Неточные совпадения
Идея свободы всегда
была основной для моего религиозного мироощущения и миросозерцания, и в этой первичной интуиции свободы я встретился с Достоевским как своей духовной родиной.
Миросозерцание Достоевского не
было отвлеченной системой
идей, такой системы нельзя искать у художника, да и вряд ли она вообще возможна.
Для одних он
был прежде всего предстателем за «униженных и оскорбленных», для других — «жестоким талантом», для третьих — пророком нового христианства, для четвертых он открыл «подпольного человека», для пятых он
был прежде всего истинным православным и глашатаем русской мессианской
идеи.
Все творчество Достоевского
есть художественное разрешение идейной задачи,
есть трагическое движение
идей.
Ницше же сам
был во власти
идей человекобожества;
идея сверхчеловека истребила у него человека.
И это связано
было с тем, что в центре его антропологического сознания заложена
идея свободы.
Человек, живое, страдающее конкретное человеческое существо, должен
быть принесен в жертву сверхчеловеческой «
идее».
Но
идея Бога
есть единственная сверхчеловеческая
идея, которая не истребляет человека, не превращает человека в простое средство и орудие.
Бог
есть единственная высшая «
идея».
А высшая
идея на земле лишь одна, и именно —
идея о бессмертной душе человеческой, ибо все остальные „высшие
идеи“ жизни, которыми может
быть жив человек, лишь из нее одной вытекают».
Не только «дальний» — высшая «
идея», не только «необыкновенные» люди, как Раскольников, Ставрогин, Иван Карамазов, имеют безусловное значение, но и «ближний»,
будь то Мармеладов, Лебядкин, Снигирев или отвратительная старушонка-процентщица, — имеют безусловное значение.
После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье и люди остались одни, как желали: великая прежняя
идея оставила их; великий источник сил, до сих пор питавший и гревший их, отходит, как то величавое, зовущее солнце в картине Клода Лоррена, но это
был уже как бы последний день человечества.
Исчезла бы великая
идея бессмертия и приходилось бы заменить ее; и весь великий избыток прежней любви к тому, который
был Бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку.
Сострадание к человеку как к трепещущей, жалкой твари, игралищу бессмысленной необходимости —
есть последнее прибежище идеальных человеческих чувств, после того как угасла всякая великая
Идея и утерян Смысл.
Достоевский
был убежден, что папа в конце концов пойдет навстречу коммунизму, потому что папская
идея и социалистическая
идея есть одна и та же
идея принудительного устроения царства земного.
Самый теперешний социализм французский
есть не что иное, как лишь вернейшее и неуклонное продолжение католической
идеи, самое полное и окончательное завершение ее, роковое последствие, вырабатывающееся веками.
Ибо социализм французский
есть не что иное, как насильственное единение человека —
идея еще от древнего Рима идущая и потом всецело в католичестве сохранившаяся».
Для Достоевского католичество
было носителем
идеи римского принудительного универсализма, принудительного всемирного единения людей и устроения их земной жизни.
И в борьбе, которая разгоралась в Европе, Достоевский
был готов стать на сторону протестантской Германии, чтобы победить католичество и социализм, римскую
идею принудительного соединения людей.
Нельзя отождествлять великий католический мир, необыкновенно богатый и многообразный, с соблазнами и уклонами папской теократической
идеи: в нем
были св. Франциск и великие святые и мистики,
была сложная религиозная мысль,
была подлинная христианская жизнь.
Также и в восточном православии
были соблазны и уклоны византийской цезаристской
идеи, и не
было в нем той свободы духа, которую проповедовал Достоевский в христианстве.
Если нет Бога, если нет Искупителя и искупления, если нет смысла исторического процесса, скрытого для «Эвклидова ума», то мир должен
быть отвергнут, то от грядущей гармонии должно отказаться, то прогресс
есть безобразная
идея.
Но Достоевский не только отражал строй русской души и познавал его, он
был также сознательным глашатаем русской
идеи и русского национального сознания.
«Русская душа, гений народа русского, может
быть, наиболее способный из всех народов вместить в себя
идею всечеловеческого единения, братской любви».
Мессианская
идея внесена в мир древнееврейским народом, избранным народом Божьим, среди которого должен
был явиться Мессия.
Достоевский
был провозвестником своеобразной православно-русской теократической
идеи, религиозного света с Востока.
В теократической идеологии Достоевского нет ничего особенно оригинального и
есть много противоречащего его самым основным и действительно оригинальным религиозным
идеям.
Теократическая
идея есть по существу своему ветхозаветная, юдаистическая
идея, преломившаяся потом в римском духе.
Идея теократии неизбежно сталкивается с христианской свободой, она
есть отречение от свободы.
В ней остается ложное, юдаистически-римское притязание церкви
быть царством в мире сем, остается роковая
идея Бл. Августина, которая должна вести к царству Великого Инквизитора.
Киреевские, Хомяковы, Аксаковы, с которыми
были у Достоевского,
есть и у нас некоторые общие верования и
идеи, не знали еще того катастрофического мироощущения, которое захватило потом даже таких сравнительно спокойных и устойчивых людей, как, например, кн.
Толстой представляется настоящим христианином, верным евангельским заветам, тот самый Толстой, которому чужда
была, как никому, самая
идея искупления, который совершенно лишен
был интимного чувства Христа.
Неточные совпадения
[Фаланстер (франц.) — дом-дворец, в котором, по
идее французского социалиста-утописта Фурье (1772–1837), живет «фаланга», то
есть ячейка коммунистического общества будущего.]
Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании
идеи прямолинейности с
идеей всеобщего осчастливления
была возведена в довольно сложную и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию, но нивеляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте души единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии и всяких зигзагов и извилин.
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого;
идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности:
идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма
есть действие; тот, в чьей голове родилось больше
идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Писец оглядел его, впрочем без всякого любопытства. Это
был какой-то особенно взъерошенный человек с неподвижною
идеей во взгляде.
В коридоре
было темно; они стояли возле лампы. С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними… Какая-то
идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятое с обеих сторон… Разумихин побледнел как мертвец.