Неточные совпадения
Социализм
есть лишь пассивная рефлексия на буржуазный мир, целиком им определяющаяся и от него получающая все
ценности.
Лишь для идеологов из культурного буржуазного слоя он
был идеей,
ценностью.
Как интересы и корыстные инстинкты какого-либо класса могут превращаться в идею и
ценность для отдельных выходцев из других классов, это и
есть самая интересная проблема психологии и идеологии социализма.
Обнаруживается, что мир «социалистический» со злобой и ненавистью отвергает все лучшее, что
было в мире «буржуазном», все непреходящие святыни и
ценности прошлого, отцов и дедов.
Творчеством
был богат старый мир, и из него выкрадывает мир «социалистический» все творческие
ценности.
Самый социализм
есть продукт творчества «буржуазного» мира, его
ценности созданы детьми «буржуазии» — Сен-Симоном, Оуэном, Марксом, Лассалем, а не детьми «пролетариата».
Материализм «социалистического» мира, отвращающийся от всех высших духовных реальностей и духовных
ценностей,
есть материализм, заимствованный из мира «буржуазного», но усиленный и принявший характер всеобъемлющий.
Но в старом «буржуазном» мире, в мире наших отцов и дедов,
было не одно дурное и злое — в нем
были великие святыни и великие
ценности. И вот эти святыни и
ценности мир «социалистический» отвергает и истребляет. В старом «буржуазном» мире
была святость и гениальность, явленные в ослепительных образах, в том мире
были Пушкин и св. Серафим.
Свержение иерархии труда, в которой высшее качество получает соответствующее ему место,
есть реакционный бунт, отбрасывающий назад, понижающий уровень культуры, истребляющий все
ценности.
Во имя народа как идола готовы
были пожертвовать величайшими
ценностями и святынями, истребить всякую культуру, как основанную на неравенстве, всякое бытие, как наследие отцов и дедов.
Л. Толстой должен
быть признан величайшим русским нигилистом, истребителем всех
ценностей и святынь, истребителем культуры.
Но меньшинство может
быть правее большинства и может духовно победить. Лишь духовное, религиозное перерождение русской демократии приведет ее к сознанию великих, сверхклассовых, всенародных
ценностей, обратит ее от интересов к правде и истине.
В России сейчас образовалось три течения: одно хочет безусловно, без торга и без расчета спасать родину, в которой видит вечную
ценность, и требует дисциплины в армии в целях патриотических и национальных; другое хочет спасать родину условно, и расчетливо договаривается о том, чтобы родина
была подчинена «революции» и «демократии», требует исключительно «революционной» дисциплины; третье безусловно предает родину и требует истребления ее во имя всемирной революции.
Распадение связи времен, полный разрыв между прошлым и будущим, надругательство над великими могилами и памятниками прошлого, жажда истребления всего бывшего и отошедшего, а не воскресения его для вечности,
есть измена идее народа как великого целого,
есть предательство
ценностей, непреходящих по своему значению.
Традиционное русское народничество всегда
было враждебно великому государству и великой культуре, всегда требовало свержения
ценностей во имя народного блага и народных интересов, истребления качеств во имя количества.
Народная воля, как всякая эмпирическая человеческая воля, не может
быть обоготворена, не может
быть признана высшей инстанцией, выше ее — абсолютная правда,
ценность, Бог.
Самодержавие народа должно
быть ограничено высшими принципами, верховными
ценностями.
Если народная воля своим количественным большинством
будет истреблять свободу и топтать духовные
ценности, то нет никаких оснований склониться перед ней.
Мы должны прежде всего и больше всего желать, чтобы
была создана здоровая духовная атмосфера для выражения воли народа,
были найдены условия, благоприятные повышению этой воли в ее качественности, в ее
ценности.
И после страшных испытаний
будет признано благо и
ценность неравенства, его необходимость для духовного и материального подъема самих народных масс.
Неточные совпадения
Он осторожно улыбнулся, обрадованный своим открытием, но еще не совсем убежденный в его
ценности. Однако убедить себя в этом
было уже не трудно; подумав еще несколько минут, он встал на ноги, с наслаждением потянулся, расправляя усталые мускулы, и бодро пошел домой.
— Создателем действительных культурных
ценностей всегда
был инстинкт собственности, и Маркс вовсе не отрицал этого. Все великие умы благоговели пред собственностью, как основой культуры, — возгласил доцент Пыльников, щупая правой рукою графин с водой и все размахивая левой, но уже не с бумажками в ней, а с какой-то зеленой книжкой.
—
Будучи несколько, — впрочем, весьма немного, — начитан и зная Европу, я нахожу, что в лице интеллигенции своей Россия создала нечто совершенно исключительное и огромной
ценности. Наши земские врачи, статистики, сельские учителя, писатели и вообще духовного дела люди — сокровище необыкновенное…
Здесь опускаю одно обстоятельство, о котором лучше
будет сказать впоследствии и в своем месте, но упомяну лишь о том, что обстоятельство это наиглавнейше утвердило Ламберта в убеждении о действительном существовании и, главное, о
ценности документа.
Кроме нищеты, стояло нечто безмерно серьезнейшее, — не говоря уже о том, что все еще
была надежда выиграть процесс о наследстве, затеянный уже год у Версилова с князьями Сокольскими, и Версилов мог получить в самом ближайшем будущем имение,
ценностью в семьдесят, а может и несколько более тысяч.