«Свет и Тени» Последнего Демона Войны, или «Генерал Бонапарт» в «кривом зеркале» захватывающих историй его побед, поражений и… не только. Том III. «Первый диктатор Европы!»

Яков Николаевич Нерсесов

Посвящается грядущему 200-летию со дня смерти (5 мая 1821 г.) Наполеона Бонапарта и совсем недавно прошедшему 250-летию со дня его рождения – то ли 15 августа 1769 г., то ли… годом позже?!

Глава 5. Прямая дорога на Берлин!

Ожидая известий от Даву и Бернадотта, Наполеон долго задерживал приказ Мюрату о преследовании врага. Первые 12 часов после своего разгрома пруссаки не испытывали прямого воздействия со стороны вражеской кавалерии. И, тем не менее, смешение двух отступающих прусских армий на одной дороге довершило катастрофу дня.

А потом их нагнали-таки «гончие псы» Последнего Демона Войны» — кавалеристы Мюрата! Разгоряченные преследованием, они беспощадно рубили всех подряд, не внемля крикам о пощаде, не беря в плен сдающихся. Сотни обезумевших людей погибли тогда порубленными либо под копытами французской конницы. (Повторимся: спустя годы пруссаки припомнят французам их жестокость и точно так же будут люто рубить направо и налево разгромленных французов в битве при Ватерлоо! «Что посеешь — то и пожнешь!» или, «на войне — как на войне»…)

Во главе погони — «на острие копья» — галопом летел безоружный Мюрат, помахивая золотым маршальским жезлом. Он вел себя как расшалившийся семнадцатилетний юнец. Но даже враги оказывались зачарованы его фактурной рисовкой и бесстыдной театральностью. Когда надо было без отдыха гнать отступающего врага, Мюрату не было равных. Усталость не брала его. Почти всю Пруссию он пересечет вскачь. Прослышавший о его проделках Наполеон, усмехнулся: «Во главе двадцати человек на поле битвы он стоит целого полка!» И действительно неистовый Мюрат, нахлестывая своего горячего арабского скакуна, первым влетел в Веймар.

…Между прочим, всячески стремясь хоть как-то сгладить негативное впечатление от своего «неджентльменского» поведения под Ауэрштедтом, впавший в немилость Бернадотт, тоже лез из кожи вон, участвуя наряду с кавалерией Мюрата в преследовании остатков разбитых прусских армий. Именно в этот момент Жан-Батист-Жюль проявил столь присущие ему в нужный для него момент энергию и решительность!!!

14 октября 1806 года стал черным днем Пруссии!

Прусская армия, на которую возлагалось столько надежд и которая должна была «шапками закидать французов» перестала существовать в один день. Уже через неделю после начала войны, три прусские армии Гогенлоэ, герцога Брауншвейгского и Рюхеля потеряли не менее 38 тыс. убитыми, ранеными и пленными, 235 орудий, три с лишним сотни знамен, ее командный состав лишился 20 генералов. Погибли принц Людвиг, герцог Брауншвейгский и многие другие военачальники. Армия была неспособна продолжать борьбу. Куда девались недавняя заносчивость и кичливость! «Шапко-закидательство», «ура-патриотизм» и бахвальство в мгновение ока сменились панической покорностью! Полки, крепости сдавались без боя при виде первого французского разъезда.

То был разгром, какого еще не знала военная история!

Уже 15 октября прусский король прислал своего представителя к Наполеону с просьбой о перемирии, но получил ехидно-саркастический ответ, что «надобно сперва пожать плоды победы», а мир будет подписан только в Берлине.

С тех пор, когда заходила речь о пруссаках, Наполеон презрительно цедил сквозь зубы: «У них много чего в штанах и мало чего под шляпами». Столь же откровенно он выразил свое презрение и к воинственной прусской королеве Луизе. При встрече он мимоходом бросил ей: «Женщина, возвращайся к своей прялке и хозяйству». Когда много позже, его однажды спросили, почему он не привез в изгнание на о-в Святая Елена доставшуюся ему среди военных трофеев знаменитую шпагу выдающего прусского короля-полководца XVIII века Фридриха II Великого, Наполеон усмехнулся: «У меня была своя!»

Прямая дорога на Берлин была открыта…

Близь прусской столицы Наполеон остановился в знаменитом дворце-замке Сан-Суси, где когда-то обитал и был похоронен Фридрих II Великий. Французский император посетил комнаты короля, подержал в руках его подзорную трубу, перелистал несколько книг с пометками короля.

…«Я не мог отделаться от какого-то трудно передаваемого чувства — писал он позднее. — Семь лет он (Фридрих Великий) сопротивлялся половине всей Европы, а за 15 дней его монархия пала перед моими орлами: таков ход дел в зависимости от того, какие обстоятельства и какие люди управляют судьбами народов. Я нашел в его кабинете пюпитр для нот и другой пюпитр, на котором лежало „Военное искусство“ Пюисегюра. Книга была открыта на главе, озаглавленной „О ношении шпаги“.…Я чрезвычайно удивился, найдя там также нагрудный знак, шпагу, портупею и большую ленту его орденов, которые он носил в Семилетнюю войну. Подобные трофеи стоили 100 знамен, а то, что о них забыли, свидетельствовало о хаосе и отступлении, охвативших всю Пруссию при слухах о катастрофе, которая постигла их армию. Я их тотчас же послал в Париж для передачи в „Дом инвалидов“. Многие из этих старых солдат были современниками позорного поражения при Россбахе. Я гордился тем, что посылал им доказательства своего блистательного возмездия»…

Затем Бонапарт посетил могилу Фридриха Великого. Отделившись от своей свиты, он несколько минут провел в молчании у могилы великого полководца прошлого. Наполеон не скрывал своего волнения, он преклонялся перед гением Фридриха Великого. «Шляпы долой, господа! Будь жив Старина Фриц, нас бы здесь не было!!!»…

27 октября в побежденный Берлин торжественно вошла французская армия во главе с императором в простой поношенной серой шинели гвардейских конных егерей и видавшей виды треуголке (на самом деле двууголке) посреди разряженных как павлины и фазаны маршалата и генералитета. Первыми шли в строгом порядке, с развернутыми знаменами полки императорской гвардии — конные и пешие. За ними следовал особо отличившийся в эту кампанию III-й корпус Даву, потом — все остальные. У Бранденбургских ворот императору поднесли ключи от города. Когда к его ногам маршалы бросили 340 знамен Пруссии, то желчный Даву ехидно изрек: «Разве это знамена? Теперь это тряпки…»

Вступив в столицу Пруссии, Наполеон очутился на площади, украшенной бюстом Фридриха II. Увидев его, Наполеон галопом описал полукруг, отсалютовал своей шпагой и снял шляпу перед бюстом. То же, вслед, повторила и вся его свита, а затем, мимо бюста короля, с развернутыми знаменами, салютуя, прошли полки французской гвардии. Так победитель отдал почести королю, внучатый племянник которого был им только что повержен и лишен армии, слывшей лучшей в Европе… XVIII века.

А в ту пору на дворе уже стоял XIX век!

…Между прочим, рассказывали, что Наполеон не отказал себе в удовольствии унизить хвастливых прусских гвардейских офицеров, нагло точивших свои сабли перед войной с Францией о каменные ступени ее посольства. Проведенные по центральным улицам Берлина остатки плененных офицеров-гвардейцев, специально остановили перед ступенями французского посольства и вежливо предложили некогда кичливым и заносчивым молодчикам встать на колени перед имперским флагом, развивавшимся над посольством победоносной Франции. Прусских гвардейцев в Берлине не любили за их праздность и высокомерие и никто из берлинцев особо им не сочувствовал в минуты их унижения. Впрочем, современные историки весьма сомневаются в нюансах этой истории, более смахивающей на исторический анекдот… Cтоль присущий, не только «наполеониане» и другим эпохальным событиям и ключевым личностям в истории…

В прусской армии бахвальство сменилось паникой и растерянностью. Жаждавшие реабилитироваться (норовистый Бернадотт — за неявку под Ауэрштадтом, удалой гусар Ней — за промах в начале Йенского сражения), вспомнивший свою лихую юность Ланн, и неутомимый Мюрат с драгунами Клейна и гусарами Лассаля безостановочно (проделывая по 60 км в день!) преследовали ускользавшие от них остатки пруссаков во главе с упрямым Блюхером! Наполеон приказал взять его в плен любой ценой!

Преследование пруссаков напоминало охоту… на дичь! Только… на двух ногах!

7 ноября упрямый старый гусар-рубака Блюхер по прозвищу «Старина-Вперед», его начальник штаба генерал Шарнхорст и герцог Карл-Август Веймарский (1758—1828) с 22 тыс. солдат — остатками некогда огромной прусской армии — хоть и после упорного боя, но, все же, капитулировали под датским Любеком перед 12 тысячным I-ым корпусом Бернадотта, частично искупившего свои грехи перед коллегами безжалостным преследованием пруссаков, собиравшихся в порту нейтрального Любека погрузиться на корабли и плыть в Англию.

…Кстати, Наполеон высоко оценил действия Блюхера в ходе войны с Пруссией в 1806 г., заметив: «Этот беглец удерживал почти половину моей армии». В 1812 г. Блюхер своими реваншистскими заявлениями и «телодвижениями» так надоел Наполеону, что по настоянию французского императора король отстранил его от службы в армии. Позднее, во время последних кампаний Наполеона в 1813—1814 гг., он еще раз похвалит люто ненавидевшего его старика Блюхера: «Этот старый черт причинял мне много хлопот. Я разбивал его вечером — а утром он уже был тут как тут. Если я громил его утром, он собирал армию и давал новый бой еще до вечера». Парадоксально, но спустя годы именно не отличавшемуся особыми военными дарованиями Блюхеру — прозванному в Пруссии за несгибаемый характер бойца «Отцом Отечества» — доведется поставить точку в фантастической эпопее Наполеона под Ватерлоо и в 72 года заслужить лавры национального героя…

ГЛАВА 6. «НАПОЛЕОН ДУНУЛ НА ПРУССИЮ, И ПРУССИИ НЕ СТАЛО».

Еще до Любека, 17 октября у города Галле, расположенного примерно в 30 км к северо-западу от Лейпцига на реке Зале, головная дивизия Пьера Дюпона де л’Этан из I-го армейского корпуса «рвавшего и метавшего» Бернадотта (20.594 чел. при 34 орудиях) после 17-часового марша сразилась с численно уступавшим (16 тыс. чел. при 38 орудиях) прусским резервным корпусом Евгения Фридриха (Фридриха-Евгения?) герцога Вюртембергского, двигавшегося из далека для прикрытия отступления уже не существующей армии.

Французы разбили своих противников в пух и прах, вынудив их отступить на северо-восток в сторону Дессау. Пруссаки потеряли в этом бою почти половину своих войск (5 тыс. убитыми, раненными и пленными, 4 знамени и 11 орудий). Дюпону победа обошлась в 800 убитых и раненых. Так была обращена в бегство последняя еще боеспособная часть совсем недавно огромной (175-180-тысячной) прусской армии.

26 октября у прусской деревеньки Альтенцаун неподалеку от реки Эльбы арьергард (2.700 пехоты) прусского корпуса генерала Рюхеля под командой полковника Йорка вступил в бой с частями маршала Сульта, прикрывая переход через Эльбу войск герцога Карла Августа Саксен-Веймарского. Ок. 4 часов от Тангермюнде подошёл Сульт с бригадами лёгкой кавалерии генералов Маргарона и Гюйо. Видя, что путь вперёд заблокирован, он послал два полка в обход пруссаков и один полк на Альтенцаун. Несмотря на несколько яростных атак, французской кавалерии не удалось прорвать прусскую оборону пока не подошла 1-я пехотная дивизия генерала Сент-Иллера, после чего Альтенцаун был взят, а пруссаки отступили.

9 ноября, первоклассная крепость Магдебург с 600—800 пушками (данные разнятся) и 24-тысячным гарнизоном сдалась Нею. Эта сдача, а еще раньше и капитуляция Эрфурта с его 14-тысячным гарнизоном решили судьбу Пруссии. Следом началась повальная сдача прусских крепостей и гарнизонов: Кюстрин, Шпандау, Штеттин и др. Под Пренцлау прусский генерал принял за чистую монету похвальбу Мюрата, у которого под рукой была лишь его расфуфыренная конная свита, что за ними следуют десятки тысяч пехоты с осадными орудиями и — поспешно сдал твердыню, брать которую пришлось бы ни одну неделю!

…Между прочим, неповторимый понтёр (понтовила) Мюрат в том памятном для французского оружия «блиц-криге» в очередной раз проявил свой неистребимый эгоизм, чем вызвал лютую ненависть со стороны «братьев по оружию»! Несмотря на то, что капитуляцию пруссаков Гогенлоэ принимал вместе с Мюратом маршал Ланн, первый ни единым словом не обмолвился в своем рапорте о коллеге по маршалату и его солдатах, как будто их вообще не существовало. В этом рапорте Мюрат присвоил все лавры победы себе, и даже дал понять Наполеону, что пехотинцы Ланна настолько медленно двигались за ним, что ему приходилось рассчитывать только на свои силы. Такое поведение Мюрата очень обидело и задело Ланна, который с горечью писал Наполеону, что его солдаты были обескуражены таким эгоцентризмом Мюрата. Впрочем, отношения между этими двумя храбрецами всегда были натянутыми: оба предпочитали тянуть «одеяло» славы исключительно «на себя любимого». Ситуация повторилась, когда у (вышеупомянутого) Любека корпуса Сульта, Бернадотта и кавалерия Мюрата настигли последние боеспособные силы самого неустрашимого и энергичного прусского генерала Блюхера. Сражение за Любек переросло в «жуткую резню», но 7 ноября 1806 г. (повторимся!) Блюхер вынужден был капитулировать. Так вот, несмотря на то, что главная роль в разгроме пруссаков, несомненно, принадлежала Бернадотту, Мюрат и здесь не упустил случая, показать себя в самом лучшем свете. В полном ликования рапорте, направленном Наполеону, он пишет слова, ставшие знаменитыми: «Боевые действия закончились ввиду отсутствия неприятеля!»…

В Пазельваке 700 кирасирам генерала Мильо позорно сдались в плен 4 тыс. прусских кавалеристов! Когда генерал граф Фридрих-Генрих-Фердинанд-Эмиль фон Клейст (1762—1823), комендант Магдебурга, сдавал Нею свою армию, тот озабоченно сказал своему адъютанту: «Скорее отбирайте у пленных ружья: их в два раза больше, чем нас». Штеттин, имевший 5 тыс. солдат и 281 орудие, капитулировал, когда перед ним появился гусарский полк генерала графа Антуана-Шарля-Луи Лассаля (1775 — 1809) без единой пушки. Начальник Лассаля Мюрат имел все основания снова докладывать Наполеону: «Государь, сражение закончено ввиду отсутствия сражающихся».

Это было верно: Пруссия более не сражалась, она подняла руки вверх, ее армия рассеялась как «осенний туман»!

Ее потери поддаются подсчету с огромным трудом (в литературе приводятся сильно расходящиеся данные): около 25 тыс. были убиты и ранены, 100—140 тыс. сдалось в плен, до 45 тыс. дезертировали и рассеялись; было потеряно более 2000 пушек; все вооружение прусской армии, огромное количество боеприпасов, провианта, которым можно было прокормить французскую армию в течение одной кампании, двадцать тысяч превосходных лошадей, не разрушенные первоклассные крепости. Осталось в строю — на северо-востоке Пруссии, в Зольдау — лишь 14—15 тыс. солдат под началом генерала А. В. Лестока (1738 — 1815), какой-то части которых еще предстоит «громко хлопнуть дверью» под… Прейсиш-Эйлау!

…Кстати, «не остался в накладе» и проштрафившийся было в самом начале прусской кампании уже не единожды упомянутый маршал Бернадотт. Мало того, что в ходе преследования бегущих пруссаков ему удалось «набрать вистов» перед своим императором (захват Галле, Бранденбурга, Любека и др. «оплотов прусского милитаризма»), так он еще получил козырную карту на будущее. Именно к нему в руки попала, прибывшая от шведского короля Густава IV пехотная дивизия графа Густава Мёрнера, на помощь его союзникам пруссакам. Бернадотт очень снисходительно (можно даже сказать весьма ласково!) отнесся к полутора тысячам шведских пленных. О благородном и любезном французском маршале вскоре говорила вся… Швеция! Очень скоро совершенно особое отношение Бернадотта к шведам обернется для когда-то ярого революционера-якобинца невероятной удачей — Подарком Судьбы! Но об этом чуть позже…

Наполеоновский «блиц-криг» продолжался всего 7 недель, а на уничтожение прусских армий и легенды о прусской непобедимости ушло и вовсе только 33 дня! Наполеон вступил в Пруссию 8 октября, а 8 ноября сдалась ее последняя крупная крепость Магдебург. «Наполеон дунул на Пруссию, и Пруссии не стало», — сказал впоследствии знаменитый немецкий писатель Генрих Гейне. Сам Бонапарт был не столь литературно лаконичен, но тоже оставил в истории свою оценку своей скоротечной прусской кампании: «Победа при Йене смыла бесчестие Россбаха и за семь дней решила судьбу всей кампании».