Неточные совпадения
Есть несколько типов
книг, написанных о себе и своей жизни.
«
Былое и думы» Герцена — самая блестящая
книга воспоминаний.
Все эти типы
книг хотят с большей или меньшей правдивостью и точностью рассказать о том, что
было, запечатлеть бывшее.
Между фактами моей жизни и
книгой о них
будет лежать акт познания, который меня более всего и интересует.
В
книге, написанной мной о себе, не
будет выдумки, но
будет философское познание и осмысливание меня самого и моей жизни.
Марсель Пруст, посвятивший все свое творчество проблеме времени, говорит в завершительной своей
книге Le temps retrouvé: «J’avais trop expérimenté l’impossibilité d’atteindre dans la réalité ce qui était au fond moi-même» [«Я никогда не достигал в реальности того, что
было в глубине меня» (фр.).].
Эти части
книги мне нужны
были для описания разных атмосфер, через которые я проходил в истории моего духа.
Сильное чувство собственности у меня
было только на предметы потребления, особенно на
книги, на мой письменный стол, на одёжу.
Психологически я себе объясняю, почему я всегда
был неспособным учеником, несмотря на очень раннее мое умственное развитие и на чтение
книг, которых в моем возрасте никто не читал.
Покупка
книг была для меня большим наслаждением.
Уже после окончания моей
книги я прочел
книгу Roger Secrétain «Péguy, soldat de la vérité». Это интересная
книга о Пеги. Поразило меня одно место о Пеги, которое могло бы
быть сказано вполне обо мне. Привожу дословно.
Мне не раз приходится говорить в этой
книге, что во мне
есть как бы два человека, два лица, два элемента, которые могут производить впечатление полярно противоположных.
При этом в
книге его, столь оклеветанной правыми кругами,
есть сильный аскетический элемент и большая чистота.
О своей религиозной жизни я
буду говорить в другой части
книги.
В этом случае то, что в
книге написано,
есть лишь знаки моего духовного пути.
У отца
была хорошая библиотека, но преобладали
книги исторические, которые он особенно любил.
Тогда уже у меня
были мотивы, которые в зрелой форме развиты в моей
книге «О назначении человека.
Странно, что периоды ослабления творчества и охлаждения у меня чаще бывали в молодости, особенно один такой период
был, и их почти не
было под старость, когда я написал наиболее значительные свои
книги.
Впоследствии я написал
книги, которые формально я ставлю выше, в которых мысль
была более развита и более последовательна, терминология
была более точна, но в
книге «Смысл творчества» я поднялся до высшей точки творческого горения.
Поэтому я хочу еще написать метафизику, которая, конечно, не
будет рациональной системой [Сейчас уже издана моя новая
книга, которая целостно выражает мою метафизику: “Опыт эсхатологической метафизики.
Я много читал
книг по истории, но чтение это
было для меня мучительно.
Наиболее существенным в моей
книге было мое крепкое, основоположное убеждение, что истина, добро, красота не зависят от революционной классовой борьбы, определяются не социальной средой, а трансцендентальным сознанием.
Когда я читал свой первый публичный доклад, который
был главой моей
книги «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии», то мне сделали настоящую овацию.
Моя первая
книга «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» вышла, когда я
был в ссылке.
Вспоминаю, что одна критическая статья в газете основана
была на опечатке в моей
книге.
Он
был близок к взглядам Бернштейна, который очень нашумел в то время своей
книгой, обозначившей кризис немецкого марксизма.
В его
книге о Л. Толстом и Достоевском
есть интересные страницы о художественном творчестве Толстого, но она представляет собой памфлет против Толстого.
Моя религиозная философия, которая
была вполне осознана и выражена лишь в
книге «Смысл творчества», отличалась от преобладающего течения.
Священник не предвидел, что я
буду автором многих
книг по религиозной философии.
В этом кружке
были В.А. Кожевников, друг Н. Федорова и автор главной
книги о нем, человек необъятной учености, Ф.Д. Самарин, Б. Мансуров, осколки старого славянофильства, ректор Московской духовной академии епископ Федор, аскетического типа.
Пережитое мною откровение творчества, которое
есть откровение человека, а не Бога, нашло себе выражение в
книге «Смысл творчества.
Писание этой
книги, которое связано
было с большим подъемом моих жизненных сил, сопровождалось изменением в складе моей жизни.
Эта
книга была написана не как цельное произведение, а как собрание отдельных этюдов.
Это сознание
есть очень существенная сторона моей
книги «Смысл творчества».
Иногда случайные явления жизни
были важнее для моей мысли, чем углубленное чтение философских
книг.
Я всегда много читал, но чтение
книг не
есть главный источник моей мысли, моей собственной философии; главный источник — события жизни, духовный опыт.
Я говорил уже, что весь план моей
книги «О назначении человека», которая, может
быть, самая систематическая из моих
книг, мне вдруг пришел в голову, когда я сидел в балете Дягилева, не имевшего никакой связи с темой
книги.
На трех докладах (о
книге Шпенглера, о магии и мой доклад о теософии)
было такое необычайное скопление народа, что стояла толпа на улице,
была запружена лестница, и я с трудом проник в помещение и должен
был объяснить, что я председатель.
Можно
было даже издавать некоторые
книги не казенного направления.
Это, может
быть, сильнее всего
было выражено в моей
книге «Смысл творчества».
Мои
книги были переведены на много языков, и только мои
книги были переведены.
Когда ему нужно
было сделать надписи на своей
книге для друзей, то оказалось, что у него около 200 друзей, которым нужно
было подписывать.
Моя же
книга «Истоки и смысл русского коммунизма», которая никогда не
была напечатана по-русски, но
была напечатана по-французски, по-английски, по-немецки и по-испански, очень заинтересовала Л. Блюма, и он отнесся к ней с большим сочувствием, несмотря на разницу наших миросозерцаний.
Собрания
были обыкновенно посвящены обсуждению вновь появившейся интересной
книги, главным образом по философии культуры и философии политики.
Одно собрание
было посвящено моей
книге «Судьба человека в современном мире».
Такова, например, вся коллекция «Philosophie de l’esprit» в издании Montaigne, в которой
была напечатана и моя
книга «Cinq meditations sur 1’existence» [«Пять размышлений о существовании» (фр.).].
Из
книг другого типа: «Судьба человека в современном мире», которая гораздо лучше формулирует мою философию истории современности, чем «Новое средневековье», и «Источники и смысл русского коммунизма», для которой должен
был много перечитать по русской истории XIX века, и «Русская идея».
Этот элемент мстительной эсхатологии очень силен в
книге Эноха, он
есть и в христианском Апокалипсисе, он
есть у блаженного Августина, у Кальвина и многих других.
Самые существенные мысли на эту тему я изложил в заключительной главе моей
книги «О назначении человека», и я это причисляю, может
быть, к самому важному из всего, что я написал.
Я очень хотел
быть искренним и правдивым в этой
книге, которую считаю опытом вполне личной, экзистенциальной философии.