Неточные совпадения
Снимание шкуры с убитого животного отняло у нас более часа. Когда мы тронулись в обратный путь, были уже глубокие сумерки. Мы
шли долго и наконец увидели огни бивака. Скоро между деревьями можно было различить силуэты
людей. Они двигались и часто заслоняли собой огонь. На биваке собаки встретили нас дружным лаем. Стрелки окружили пантеру, рассматривали ее и вслух высказывали свои суждения. Разговоры затянулись до самой ночи.
После отдыха отряд наш снова тронулся в путь. На этот раз мы попали в бурелом и потому подвигались очень медленно. К 4 часам мы подошли к какой-то вершине. Оставив
людей и лошадей на месте, я сам
пошел наверх, чтобы еще раз осмотреться.
Дерсу остановился и сказал, что тропа эта не конная, а пешеходная, что
идет она по соболиным ловушкам, что несколько дней тому назад по ней прошел один
человек и что, по всей вероятности, это был китаец.
На другой день, когда я проснулся, все
люди были уже на ногах. Я отдал приказание седлать лошадей и, пока стрелки возились с вьюками, успел приготовить планшет и
пошел вперед вместе с гольдом.
Беда неразумному охотнику, который без мер предосторожности вздумает
пойти по подранку. В этих случаях кабан ложится на свой след, головой навстречу преследователю. Завидев
человека, он с такой стремительностью бросается на него, что последний нередко не успевает даже приставить приклад ружья к плечу и выстрелить.
В 11 часов утра мы сделали большой привал около реки Люганки. После обеда
люди легли отдыхать, а я
пошел побродить по берегу. Куда я ни обращал свой взор, я всюду видел только траву и болото. Далеко на западе чуть-чуть виднелись туманные горы. По безлесным равнинам кое-где, как оазисы, темнели пятна мелкой кустарниковой поросли.
После пурги степь казалась безжизненной и пустынной. Гуси, утки, чайки, крохали — все куда-то исчезли. По буро-желтому фону большими пятнами белели болота, покрытые снегом.
Идти было славно, мокрая земля подмерзла и выдерживала тяжесть ноги
человека. Скоро мы вышли на реку и через час были на биваке.
Сначала это не ладилось, ленты спадали с ног, закатанные туго — давили икры, но потом сукно вытянулось,
люди приспособились и уже всю дорогу
шли не оправляясь.
Когда
идешь в далекое путешествие, то никогда не надо в первые дни совершать больших переходов. Наоборот, надо
идти понемногу и чаще давать отдых. Когда все приспособятся, то
люди и лошади сами
пойдут скорее и без понукания.
Почувствовав твердую почву под ногами,
люди и лошади
пошли бодрее.
Мы думали, что к утру дождь прекратится, но ошиблись. С рассветом он
пошел еще сильнее. Чтобы вода не залила огонь, пришлось подкладывать в костры побольше дров. Дрова горели плохо и сильно дымили.
Люди забились в комарники и не показывались наружу. Время тянулось томительно долго.
Река Вангоу невелика. Она шириной 4–6 м и глубиной 40–60 см, но теперь она разлилась и имела грозный вид. Вода
шла через лес.
Люди переходили через затопленные места без особых затруднений, лошадям же опять досталось.
Она состояла из восьми дворов и имела чистенький, опрятный вид. Избы были срублены прочно. Видно было, что староверы строили их не торопясь и работали, как говорится, не за страх, а за совесть. В одном из окон показалось женское лицо, и вслед за тем на пороге появился мужчина. Это был староста. Узнав, кто мы такие и куда
идем, он пригласил нас к себе и предложил остановиться у него в доме.
Люди сильно промокли и потому старались поскорее расседлать коней и уйти под крышу.
Запасшись этим средством, мы
шли вперед до тех пор, пока солнце совсем не скрылось за горизонтом. Паначев тотчас же
пошел на разведку. Было уже совсем темно, когда он возвратился на бивак и сообщил, что с горы видел долину Улахе и что завтра к полудню мы выйдем из леса.
Люди ободрились, стали шутить и смеяться.
6 июня мы распрощались с Кокшаровкой. Наши лошади отдохнули и теперь
шли гораздо бодрее, несмотря на то что слепней и мошек было так же много, как и вчера. Особенно трудно было
идти задним. Главная масса мошкары держится в хвосте отряда. В таких случаях рекомендуется по очереди менять местами
людей и лошадей.
— Сзади еще
идут люди или нет?
Тогда я вернулся назад и
пошел в прежнем направлении. Через полчаса я увидел огни бивака. Яркое пламя освещало землю, кусты и стволы деревьев. Вокруг костров суетились
люди. Вьючные лошади паслись на траве; около них разложены были дымокуры. При моем приближении собаки подняли лай и бросились навстречу, но, узнав меня, сконфузились и в смущении вернулись обратно.
Реки Уссурийского края обладают свойством после каждого наводнения перемещать броды с одного места на другое. Найти замытую тропу не так-то легко. На розыски ее были посланы
люди в разные стороны. Наконец тропа была найдена, и мы весело
пошли дальше.
Старик
пошел впереди, за ним последовал молодой китаец и 2 стрелка с топорами, затем остальные
люди и вьючные лошади.
К сумеркам мы дошли до водораздела.
Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они
шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковка. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Через 1,5 часа я вернулся и стал будить своих спутников. Стрелки и казаки проснулись усталые; сон их не подкрепил. Они обулись и
пошли за конями. Лошади не убегали от
людей, послушно позволили надеть на себя недоуздки и с равнодушным видом
пошли за казаками.
—
Пошли вон! — прогоняли стрелки собак из палатки. Собаки вышли, немного посидели у огня, а затем снова полезли к
людям. Леший примостился в ногах у Туртыгина, а Альпа легла на мое место.
Стрелки
шли впереди, а я немного отстал от них. За поворотом они увидали на протоке пятнистых оленей — телка и самку. Загурский стрелял и убил матку. Телок не убежал; остановился и недоумевающе смотрел, что
люди делают с его матерью и почему она не встает с земли. Я велел его прогнать. Трижды Туртыгин прогонял телка, и трижды он возвращался назад. Пришлось пугнуть его собаками.
Осмотр морских промыслов китайцев и охота за осьминогом заняли почти целый день. Незаметно подошли сумерки, и пора было подумать о биваке. Я хотел было
идти назад и разыскивать бивак, но узнал, что
люди мои расположились около устья реки Хулуая.
Когда все бивачные работы были закончены, стрелки стали проситься на охоту. Я посоветовал им не ходить далеко и пораньше возвращаться на бивак. Загурский
пошел по долине Динзахе, Туртыгин — вверх по Тадушу, а я с остальными
людьми остался на биваке.
Через час Туртыгин возвратился и доложил мне, что в 2 км от нашего табора у подножия скалистой сопки он нашел бивак какого-то охотника. Этот
человек расспрашивал его, кто мы такие, куда
идем, давно ли мы в дороге, и когда узнал мою фамилию, то стал спешно собирать свою котомку. Это известие меня взволновало.
Пока
люди собирали имущество и вьючили лошадей, мы с Дерсу, наскоро напившись чаю и захватив в карман по сухарю,
пошли вперед. Обыкновенно по утрам я всегда уходил с бивака раньше других. Производя маршрутные съемки, я подвигался настолько медленно, что через 2 часа отряд меня обгонял и на большой привал я приходил уже тогда, когда
люди успевали поесть и снова собирались в дорогу. То же самое было и после полудня: уходил я раньше, а на бивак приходил лишь к обеду.
Он
пошел снова вперед и долго еще говорил мне о своих воззрениях на природу, где все было живым, как
люди.
Он хотел
идти назад и искать свою трубку, но я советовал ему подождать, в надежде, что
люди, идущие сзади, найдут его трубку и принесут с собой. Мы простояли 20 минут. Старику, видимо, очень хотелось курить. Наконец он не выдержал, взял ружье и сказал...
Люди начали снимать с измученных лошадей вьюки, а я с Дерсу снова
пошел по дорожке. Не успели мы сделать и 200 шагов, как снова наткнулись на следы тигра. Страшный зверь опять
шел за нами и опять, как и в первый раз, почуяв наше приближение, уклонился от встречи. Дерсу остановился и, оборотившись лицом в ту сторону, куда скрылся тигр, закричал громким голосом, в котором я заметил нотки негодования...
Чтобы мясо не испортилось, я выпотрошил кабана и хотел было уже
идти на бивак за
людьми, но опять услышал шорох в лесу. Это оказался Дерсу. Он пришел на мои выстрелы. Я очень удивился, когда он спросил меня, кого я убил. Я мог и промахнуться.
К вечеру мы немного не дошли до перевала и остановились у предгорий Сихотэ-Алиня. На этот день на разведки я
послал казаков, а сам с Дерсу остался на биваке. Мы скоро поставили односкатную палатку, повесили над огнем чайник и стали ждать возвращения
людей. Дерсу молча курил трубку, а я делал записи в свой дневник.
Проникнуть в самую глубь тайги удается немногим. Она слишком велика. Путнику все время приходится иметь дело с растительной стихией. Много тайн хранит в себе тайга и ревниво оберегает их от
человека. Она кажется угрюмой и молчаливой… Таково первое впечатление. Но кому случалось поближе с ней познакомиться, тот скоро привыкает к ней и тоскует, если долго не видит леса. Мертвой тайга кажется только снаружи, на самом деле она полна жизни. Мы с Дерсу
шли не торопясь и наблюдали птиц.
После продолжительного отдыха у моря
люди и лошади
шли охотно.
Оставив всех
людей на биваке, мы с Дерсу
пошли на Сихотэ-Алинь. Для этого мы воспользовались одним из ключиков, текущих с водораздела к реке Синанце. Подъем был сначала длинный и пологий, а затем сделался крутым. Пришлось
идти без тропы по густой кустарниковой заросли, заваленной горелым лесом.
Через 20 минут гольд возвратился. Вид его был крайне встревоженный. Насколько возможно, он спешно рассказал, что с ним случилось.
Идя по следам 4
человек, он дошел до залива Пластун и здесь увидел палатку. В ней было около 20 вооруженных китайцев.
Дерсу
шел молча и смотрел на все равнодушно. Я восторгался пейзажами, а он рассматривал сломанный сучок на высоте кисти руки
человека, и по тому, куда прутик был нагнут, он знал о направлении, в котором
шел человек. По свежести излома он определял время, когда это произошло, угадывал обувь и т.д. Каждый раз, когда я не понимал чего-нибудь или высказывал сомнение, он говорил мне...
Кругом было тихо, но в этой тишине чувствовалось что-то угрожающее. Через несколько минут снег
пошел сильнее, он падал на землю с каким-то особенным шуршанием. Проснулись остальные
люди и стали убирать свои вещи.
Женщина с удивлением посмотрела на нас, и вдруг на лице ее изобразилась тревога. Какие русские могут прийти сюда? Порядочные
люди не
пойдут. «Это — чолдоны [Так удэгейцы называют разбойников.]», — подумала она и спряталась обратно в юрту. Чтобы рассеять ее подозрения, Дерсу заговорил с ней по-удэгейски и представил меня как начальника экспедиции. Тогда она успокоилась.
Голод сильно мучил
людей. Тоскливо сидели казаки у огня, вздыхали и мало говорили между собой. Я несколько раз принимался расспрашивать Дерсу о том, не заблудились ли мы, правильно ли мы
идем. Но он сам был в этих местах первый раз, и все его соображения основывались лишь на догадках. Чтобы как-нибудь утолить голод, казаки легли раньше спать. Я тоже лег, но мне не спалось. Беспокойство и сомнения мучили меня всю ночь.
Все удэгейцы
пошли нас провожать. Эта толпа
людей, пестро одетых, с загорелыми лицами и с беличьими хвостиками на головных уборах, производила странное впечатление. Во всех движениях ее было что-то дикое и наивное.
Сказав это, он уверенно
пошел вперед. Порой он останавливался и усиленно нюхал воздух. Та к прошли мы 50 шагов, потом сто, двести, а обещанной юрты все еще не было видно. Усталые
люди начали смеяться над стариком. Дерсу обиделся.
За этот день мы так устали, как не уставали за все время путешествия.
Люди растянулись и
шли вразброд. До железной дороги оставалось 2 км, но это небольшое расстояние далось нам хуже 20 в начале путешествия. Собрав последние остатки сил, мы потащились к станции, но, не дойдя до нее каких-нибудь 200–300 шагов, сели отдыхать на шпалы. Проходившие мимо рабочие удивились тому, что мы отдыхаем так близко от станции. Один мастеровой даже пошутил.