Прощание с «Императрицей»

Юрий Иваниченко, 2019

Следуя за героями романа, повествующего о полной опасностей службе братьев Ивановых в годы Первой мировой войны, читатель переносится то на пограничье между Польшей и Восточной Пруссией, то на Кавказский фронт, то на палубу эсминца, то в тесный отсек единственного в России подводного минного заградителя, то в бурлящий страстями и интригами Петроград. Захватывающие события разворачиваются в период со второй половины 1915-го до осени 1916 года, до гибели флагмана российского Черноморского флота линейного корабля «Императрица Мария». Всё это вкупе с точными описаниями военных и бытовых реалий времён великой войны придаёт особую убедительность большим и малым подвигам, переживаниям и приключениям героев книги.

В кабинете С.Д. Сазонова

Алексей Иванов ждал аудиенции недолго. Мог и совсем не ждать — все переговоры (разве что за очень редким исключением встреч с представителями царской фамилии) не утаивались от руководителя внешней разведки. Но статский советник предпочитал разговаривать совсем без посторонних, сколь бы высокие посты они ни занимали в правительстве, Государственной думе или, тем более, при дворе, особенно в группировке вокруг Александры Федоровны и её «старца». Сам министр иностранных дел — человек, которому по-настоящему доверял Иванов, должен был решать, с кем следует и следует ли с кем делиться информацией, которую приносил ему Алексей Иванович Иванов. Поэтому статский советник подождал, пока Гучков с Милюковым покинут кабинет Сазонова.

Сергей Дмитриевич помимо хронической озабоченности выглядел как человек, достаточно успешно проведший некую сложную комбинацию. Какую именно, Алексей Иванович мог только предположить, но сейчас его занимало другое. Он хотел предпринять ещё одну попытку убедить министра и через него воздействовать на императора и, главное, командование, с целью превратить демонстрационную подготовку десанта из Одессы на Румелийский полуостров в реальную. Получить необходимые подкрепления, осуществить десант и решительно двинуться на Константинополь.

Сазонов терпеливо выслушал резоны Иванова — отнюдь не главного военного стратега, но человека, располагающего свежей информацией и обладающего изрядным аналитическим умом. О том, что фон Сандерс уже бросил последнюю резервную дивизию против десанта союзников и турки намертво завязли в боях с австралийско-новозеландским корпусом. Что остатки Второй и Третьей турецких армий никоим образом не успеют на защиту столицы Османской империи, даже если оставят позиции в Месопотамии и на Кавказе в день высадки российского десанта и двинутся форсированным маршем через весь Анатолийский полуостров. Что Константинопольская гвардия — защитница Чаталджинских укрепленных линий — далеко ещё не восстановилась после смертельной зимы у Сарыкамыша.

Выслушал и сказал только:

— Алексеев не даст снять с австрийских и немецких фронтов ни четыре, ни даже одной дивизии. Сам знаешь, что там сейчас за обстановка.

— Но Энвер сразу же запросит помощи у своих союзников, — попытался возразить статский советник. — И ему не откажут: и немцы, и австрийцы понимают, что значит овладение Проливами. А значит, им станет не до наступления на восточных фронтах.

— Гладко было на бумаге… Нет, ни Верховный, ни Алексеев не пойдут на такой риск. Тем более что ни болгары в очередной раз, ни греки теперь — нам не друзья. А одни черноморцы…

Алексей Иванов помрачнел и с явным неудовольствием подтвердил:

— Увы, всё так. Бросать в бой одних черноморцев — это авантюра. События 18 марта^[4] все изменили. Турки, сволочи, подняли голову — как же, остановили — то есть вовсю трубят, что победили, — британский флот! А он считался самым мощным оружием нашего времени! И на Галлиполи, если судить по количеству раненых, доставляемых союзниками в госпиталя на Лемнос и Мальту, турки дерутся отчаянно…

С лица Сергея Дмитриевича сошли все следы удовольствия от успеха какой-то дипломатической — а скорее всего, внутриполитической комбинации. С едва ли ни более мрачным, чем обычно, видом он подтвердил:

— Естественно, Энвер и Талаат приписали себе все заслуги. Ещё бы, 18 марта для них — спасение. До этого времени они никогда не чувствовали себя в безопасности, правили изо дня в день, затаив дыхание, — всё ждали если не восстания, то пинка от нового султана, а то и от низложенного, да живучего Абдул Хамида. А тут взлетели на гребень патриотической гордости.

— Даже более того, — невесело согласился статский советник. — Теперь они как бы символизируют самого турка. Или даже собственно ислам.

— А в турецком варианте, — подхватил Сазонов, — ещё и с жаждой мести паразитам-иноверцам и высокомерным иностранцам, которые доселе их поучали и помыкали ими…

— Пока что иностранцев особенно не трогают, даже англичан и французов. — Алексей Иванович был детально осведомлён обо всём, что происходит в Константинополе. — Чувствуют каким-то местом, что союзники могут победить в войне. Ограничились тем, что Талаат приказал снять все указатели и вывески на французском и реквизировал пару-тройку автомобилей в посольствах. А вот армян громят со всей восточной дикостью…

Сергей Дмитриевич печально покивал:

— Это совершенно не ново для Востока… и других диктатур. Будем справедливы: почувствовали силу — и сразу приступили к охоте на политических оппонентов и на расово чуждых людей. На иноверцев, прежде всего. Лучший способ выразить свою силу — громить тех, к кому набралась неприязнь в массе. Кто умнее, кто способен всегда перехитрить ленивых, непрактичных турок, кто себя считают выше и образованней мусульман, ближе к европейской цивилизации. Что, в первый раз? Как только, ещё в прошлые века, турки проигрывали войны, так сразу же устраивалась резня. Помните, Алексей Иванович, как в 1894 Абдул Хамид натравил на христиан этих фанатиков, софтов?

— Но почему всё-таки именно армяне? — спросил статский советник, не столько пребывая в неведении, сколько ожидая услышать от умника и опытного дипломата слова в подтверждение собственным мыслям.

— Армяне — христиане. Но ни одно, кроме нас, извечных врагов Порты, иностранное христианское правительство не радеет за них. И были у турок основания считать армян пятой колонной внутри страны, они же злорадствовали при каждой неудаче турок в Балканских войнах. Везде, в каждой деревне и каждом городе, турки им завидовали — и ненавидели их.

Начальник департамента поддержал министра:

— А ещё их вдобавок особенно озлобило, что в недавней кампании на Кавказе армяне переправляли нам информацию о движении и состоянии османских войск и что некоторые парни из Западной Армении переходили границу и вступали в российскую армию. И с подачи Талаата распространились слухи, что армяне прячут оружие с целью поднять восстание…

— Очень жаль, — Сазонов поднялся из кресла и прошёлся по кабинету, время от времени поглядывая то на руководителя разведслужбы МИДа, то на карту юга России, — что в Оттоманской империи пока не видно никого, кто смог бы реально противостоять этим младотуркам с их «революцией».

Мустафа Кемаль (Ататюрк)

Краткая историко-биографическая справка

Будущий маршал и первый президент Турции прославился во время обороны полуострова Галлиполи (Гелибоглу) от десанта англо-французских войск. Мустафа Кемаль командовал к её завершению 16-м армейским корпусом, занимавшим стратегически важный участок.

Союзники решили провести десантную операцию у входа в Дарданеллы со стороны Средиземного моря. В десантный корпус входили английские и французские пехотные дивизии, австралийские и новозеландские войска, три бригады английской морской пехоты и греческий добровольческий легион: всего около 81 тысячи человек при 178 орудиях. С моря его поддерживал союзный флот под командованием адмирала де Робека. В резерве на территории Египта находились английская и две индийские пехотные дивизии.

Турция для защиты пролива Дарданеллы создала сильную группировку войск из 20 дивизий под общим командованием германского генерала Лимана фон Сандерса. Одной из пехотных дивизий на Галлиполийском полуострове командовал полковник Мустафа Кемаль. Высадившийся под мощным артиллерийским прикрытием своих кораблей десант натолкнулся на жёсткую оборону. Несмотря на все усилия и артиллерийскую поддержку с моря, продвинуться от побережья по Галлиполийскому полуострову десантным войскам так и не удалось. За первые дни боев союзники потеряли 18 тысяч человек, продвинувшись вперед всего на километр-полтора.

Когда австралийцы, высадившиеся у мыса Каба-тепе, начали подниматься на господствующую высоту Чунук-байир, полковник Мустафа Кемаль лично повёл в рукопашную схватку пехотный батальон и своим примером увлёк за собой всю дивизию. Австралийцы, потеряв в бою 5 тысяч человек, были отброшены с высот к береговой полосе^[5].

Вскоре Мустафа Кемаль стал первым помощником генерала Лиман фон Сандерса, проявив себя «агрессивным» боевым командиром. И в январе 1916 года жители Стамбула горячо приветствовали героя галлиполийской обороны как спасителя столицы Турции. За проявленную доблесть Мустафа Кемаль получил звание генерал-майора и титул паши и стал быстро продвигаться по служебной лестнице. С 1916 года он последовательно командовал 16-м армейским корпусом в Закавказье, затем 2-й армией на Кавказском фронте и 7-й армией на Палестинско-Сирийском фронте.

Примечания

4

В этот день сводный флот Англии и Франции оставил — за полшага до успеха — дальнейшие попытки пройти Дарданелльским проливом в Мраморное море и далее к Константинополю.

5

Операция на Галлиполийском полуострове длилась 300 суток. За это время Великобритания потеряла 119,7 тысячи человек, Франция — 26,5, Турция — 185 тысяч человек. Англо-французский флот потерял 6 линейных кораблей, турецкий — один.