной библиотеки.

Надо было ещё успеть и совершить дерзкий набег на наше замечательное городское книгохранилище. Там выдавали только по две художественные и две научно-популярные книги на нос. Зачастую, выручал отец, забегая в городскую библиотеку с работы, по дороге домой. Крюк для него из второй школы, находившейся за центральным рынком, был неблизким. Теперь, я это хорошо осознаю и, запоздало, но ценю очень и очень высоко.

Несмотря на все это, поступивших книжных запасов едва-едва хватало на то, чтобы дожить до следующего понедельника.

Институт, аспирантура, работа в Академии Наук, семья, бизнес. Нет, никогда больше, ни разу в жизни, я не был так занят и, одновременно, так свободен, так счастлив, как в те далекие и славные времена…