Я тогда уже пережил внутреннее потрясение, осмыслил для себя события и начал проявлять большую активность,
читал много лекций, докладов, много писал, спорил, был очень деятелен в Союзе писателей, основал Вольную академию духовной культуры.
Я проникнут темой истории, я
читал много книг по истории, но я всегда испытывал нравственное страдание при чтении исторических книг, до того история представлялась мне преступной.
Неточные совпадения
В это время я уже
много читал и рано задумывался над смыслом жизни.
Я очень
много читал в течение всей моей жизни и очень разнообразно.
С детства я
много читал романов и драм, меньше стихов, и это лишь укрепило мое чувство пребывания в своем особом мире.
Я и раньше
много читал, но с меньшей философской сосредоточенностью.
Мистические книги в собственном смысле я начал
читать позже и находил в них
много родственного себе.
Бёме, которого я очень полюбил,
много читал и о котором потом написал несколько этюдов.
Я
много читал книг по истории, но чтение это было для меня мучительно.
Я сразу же начал
много читать и очень быстро ориентироваться в марксистской литературе.
С известного момента я начал
много читать книг по мистике, и меня поражало сходство мистик всех времен и всех религиозных вероисповеданий.
Одно время я довольно
много читал аскетических духовных книг типа «Добротолюбия».
Я всегда
много читал, но чтение книг не есть главный источник моей мысли, моей собственной философии; главный источник — события жизни, духовный опыт.
Один рабочий
читал доклад об Евангелии, в котором излагал популярные брошюры отрицательной библейской критики,
много говорили о противоречиях в Евангелиях.
Я
много участвовал в собраниях intellectuels Запада,
много раз спорил,
читал доклады в их среде.
Их
много читали, и по ним начали судить о русском православии.
И среди католиков
многие читали с бóльшим сочувствием мою книгу «Esprit et liberté», чем томистские книги.
В последние годы я
много читал по библейской критике, по научной истории еврейства и христианства.
Я очень
много читаю книг по истории, особенно
много биографий исторических деятелей.
Другое было то, что,
прочтя много книг, он убедился, что люди, разделявшие с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.
Многие были не без образования: председатель палаты знал наизусть «Людмилу» Жуковского, которая еще была тогда непростывшею новостию, и мастерски
читал многие места, особенно: «Бор заснул, долина спит», и слово «чу!» так, что в самом деле виделось, как будто долина спит; для большего сходства он даже в это время зажмуривал глаза.
— И! нет, какой характер! Не глупа, училась хорошо,
читает много книг и приодеться любит. Поп-то не бедный: своя земля есть. Михайло Иваныч, помещик, любит его, — у него там полная чаша! Хлеба, всякого добра — вволю; лошадей ему подарил, экипаж, даже деревьями из оранжерей комнаты у него убирает. Поп умный, из молодых — только уж очень по-светски ведет себя: привык там в помещичьем кругу. Даже французские книжки читает и покуривает — это уж и не пристало бы к рясе…
Нехлюдов
читал много, но урывками, и отсутствие ответа приписывал такому поверхностному изучению, надеясь впоследствии найти этот ответ, и потому не позволял себе еще верить в справедливость того ответа, который в последнее время всё чаще и чаще представлялся ему.
— Я сама не знаю иногда, что у меня в голове, — продолжала Ася с тем же задумчивым видом. — Я иногда самой себя боюсь, ей-богу. Ах, я хотела бы… Правда ли, что женщинам не следует
читать много?
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских
много говорится. Жаль, однако ж, что вы не
читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень
много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите,
прочту?
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе самому
читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит
много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
― Ах, как же! Я теперь чувствую, как я мало образован. Мне для воспитания детей даже нужно
много освежить в памяти и просто выучиться. Потому что мало того, чтобы были учителя, нужно, чтобы был наблюдатель, как в вашем хозяйстве нужны работники и надсмотрщик. Вот я
читаю ― он показал грамматику Буслаева, лежавшую на пюпитре ― требуют от Миши, и это так трудно… Ну вот объясните мне. Здесь он говорит…
Воспоминание о жене, которая так
много была виновата пред ним и пред которою он был так свят, как справедливо говорила ему графиня Лидия Ивановна, не должно было бы смущать его; но он не был спокоен: он не мог понимать книги, которую он
читал, не мог отогнать мучительных воспоминаний о своих отношениях к ней, о тех ошибках, которые он, как ему теперь казалось, сделал относительно ее.
Он знал тоже, что
многие мужские большие умы, мысли которых об этом он
читал, думали об этом и не знали одной сотой того, что знала об этом его жена и Агафья Михайловна.