Неточные совпадения
Философия Канта есть философия
свободы,
хотя, может быть, недостаточно последовательно, не до конца развитая.
У меня была страсть к
свободе, к
свободе и в любви,
хотя я отлично знал, что любовь может быть рабством.
Я
хотел нового мира, но обосновывал его не на необходимом социальном процессе, диалектически проходящем через момент революции, а на
свободе и творческом акте человека.
Художники-творцы не
хотели оставаться в
свободе индивидуализма, оторванного от всенародной жизни.
Но значительная часть эмиграции так же ненавидит
свободу и
хочет ее истребить, так же проникнута элементарными идеями, так же подчиняет дух интересам политики, так же не принимает наследия культурного ренессанса.
Я старался повысить умственные интересы русской христианской молодежи, пробудить интерес
хотя бы к истории русской религиозной мысли, привить вкус к
свободе, обратить внимание на социальные последствия христианства.
Свобода совсем не есть познанная необходимость, как
хочет Гегель и за ним марксизм,
свобода уж скорее есть нежелание знать необходимость.
Я находил выход в идее несотворенной
свободы, но ее не
хотели признавать.
— А — то, что народ
хочет свободы, не той, которую ему сулят политики, а такой, какую могли бы дать попы, свободы страшно и всячески согрешить, чтобы испугаться и — присмиреть на триста лет в самом себе. Вот-с! Сделано. Все сделано! Исполнены все грехи. Чисто!
Люди сами, значит, виноваты: им дан был рай, они
захотели свободы и похитили огонь с небеси, сами зная, что станут несчастны, значит, нечего их жалеть.
Он говорил: я борюсь за свободу, но я не
хочу свободы для себя, чтобы не подумали, что я борюсь из корыстных целей.
Здесь, на почтовом дворе, встречен я был человеком, отправляющимся в Петербург на скитание прошения. Сие состояло в снискании дозволения завести в сем городе свободное книгопечатание. Я ему говорил, что на сие дозволения не нужно, ибо свобода на то дана всем. Но он
хотел свободы в ценсуре, и вот его о том размышлении.
Неточные совпадения
Он
хочет доказать мне, что его любовь ко мне не должна мешать его
свободе.
Степан Аркадьич знал, что когда Каренин начинал говорить о том, что делают и думают они, те самые, которые не
хотели принимать его проектов и были причиной всего зла в России, что тогда уже близко было к концу; и потому охотно отказался теперь от принципа
свободы и вполне согласился. Алексей Александрович замолк, задумчиво перелистывая свою рукопись.
— Нет, я бы чувствовал
хотя немного, что, кроме своего чувства (он не
хотел сказать при нем — любви)… и счастия, всё-таки жаль потерять
свободу… Напротив, я этой-то потере
свободы и рад.
— Я только
хочу сказать, что те права, которые меня… мой интерес затрагивают, я буду всегда защищать всеми силами; что когда у нас, у студентов, делали обыск и читали наши письма жандармы, я готов всеми силами защищать эти права, защищать мои права образования,
свободы. Я понимаю военную повинность, которая затрагивает судьбу моих детей, братьев и меня самого; я готов обсуждать то, что меня касается; но судить, куда распределить сорок тысяч земских денег, или Алешу-дурачка судить, — я не понимаю и не могу.
Кровь Чичикова, напротив, играла сильно, и нужно было много разумной воли, чтоб набросить узду на все то, что
хотело бы выпрыгнуть и погулять на
свободе.