Исповедь вампира

Юлия Капунцова

Вы жаждете бессмертия? Даже если для этого придется стать вампиром? Но так ли притягательна на самом деле вечная жизнь?Вампирша Софья когда-то согласилась принять дар Бессмертия. Это история, рассказанная ею, воспоминание о жизни по эту и по ту сторону бытия, где перед нами открывается мир вампира, мир вхождения во Тьму.

Глава IV

Императрица посылала флотилию кораблей в военный рейд с прусским флотом. Капитаном одного из кораблей был мой Иван.

Наступил последний день перед отплытием. Было раннее утро. В доме царила суета. Слуги собирали вещи, лакеи хлопотали с сундуками, подготавливая хозяина к предстоящему отплытию.

Иван стоял возле зеркала и придирчиво разглядывал свой темно-алый бархатный камзол и кружевные белоснежные манжеты рубашки. Лицо его было преисполнено величия. Я сидела рядом, на широкой кровати, и наблюдала за его приготовлениями. С самого раннего утра я чувствовала недомогание; у меня кружилась голова, во рту был привкус горечи; поэтому и выглядела я тогда неважно. Иван счел эти симптомы проявлением волнения. А я и впрямь волновалась за него.

— Ваня, прошу вас, откажитесь под каким-нибудь предлогом от этой миссии. Не покидайте меня, Вы же видите, в каком я состоянии, — произнесла я, рассматривая, как он повязывает перевязь поверх камзола и вставляет свою шпагу в ножны.

— Моя дорогая, Софья, не стоит так волноваться, — пробормотал Иван, не отводя взгляда от зеркала, — вам просто немного дурно.

— Нет. Вовсе не это. Я не хочу, чтобы вы покидали меня…. — я сама до конца не сознавала, почему не хочу его отпускать от себя.

Иван обернулся и, пристально посмотрев на мое побледневшее лицо, присел на одно колено подле меня, и, взяв мои руки, начал целовать их:

— О, моя душа, вы не представляете, как мне трудно оставлять вас здесь совсем одну. Но ее величество поручила мне важную миссию, и если я выполню ее, то получу от императрицы жезл и флаг нашего флота. Я стану капитаном второго ранга! — светлые брови Ивана поползли вверх, придавая кукольно-красивому лицу выражение почти детской радости. Но тут его лицо стало серьезным и он, поднявшись, резко одернул кружевное жабо-воротник и проговорил — Ну довольно. Мне не положено нервничать. — Я привезу вам какой-нибудь трофей из Крондштатского рейда. — Он наклонился, поцеловал меня и вышел из комнаты.

— Привезите лучше себя…. — выдохнула я и прилегла на кровать.

После полудня Иван уехал, а мне сделалось намного хуже — спазмы в животе и приступы тошноты. Признаки серьезного отравления. Вечером ко мне пожаловал доктор Анатоль Гуськов, он внимательно осмотрел меня и сообщил весть. «Поздравляю, голубушка, вы ждете ребенка. Срок примерно три месяца». Для меня это было полной неожиданностью, и я почувствовала себя еще более подавленной, чем была. Гуськов прописал мне пить какие-то травы и обязался отныне заходить каждый день и проверять, как я себя чувствую. В доме в тот вечер царило радостное оживление. Хозяйка ждет малютку! Правда, радовались в основном слуги. Мне было в тот момент нехорошо, и к тому же я немного злилась на Ивана за то, что оставляет меня одну в таком положении. Это несправедливо! И почему рожать детей положено женщинам. Я распекала сама себя, затем Анфиса, моя служанка, дала мне отвара из трав, выписанных Гуськовым, и только после этого моя боль утихла и я погрузилась в сон. Снился мне красивый белокурый Иван. Пару дней я была погружена в свои думки, а потом пришла в себя. До одного известия, свалившегося на меня через несколько дней.

В это утро я была полна сил и энергии. Настроение мое было приподнято, вокруг мелькали счастливые лица прислуги, лебезившей вокруг меня. Отовсюду только и сыпались заботливые вопросы: «Барыня желает чего-нибудь?», «Приготовить что-то особенное?», «Может, выйдите на воздух?», «Надобно откушать фруктов». В общем, я была в боевом духе. Да и погода стояла отличная. Была ранняя осень, зелень уже начинала желтеть, но воздух все еще оставался теплым.

Отказавшись от своего любимого напитка, я позавтракала фруктами и, взяв с собой листок бумаги, чернила и перо, я пошла к себе в комнату и уселась у окна. Мне всегда нравилось рисовать, и я принялась делать наброски пером на бумаге какого-то пейзажа и довольно сильно увлеклась своим занятием.

Цоканье копыт по мостовой отвлекло мое внимание. Я выглянула в окно и увидела всадника, скакавшего во весь опор. Края его длинного серого плаща и соболиный мех на широкополой шляпе безжалостно трепал ветер. Всадник придержал узду, и лошадь остановилась. Я слегка привстала и наклонилась к окну, чтобы разглядеть гостя. Он легонько спрыгнул с лошади и зашагал по направлению к дверям. Я отбросила все листы и перо в сторону и, подобрав руками, тяжелые юбки платья, заспешила вниз по лестнице. Когда я спустилась в зал, в дверях стоял этот самый незнакомец.

— Госпожа… — начала — было, Анфиса, прикрывая за ним дверь, — к вам тут…

— Анфиса, принеси господину стакан воды и чего-нибудь перекусить. — Я жестом отправила Анфису на кухню.

Мужчина грациозно снял шляпу и поклонился мне. Я улыбнулась и, подойдя к нему, протянула ему руку, чтобы он ее поцеловал:

— Степан, я рада вас видеть. Но, должна признаться, вы ставите меня в неловкое положение — Ивана нет дома, про нас могут пустить нехорошие слухи! — шутливо проговорила я, когда он поцеловал мою протянутую руку.

— Ах, Софья, я к вам совсем не для этого пожаловал. — Проговорил Степан, переводя дыхание. — У меня серьезная весть.

— Говорите же! — не стерпела я.

Он сел на диван и принялся обмахиваться шляпой. Кудрявые русые волосы, немного прикрывающие уши, были взъерошены.

— Погодите, дайте дух перевести. Я скакал без остановок.

Я присела рядом с ним и пристально наблюдала за его раскрасневшимся лицом. Со Степаном Игнатьевичем Лисицыным я познакомилась на одном из балов и сразу же подружилась с ним. Он был флигель-адъютантом у императрицы. Мне нравилось, как он шутит по любому поводу и кокетничает с дамами. Но сейчас его красивое молодое лицо было серьезным и даже напряженным. В глазах не было той искорки задора, которая присутствовала всегда. И это заставило меня задуматься.

Что могло произойти, если Степан Лисицын, юный Дон Жуан, не весел, как обычно?

— Степан, не томите… — поторопила его я.

— Ах… — он медленно отложил шляпу и как бы в нерешительности поднял на меня свои выразительные серые глаза, — Софья, меньше всего на свете мне не хотелось бы вас огорчать…

— Да говорите уже… — меня начала бить нервная дрожь.

Степан потеребил края плаща и срывающимся голосом заговорил:

— Вчера вечером флагманский корабль вашего мужа попал в опалу к прусским кораблям.

У меня сжалось сердце, все остальное я слышала как будто издалека.

— Спиридов не смог отбить нападение. Их корабли потопили. Мы потеряли достаточно кораблей, но кровью отстояли Крондтштат. Смею заверить, что ваш муж погиб с честью за благое дело.

Я смотрела на Степана стеклянными глазами. В этот момент я почувствовала себя самой несчастной на Земле. Значит, мой муж мертв, а я жду от него ребенка. И вдруг, ребенок стал одновременно и подарком, и тяжелым бременем для меня.

Наверно, я должна была заплакать, но я этого не сделала. Лисицын в нерешительности придвинулся ко мне:

— Mon Dieu… На вас нет лица! Софи, вам плохо? Позвать врача?

— Нет, нет, — пробормотала я, — нет, нет…

— Императрица написала вам тут… — адъютант полез в карман плаща и вытянул аккуратный сверток бумаги, перевязанный черной лентой, — она соболезнует вам, дорогая. — Он протянул сверток мне. Мои пальцы машинально зажали его.

— Мне остаться с вами, Софья? — нерешительно спросил через некоторое время Степан.

— Нет, мне нужно побыть одной. — Пробормотала я, рассматривая скрученную в руках бумагу.

Лисицын галантно поцеловал мою руку и направился к выходу.

— Если вам нужна будет моя помощь, я сделаю все, что будет в моих силах. — С этими словами он надел шляпу и, поклонившись мне, бесшумно вышел из залы.

Я покрутила сверток в руках и швырнула его в сторону. Я была опустошена, бессильна и несчастна. Что будет теперь со мной? Теперь я вдова, ВДОВА! Подумать только! Значит, целый год я должна носить черное платье и фактически похоронить себя заживо. И этот ребенок. Он появится на свет без отца. Я упала на диван и уткнулась лицом в подушку. И вдруг, мне представился бедный Иван; как он сражался с вражескими кораблями, как погиб. Мой бедный Иван. Совсем недавно он был еще жив, улыбался, ласково, как всегда, смотрел на меня. Кукольно — красивый. Мне стало его жаль, совсем юного и по-детски наивного. Я начала плакать навзрыд. В таком состоянии я пролежала весь день.

Вечером пришел доктор Игнатий Власьевич Аркашин и пытался уговорить меня отвлечься от мрачных мыслей и подумать о ребенке, но я оставалась непреклонной.

Распорядившись, чтобы портные сшили для меня черное платье, я закрылась в своей комнате и пролежала на кровати всю ночь без сна. На следующий день все повторилось. В таком расположении духа я оставалась неделю. А потом начались визиты соболезнователей. Ко мне приезжал весь императорский двор, чтобы выразить сочувствие. Каждый день был посетитель. Старый и больной Михаил Михайлович Голицын — князь, генерал — адмирал; граф Румянцев Петр Александрович с женой Марией; князь Репнин Николай Васильевич с княгиней Репниной; брат княгини Репниной — Князь Курагин с женой; граф Шереметев, граф Александр Шувалов и еще бесчисленное число имен. Я начала уставать от этих визитов. Потом были грандиозные похороны, где собрался весь свет. После похорон поток соболезнующих не уменьшился.

Так продолжалось еще неделю, пока я не приняла решение собрать вещи и переехать к своим родителям в поместье Волконских. Дорога для меня была нелегкой, еще бы, в моем-то положении! Но мне помогала моя верная Анфиса, которую я взяла с собой. Эта темноволосая миловидная девушка, немного младше меня, нравилась мне, и я ей доверяла. Так же я взяла с собой моих двух фрейлин.

В поместье Волконских меня приняли, хотя и с радостью, но сразу начали выказывать знаки сочувствия и скорби по моему мужу. Мать сразу же бросилась мне на шею и начала всхлипывать едва я вышла из кареты, хотя чуть больше недели назад на похоронах мы уже виделись и все обсудили. Я довольно быстро ее отстранила, сославшись на то, слишком устала. Все в поместье были рады моему присутствию. Все, кроме Марии. Она по-прежнему была не замужем и превратилась в бледную и худую фурию со злобными глазами. За ужином отец упрекнул меня за то, что я стала реже заезжать к ним. Я ничего не ответила. Все старательно избегали темы Ивана, я и так всем своим видом напоминала черную тень.

— У меня будет ребенок. — Немного холодно произнесла я. Все просияли от счастья, а Мария сверкнула ядовитым взглядом в мою сторону.

— О, как замечательно, что ты приехала! Мы скоро будем нянчить малютку! — воскликнула моя старая полная кормилица Евдокия.

— Ты ведь не покинешь нас до рождения ребенка? — с тревогой в мелодичном голосе спросила моя мать.

— Нет, — я попыталась улыбнуться ей, — я останусь.

Мария недовольно фыркнула.