Неточные совпадения
Горный хребет, о котором здесь
идет речь, начинается около Имана и
идет к югу параллельно
реке Уссури в направлении от северо-северо-востока к юго-юго-западу так, что
на запад от него будет
река Сунгача и озеро Ханка, а
на восток —
река Даубихе.
От Шкотова вверх по долине Цимухе сначала
идет проселочная дорога, которая после села Новороссийского сразу переходит в тропу. По этой тропе можно выйти и
на Сучан, и
на реку Кангоузу [Сан — разлившееся озеро.], к селу Новонежину. Дорога несколько раз переходит с одного берега
реки на другой, и это является причиной, почему во время половодья сообщение по ней прекращается.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая
на север крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин
шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки
реки Лефу.
Близ земледельческих фанз
река Лефу делает небольшую излучину, чему причиной является отрог, выдвинувшийся из южного массива. Затем она склоняется к югу и, обогнув гору Тудинзу, опять поворачивает к северо-востоку, какое направление и сохраняет уже до самого своего впадения в озеро Ханка. Как раз против Тудинзы
река Лефу принимает в себя еще один приток —
реку Отрадную. По этой последней
идет вьючная тропа
на Майхе.
Область распространения диких свиней в Уссурийском крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда
идет через Сихотэ-Алинь
на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и
на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
От описанного села Казакевичево [Село Казакевичево основано в 1872 году.] по долине
реки Лефу есть 2 дороги. Одна из них, кружная,
идет на село Ивановское, другая, малохоженая и местами болотистая,
идет по левому берегу
реки. Мы выбрали последнюю. Чем дальше, тем долина все более и более принимала характер луговой.
Вечером я сидел с Дерсу у костра и беседовал с ним о дальнейшем маршруте по
реке Лефу. Гольд говорил, что далее
пойдут обширные болота и бездорожье, и советовал плыть
на лодке, а лошадей и часть команды оставить в Ляличах. Совет его был вполне благоразумный. Я последовал ему и только изменил местопребывание команды.
К полудню мы доехали еще до одной возвышенности, расположенной
на самом берегу
реки, с левой стороны. Сопка эта высотою 120–140 м покрыта редколесьем из дуба, березы, липы, клена, ореха и акаций. Отсюда
шла тропинка, вероятно, к селу Вознесенскому, находящемуся западнее, километрах в двенадцати.
В нижнем течении Лефу принимает в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов
идет перпендикулярно к
реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему.
На 8 км ниже Монастырки горы подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон. Это было последнее в здешних местах селение. Дальше к северу до самого озера Ханка жилых мест не было.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около
реки Люганки. После обеда люди легли отдыхать, а я
пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду видел только траву и болото. Далеко
на западе чуть-чуть виднелись туманные горы. По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
После этого мы разобрали травяной шатер, взяли свои ружья и
пошли искать перешеек. Оказалось, что наш бивак был очень близко от него. Перейдя через болото, мы прошли немного по направлению к озеру Ханка, а потом свернули
на восток к
реке Лефу.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали — все куда-то исчезли. По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом.
Идти было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги человека. Скоро мы вышли
на реку и через час были
на биваке.
От гольдских фанз
шли 2 пути. Один был кружной, по левому берегу Улахе, и вел
на Ното, другой
шел в юго-восточном направлении, мимо гор Хуанихеза и Игыдинза. Мы выбрали последний. Решено было все грузы отправить
на лодках с гольдами вверх по Улахе, а самим переправиться через
реку и по долине Хуанихезы выйти к поселку Загорному, а оттуда с легкими вьюками пройти напрямик в деревню Кокшаровку.
Паначев работал молча: он по-прежнему
шел впереди, а мы плелись за ним сзади. Теперь уже было все равно. Исправить ошибку нельзя, и оставалось только одно:
идти по течению воды до тех пор, пока она не приведет нас к
реке Улахе.
На большом привале я еще раз проверил запасы продовольствия. Выяснилось, что сухарей хватит только
на сегодняшний ужин, поэтому я посоветовал сократить дневную выдачу.
Утром, как только мы отошли от бивака, тотчас же наткнулись
на тропку. Она оказалась зверовой и
шла куда-то в горы! Паначев повел по ней. Мы начали было беспокоиться, но оказалось, что
на этот раз он был прав. Тропа привела нас к зверовой фанзе. Теперь смешанный лес сменился лиственным редколесьем. Почуяв конец пути, лошади прибавили шаг. Наконец показался просвет, и вслед за тем мы вышли
на опушку леса. Перед нами была долина
реки Улахе. Множество признаков указывало
на то, что деревня недалеко.
От деревни Кокшаровки дорога
идет правым берегом Улахе, и только в одном месте, где
река подмывает утесы, она удаляется в горы, но вскоре опять выходит в долину.
Река Фудзин имеет направление течения широтное, но в низовьях постепенно заворачивает к северу и сливается с Улахе
на 2 км ниже левого края своей долины.
Я
пошел скорее и через полчаса подходил к Фудзину. За
рекой я увидел китайскую фанзу, окруженную частоколом, а около нее
на отдыхе наш отряд.
На следующий день мы выступили из Иолайзы довольно рано. Путеводной нитью нам служила небольшая тропка. Сначала она
шла по горам с левой стороны Фудзина, а затем, миновав небольшой болотистый лесок, снова спустилась в долину. Размытая почва, галечниковые отмели и ямы — все это указывало
на то, что
река часто выходит из берегов и затопляет долину.
Из его слов удалось узнать, что по торной тропе можно выйти
на реку Тадушу, которая впадает в море значительно севернее залива Ольги, а та тропа,
на которой мы стояли,
идет сперва по речке Чау-сун [Чао-су — черная сосна.], а затем переваливает через высокий горный хребет и выходит
на реку Синанцу, впадающую в Фудзин в верхнем его течении.
3 часа мы
шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая
река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки
на небе и палило вовсю. Лошади
шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли жизни.
Реки Уссурийского края обладают свойством после каждого наводнения перемещать броды с одного места
на другое. Найти замытую тропу не так-то легко.
На розыски ее были посланы люди в разные стороны. Наконец тропа была найдена, и мы весело
пошли дальше.
Чем более мы углублялись в горы, тем порожистее становилась
река. Тропа стала часто переходить с одного берега
на другой. Деревья, упавшие
на землю, служили природными мостами. Это доказывало, что тропа была пешеходная. Помня слова таза, что надо придерживаться конной тропы, я удвоил внимание к югу. Не было сомнения, что мы ошиблись и
пошли не по той дороге. Наша тропа, вероятно, свернула в сторону, а эта, более торная, несомненно, вела к истокам Улахе.
На следующий день, 17 июня, мы расстались со стариком. Я подарил ему свой охотничий нож, а А.И. Мерзляков — кожаную сумочку. Теперь топоры нам были уже не нужны. От зверовой фанзы вниз по
реке шла тропинка. Чем дальше, тем она становилась лучше. Наконец мы дошли до того места, где
река Синь-Квандагоу сливается с Тудагоу. Эта последняя течет в широтном направлении, под острым углом к Сихотэ-Алиню. Она значительно больше Синь-Квандагоу и по справедливости могла бы присвоить себе название Вай-Фудзина.
Китаец говорил, что если мы будем
идти целый день, то к вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая
река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и
на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
Оказалось, что китаец
идет с Ното и держит путь
на реку Псухун.
С Крестовой горы можно было хорошо рассмотреть все окрестности. В одну сторону
шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около
реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь другие горы. К северо-западу протянулась
река Арзамасовка. Она загибала
на север и терялась где-то в горах. Продолжением бухты Тихой пристани является живописная долина
реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
На следующий день мы расстались с золотоискателем. Он
пошел назад к перевалу, а мы направились к
реке Сыдагоу и оттуда обратно в пост Ольги.
Через Вай-Фудзин мы переправились верхом
на лошадях и затем
пошли по почтовому тракту, соединяющему пост Ольги с селом Владимиро-Александровским
на реке Сучане.
Через 2 часа темное небо начало синеть. Можно было уже рассмотреть противоположный берег и бурелом
на реке, нанесенный водою. Мы
пошли на то место, где видели зверя.
На песке около воды были ясно видны отпечатки большой кошачьей лапы. Очевидно, тигр долго бродил около бивака с намерением чем-нибудь поживиться, но собаки почуяли его и забились в палатку.
После полудня мы вышли наконец к
реке Сандагоу. В русле ее не было ни капли воды. Отдохнув немного в тени кустов, мы
пошли дальше и только к вечеру могли утолить мучившую нас жажду. Здесь в глубокой яме было много мальмы [Рыба, похожая
на горную форель.]. Загурский и Туртыгин без труда наловили ее столько, сколько хотели. Это было как раз кстати, потому что взятое с собой продовольствие приходило к концу.
Следующий день был воскресный. Пользуясь тем, что вода в
реке была только кое-где в углублениях, мы
шли прямо по ее руслу. В средней части
реки Сандагоу растут такие же хорошие леса, как и
на реке Сыдагоу. Всюду виднелось множество звериных следов. В одном месте
река делает большую петлю.
Начиная с 7 июля погода снова стала портиться. Все время
шли дожди с ветром. Воспользовавшись непогодой, я занялся вычерчиванием маршрутов и обработкой путевых дневников.
На эту работу ушло 3 суток. Покончив с ней, я стал собираться в новую экспедицию
на реку Арзамасовку. А.И. Мерзлякову было поручено произвести съемку Касафуновой долины и Кабаньей пади, а Г.И. Гранатман взялся произвести рекогносцировку в направлении Арзамасовка — Тадушу.
Один
идет через село Пермское, а другой — по
реке Поддеваловке, названной так потому, что после дождей
на размытой дороге образуется много ям — ловушек.
Утром
на следующий день я
пошел осматривать пещеры в известковых горах с правой стороны Арзамасовки против устья
реки Угловой. Их две: одна вверху
на горе, прямая, похожая
на шахту, длина ее около 100 м, высота от 2,4 до 3,6 м, другая пещера находится внизу
на склоне горы. Она спускается вниз колодцем
на 12 м, затем
идет наклонно под углом 10°. Раньше это было русло подземной
реки.
Достигнув водораздела, мы повернули
на север и
пошли вдоль хребта к истокам
реки Лиственничной.
Дойдя до истоков
реки Арзамасовки, мы поднялись
на водораздел и
шли некоторое время горами в юго-западном направлении.
Подкрепив силы чаем с хлебом, часов в 11 утра мы
пошли вверх по
реке Сальной. По этой речке можно дойти до хребта Сихотэ-Алинь. Здесь он ближе всего подходит к морю. Со стороны Арзамасовки подъем
на него крутой, а с западной стороны — пологий. Весь хребет покрыт густым смешанным лесом. Перевал будет
на реке Ли-Фудзин, по которой мы вышли с
реки Улахе к заливу Ольги.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой стороны. По этому ключу
идет тропа
на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны по всей долине в одиночку и небольшими группами, вторые образуют частые насаждения по берегам
реки.
От залива Владимира
на реку Тадушу есть 2 пути. Один
идет вверх по
реке Хулуаю, потом по
реке Тапоузе и по Силягоу (приток Тадушу); другой (ближайший к морю) ведет
на Тапоузу, а затем горами к устью Тадушу. Я выбрал последний, как малоизвестный.
По последней
идет тропа
на реку Тютихе.
На другой день, распростившись со стариком, мы
пошли вверх по
реке. Погода нам благоприятствовала. Несмотря
на то, что небо было покрыто кучевыми облаками, солнце светило ярко.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался
на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился
на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к северу по побережью моря. Тогда он
пошел на Тадушу.
С
реки Тадушу через Сихотэ-Алинь
идут 3 пути: 2
на Ното и 1
на Ли-Фудзин.
Путь наш лежал правым берегом Ли-Фудзина. Иногда тропинка отходила в сторону, углубляясь в лес настолько, что трудно было ориентироваться и указать, где течет Ли-Фудзин, но совершенно неожиданно мы снова выходили
на реку и
шли около береговых обрывов.
Около Черных скал тропа разделилась. Одна (правая)
пошла в горы в обход опасного места, а другая направилась куда-то через
реку. Дерсу, хорошо знающий эти места, указал
на правую тропу. Левая, по его словам,
идет только до зверовой фанзы Цу-жун-гоу [Цун-жун-гоу — поляна в лесу около
реки.] и там кончается.
Дальше мы не
пошли и стали биваком
на берегу
реки, среди дубового редколесья.
Утром мне доложили, что Дерсу куда-то исчез. Вещи его и ружье остались
на месте. Это означало, что он вернется. В ожидании его я
пошел побродить по поляне и незаметно подошел к
реке.
На берегу ее около большого камня я застал гольда. Он неподвижно сидел
на земле и смотрел в воду. Я окликнул его. Он повернул ко мне свое лицо. Видно было, что он провел бессонную ночь.
Вместе с Дерсу мы выработали такой план: с
реки Фудзина
пойти на Ното, подняться до ее истоков, перевалить через Сихотэ-Алинь и по
реке Вангоу снова выйти
на Тадушу. Дерсу знал эти места очень хорошо, и потому расспрашивать китайцев о дороге не было надобности.
Если
идти вверх по
реке Дабэйце, то можно выйти в верховья Ваку и далее к охотничьему поселку Сидатун
на Имане.
На другой день мы
пошли вверх по
реке Дананце. Она длиной около 50 км.
Неточные совпадения
Бежит лакей с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, // С детьми и приживалками, // С кормилкою и нянькою, // И с белыми собачками, //
Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. // С
реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется //
На самом берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
Появлялись новые партии рабочих, которые, как цвет папоротника, где-то таинственно нарастали, чтобы немедленно же исчезнуть в пучине водоворота. Наконец привели и предводителя, который один в целом городе считал себя свободным от работ, и стали толкать его в
реку. Однако предводитель
пошел не сразу, но протестовал и сослался
на какие-то права.
Пред ним, в загибе
реки за болотцем, весело треща звонкими голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом за бабами
шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и
на место их навивались нависающие
на зады лошадей тяжелые воза душистого сена.
Прошли снега и
реки, — работы так вдруг и закипят: там погрузки
на суда, здесь расчистка дерев по лесам, пересадка дерев по садам, и
пошли взрывать повсюду землю.
Когда дорога понеслась узким оврагом в чащу огромного заглохнувшего леса и он увидел вверху, внизу, над собой и под собой трехсотлетние дубы, трем человекам в обхват, вперемежку с пихтой, вязом и осокором, перераставшим вершину тополя, и когда
на вопрос: «Чей лес?» — ему сказали: «Тентетникова»; когда, выбравшись из леса, понеслась дорога лугами, мимо осиновых рощ, молодых и старых ив и лоз, в виду тянувшихся вдали возвышений, и перелетела мостами в разных местах одну и ту же
реку, оставляя ее то вправо, то влево от себя, и когда
на вопрос: «Чьи луга и поемные места?» — отвечали ему: «Тентетникова»; когда поднялась потом дорога
на гору и
пошла по ровной возвышенности с одной стороны мимо неснятых хлебов: пшеницы, ржи и ячменя, с другой же стороны мимо всех прежде проеханных им мест, которые все вдруг показались в картинном отдалении, и когда, постепенно темнея, входила и вошла потом дорога под тень широких развилистых дерев, разместившихся врассыпку по зеленому ковру до самой деревни, и замелькали кирченые избы мужиков и крытые красными крышами господские строения; когда пылко забившееся сердце и без вопроса знало, куды приехало, — ощущенья, непрестанно накоплявшиеся, исторгнулись наконец почти такими словами: «Ну, не дурак ли я был доселе?