Неточные совпадения
Глаза, с широким разрезом, совсем темные, уходили в толстоватые веки, брови легли правильной и густой дугой, нос утолщался книзу, и из-под усов глядел
красный, сочный рот с чувственной линией нижней губы.
Когда он брал аккорды, их взгляды встретились так непроизвольно, что они оба стали
краснеть… Он первый начал, не отрывая от нее
глаз...
Глаза Кузьмичева весело заиграли; он, всегда
красный, еще
покраснел и молодцевато поднялся на ноги.
Землистые щеки Перновского, его усмешка и выражение
глаз, остановившихся на нем, заставили его
покраснеть. У него даже заволокло зрение, и он в два скачка очутился у кафедры…
Лицо Перновского становилось совсем
красным, влажное от чая и душевного волнения.
Глаза бегали с одной стороны на другую; чуть заметные брови он то подымал, то сдвигал на переносице. Злобность всплыла в нем и держала его точно в тисках, вместе с предчувствием скандала. Он видел, что попался в руки «теплых ребят», что они неспроста обсели его и повели разговор в таком тоне.
Мозг воспаленно работал помимо его приказа. Перед ним встали «рожи» его обоих оскорбителей, выглянули из сумрака и не хотели уходить;
красное, белобрысое, мигающее, насмешливое лицо капитана и другое, белое, красивое, но злобное, страшное, с огоньком в выразительных
глазах, полных отваги, дерзости, накопившейся мести.
— Это… сложно… долго рассказывать… разумеется, в каждом акционерном предприятии, — щеки Дубенского начали
краснеть, и
глаза забегали, — какою целью задаются? На что действуют?.. На буржуазную алчность. Дивиденд! Вот приманка!
Теркин ерошил волосы и двигался боком, заслоненный обширным туловищем Усатина. И на лице Арсения Кирилыча Теркин тотчас же распознал признаки волнения. Щеки нервно
краснели, в губах и ноздрях пробегали струйки нервности, только
глаза блестели по-прежнему.
Вся внутренность Успенского собора стояла еще у Серафимы перед
глазами: громадный, уходящий вверх иконостас, колонны, тусклый блеск позолоты, куда ни кинешь взгляд, что-то «индийское», определила она, когда вышла на площадь к
Красному крыльцу.
Кроме общей полноты, и лицо раздалось, веки стали
краснее, в
глазах сложился род усмешки, то ласковой, то плутоватой, полной сознания своей силы и удачи; та же усмешка сообщилась и рту. Прическу он носил ту же; одевался еще франтоватее. На нем поверх летней светлой пары накинуто было светлое же пальто на полосатой шелковой подкладке.
Чурилин заслонил себе
глаза детской своей ручкой и тотчас же начал
краснеть. Он боялся барыни и ждал, что она вот-вот «забранится».
Калерия, еще в дорожном платье, стояла спиной к двери. Серафима, в
красном фуляре на голове и капоте, — лицом. Лицо бледное,
глаза опущены.
От душевного возбуждения он не устоял — выпил тайком рюмку водки из барского буфета. Он это и прежде делал, но в глубокой тайне… Своей «головы» он сам боялся. За ним водилось, когда он жил в цирюльне, «редко да метко» заложить за галстук, и тогда нет его буйнее: на всех лезет, в
глазах у него все
красное… На нож полезет, как ни что! И связать его не сразу удастся.
Он остановился и
покраснел. Это признание вылетело у него легко, но тотчас же испугало… Ему совестно было поднять
глаза на Калерию.
Земец, знакомый Теркина, выдал его: прописал в своем письме, что он — пароходчик. Теркину не хотелось до поры до времени выставляться, да и не с тем он шел сюда, в келью игумена. Он мечтал совсем о другой беседе: с
глазу на
глаз, где ему легко бы было излить то, что его погнало в родное село. А так, сразу, он попадал на зарубку самых заурядных обывательских разговоров… Он даже начал чуть заметно
краснеть.
Тот
покраснел вплоть до ушей, и его
глаза от смущения совсем посоловели.
От чая и от разговора лица у всех
покраснели,
глаза мысленно обращались к Теркину.
И начнет гадать за овальным столом. Подадут свечи. В спальне так тихо и так вкусно пахнет вареньем, смоквой, вишневкой. Тетя — в блузе, вся
красная, щеки лоснятся, и
глаза немножко посоловели — наклонится над столом и так ловко раскладывает карты.
После пения „Крамбамбули“ и острого напряжения нега разлилась по всему телу. Саня, прищурив
глаза, отвела их в сторону тетки, — и ей широкое, обрюзглое,
красное, лоснящееся лицо казалось таким милым, почти ангельским. Она чмокнула на воздух и проговорила голосом, полным истомы...
В кабинете хозяин лежал на кушетке у окна, в халате из светло-серого драпа с
красным шелковым воротником. Гость не узнал бы его сразу. Голова, правда, шла так же клином к затылку, как и в гимназии, но лоб уже полысел; усы, двумя хвостами, по-китайски, спускались с губастого рта, и подбородок, мясистый и прыщавый, неприятно торчал. И все лицо пошло
красными лишаями. Подслеповатые
глаза с рыжеватыми ресницами ухмылялись.
— Ведь мы товарищи! — Зверев взглядывал на него
красными глазами, уже полными слез. — Вместе из гимназии выгнаны…
Саня и Первач чокнулись. Она, с надутыми еще губками, улыбалась ему
глазами и потянула из рюмки густую темно-красную вишневку.
Первач сидел
красный, с возбужденными веками своих маслянистых и плутоватых
глаз, весь в цветном. Кольца на его правой руке блестели. Мизинцем он снимал пепел с папиросы и поводил смешливо
глазами.
Глаза ее метали искры; рот,
красный и влажный, слегка вздрагивал. Внутри у нее гремело одно слово:"подлецы!"
Неточные совпадения
По сторонам помещика // Две молодые барыни: // Одна черноволосая, // Как свекла губы
красные, // По яблоку —
глаза!
Мужик этот с длинною талией принялся грызть что-то в стене, старушка стала протягивать ноги во всю длину вагона и наполнила его черным облаком; потом что-то страшно заскрипело и застучало, как будто раздирали кого-то; потом
красный огонь ослепил
глаза, и потом всё закрылось стеной.
— Однако и он, бедняжка, весь в поту, — шопотом сказала Кити, ощупывая ребенка. — Вы почему же думаете, что он узнает? — прибавила она, косясь на плутовски, как ей казалось, смотревшие из-под надвинувшегося чепчика
глаза ребенка, на равномерно отдувавшиеся щечки и на его ручку с
красною ладонью, которою он выделывал кругообразные движения.
— Это Гриша? Боже мой, как он вырос! — сказала Анна и, поцеловав его, не спуская
глаз с Долли, остановилась и
покраснела. — Нет, позволь никуда не ходить.
Как ни казенна была эта фраза, Каренина, видимо, от души поверила и порадовалась этому. Она
покраснела, слегка нагнулась, подставила свое лицо губам графини, опять выпрямилась и с тою же улыбкой, волновавшеюся между губами и
глазами, подала руку Вронскому. Он пожал маленькую ему поданную руку и, как чему-то особенному, обрадовался тому энергическому пожатию, с которым она крепко и смело тряхнула его руку. Она вышла быстрою походкой, так странно легко носившею ее довольно полное тело.