Мне часто приходило в голову, что если бы люди церкви, когда христианское человечество верило в ужас адских мук, грозили отлучением, лишением причастия, гибелью и вечными муками тем, которые одержимы волей к могуществу и господству, к богатству и эксплуатации ближних,
то история сложилась бы совершенно иначе.
Неточные совпадения
Если это и будет автобиографией,
то автобиографией философской,
историей духа и самосознания.
Если социализация хозяйства желательна и справедлива,
то социализация самого человека, которая происходила во всю
историю, есть источник рабства и духовно реакционна.
Но вместе с
тем у меня было чувство
истории, которого у Л. Толстого не было.
Журнал «Вопросы жизни» имел большое симптоматическое значение, он отражал течения
того времени, он был новым явлением в
истории русских журналов.
Путаница, по-моему, заключалась в
том, что в действительности в
истории христианства было не недостаточно, а слишком много «плоти» и было недостаточно духа.
Но уровень его знаний по
истории религии не был особенно высок, как и вообще у людей
того времени, которые мало считались с достижениями науки в этой области.
Раскол, характерный для русской
истории, раскол, нараставший весь XIX век, бездна, развернувшаяся между верхним утонченным культурным слоем и широкими кругами, народными и интеллигентскими, привели к
тому, что русский культурный ренессанс провалился в эту раскрывшуюся бездну.
Я видел социологическое объяснение
того, чему придавали священное значение в
истории.
Я много критиковал гуманизм в
той его форме, в какой он сложился в века новой
истории.
Тогда встал епископ Федор, тогда ректор Московской духовной академии,
то есть высшего учебного заведения, и сказал: «Зачем сравнительная
история религий, которая может соблазнить?
То, что происходит на поверхности
истории, не может пошатнуть веры в творческое призвание человека, связанное с метафизическими глубинами.
Преобладали
темы по философии
истории и философии культуры.
Западные культурные люди рассматривают каждую проблему прежде всего в ее отражениях в культуре и
истории,
то есть уже во вторичном.
Я приносил с собой свое личное и русское катастрофическое чувство жизни и
истории, отношение к каждой
теме по существу, а не через культурное отражение.
Эсхатологизм связан был для меня с
тем, что все мне казалось хрупким, люди угрожаемыми смертью, все в
истории преходящим и висящим над бездной.
В историческом времени нельзя мыслить конец
истории, он может быть лишь по
ту сторону исторического времени.
Конец мира и
истории не может произойти в будущем,
то есть в нашем времени.
И вместе с
тем конец мира и
истории не может быть лишь потусторонним, совершенно по
ту сторону
истории, он разом и по
ту сторону и по эту сторону, он есть противоречие для нашей мысли, которое снимается, но не самой мыслью.
Но в данный час
истории христианство находится в антракте между двумя эпохами, и этим, вероятно, объясняется, что оно не играет
той активной роли, какую должно было бы играть.
Там я прочел несколько лекций на
тему «Мессианская идея и проблема
истории».
Когда в исторической перспективе начинают говорить и писать об умерших дурно и даже считают долгом так говорить во имя правды,
то потому, что умерший тут возвращается к земной
истории, в которой добро перемешано со злом, свет с
тьмой.
Естественные религии организовали жизнь рода, спасали человечество от окончательного распадения и гибели, создавали колыбель истории,
той истории, которая вся покоится на натуральном роде, на естественном продолжении человечества во времени, но имеет своей конечной задачей преобразить человеческий род в богочеловечество, победив естественную стихию.
Неточные совпадения
Скотинин. Митрофан по мне. Я сам без
того глаз не сведу, чтоб выборный не рассказывал мне
историй. Мастер, собачий сын, откуда что берется!
Г-жа Простакова.
То, мой батюшка, он еще сызмала к
историям охотник.
Главное препятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продовольствия, как прямое следствие господствовавшего в
то время аскетизма; но, с другой стороны,
история Глупова примерами совершенно положительными удостоверяет нас, что продовольствие совсем не столь необходимо для счастия народов, как это кажется с первого взгляда.
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по
тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее время в его
истории.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в
то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определенным названием"дурных страстей"и"неблагонадежных элементов". Неправильно было бы, впрочем, полагать, что это"иное"появилось тогда в первый раз; нет, оно уже имело свою
историю…