Неточные совпадения
Только ведь у сектантов и есть еще мирская правда, крепость слову,
стоят друг за
друга.
В девять ушел фельдшер; сторож ночевал рядом, в передней. В четверть десятого Теркин сразу выпил все, что было в пузырьке. Думал он написать два письма: одно домой, старикам,
другое — товарищам; кончил тем, что не написал никому. Чего тут объясняться? Да и не дошли бы ни до стариков, ни до товарищей письма, какие
стоило оставлять после своей добровольной смерти.
И
другая, вправо, около угла, — тоже в рубашке, простоволосая и босая, — прислонилась к забору, уперлась лбом о бревно и колыхалась всем телом, изредка испуская звуки — не то плач, не то смех. Это было на расстоянии одного аршина от того места, где он
стоял.
Другая, в дворянской общей палате, тихая, чопорная, из старых дев, разорившаяся по проискам родственников. Обо всем она говорила довольно толково и всегда отборными фразами; но
стоило только какому — нибудь стороннему посетителю зайти в палату, она останавливала его и жаловалась на то, что ее вещи продавали сегодня утром в соборе.
В каюте
стоял двойственный полусвет. Круглые оконца пропускали его с одной стороны,
другая была теневая, от высоких холмов. Пароход шел близко к берегу.
Аксинья отворила ей дверь в большую низковатую комнату с тремя окнами. Свет сквозь полосатые шторы ровно обливал ее. Воздух
стоял в ней спертый. Окна боялись отпирать. Хорошая рядская мебель в чехлах занимала две стены в жесткой симметрии: диван, стол, два кресла. В простенках узкие бронзовые зеркала. На стенах олеографии в рамах. Чистота отзывалась раскольничьим домом. Крашеный пол так и блестел. По нем от одной двери к
другой шли белые половики. На окнах цветы и бутыли с красным уксусом.
Зачем бежать? Почему не сказать мужу прямо: «Не хочу с тобой жить, люблю
другого и ухожу к нему?» Так будет прямее и выгоднее. Все станут на ее сторону, когда узнают, что он проиграл ее состояние. Да и не малое удовольствие — кинуть ему прямо в лицо свой приговор. «А потом довести до развода и обвенчаться с Васей… Нынче такой исход самое обыкновенное дело. Не Бог знает что и
стоит, каких — нибудь три, много четыре тысячи!» — подумала Серафима.
Теперь он знает о ней все, о чем допытывалось сердце. Больше не нужно. Если б они ближе
стояли друг к
другу, он не расспрашивал бы ее о прожитой жизни, не вел бы с ней «умных» разговоров, не старался бы узнать о ней всю подноготную.
— Я и не ожидала такой неурядицы. Как заброшен у нас народ! Сотского нет — уехал далеко, на всю неделю; десятского — и того не добилась. Одни говорят — пьян,
другие — поехал в посад, сено повез на завтрашний базар. Урядник
стоит за двадцать три версты. Послать некого… да он и не приедет: у них теперь идет выколачивание недоимок.
Описание пышного жития царей захватило Теркина. Он остановился над строками: «в зимнее время у саней царских, по сторонам места, где сидел государь, помещались,
стоя, двое из знатнейших бояр, один справа,
другой слева».
Она отворила ворота, и Николай взял лошадь под уздцы. Долгуша въехала на крытый глухой двор, где Теркина охватила прохлада вместе с запахом стойл и коровника, помещавшихся в глубине.
Стояли тут две телеги и еще одна долгуша, лежало и много всякой
другой рухляди. Двор смотрел зажиточно. Изба — чистая, с крылечком. На ставнях нарисованы горшки с цветами, из окон видны занавески.
Прохор вышел. Иван Захарыч снял дорожную куртку и повесил ее в шкап. Он был франтоват и чистоплотен. Кабинет по отделке совсем не походил на
другие комнаты дома: ковер, дорогие обои, огромный письменный стол, триповая мебель, хорошие гравюры в черных нарядных рамках. На одной стене висело несколько ружей и кинжалов, с лисьей шкурой посредине. В глубине алькова
стояла кровать — бронзовая, с голубым атласным одеялом.
Оба
стояли друг против
друга в позе людей, покончивших полюбовно важное дело.
Они
стояли близко один к
другому, и дыхание Серафимы доходило до его лица… Глаза ее все чернели, и вокруг рта ползли змейки нервных вздрагиваний.
— Потому что в брак она вступает редко — раз в шесть, в семь лет, а не ежегодно, как столько
других произрастаний. Ей приходится вести жизнь строгую. На постноядении
стоит всю жизнь — и в какие выси поднимается. На чем держится корнями, сами изволите знать. Потому и не может она вокруг себя разводить густой подлесок, обречена на одиночество, и под нею привольно только разве вереску. Но и в нем есть большая краса. Не угодно ли поглядеть… Вон он в полном цвету!
«Полковник чудаковат», — подумал <Чичиков>, проехавши наконец бесконечную плотину и подъезжая к избам, из которых одни, подобно стаду уток, рассыпались по косогору возвышенья, а
другие стояли внизу на сваях, как цапли. Сети, невода, бредни развешаны были повсюду. Фома Меньшой снял перегородку, коляска проехала огородом и очутилась на площади возле устаревшей деревянной церкви. За церковью, подальше, видны были крыши господских строений.
Но наедине и порознь, смотришь, то та, то
другая стоят, дружески обнявшись с ним, где-нибудь в уголке, и вечерком, особенно по зимам, кому была охота, мог видеть, как бегали женские тени через двор и как затворялась и отворялась дверь его маленького чуланчика, рядом с комнатами кучеров.
Нашлись, конечно, сейчас же такие люди, которые или что-нибудь видели своими глазами, или что-нибудь слышали собственными ушами;
другим стоило только порыться в своей памяти и припомнить, что было сказано кем-то и когда-то; большинство ссылалось без зазрения совести на самых достоверных людей, отличных знакомых и близких родных, которые никогда не согласятся лгать и придумывать от себя, а имеют прекрасное обыкновение говорить только одну правду.
Неточные совпадения
Городничий. Да
постойте, дайте мне!.. (К Осипу.)А что,
друг, скажи, пожалуйста: на что больше барин твой обращает внимание, то есть что ему в дороге больше нравится?
Над ним с зеленым зонтиком //
Стоял дворовый преданный, //
Другой рукой отмахивал // Слепней и комаров.
—
Стой! — кричали
другие, — а зачем Ивашко галдит? Галдеть разве велено?
Шли они по ровному месту три года и три дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота. Видят,
стоит на краю болота чухломец-рукосуй, рукавицы торчат за поясом, а он
других ищет.
А глуповцы
стояли на коленах и ждали. Знали они, что бунтуют, но не
стоять на коленах не могли. Господи! чего они не передумали в это время! Думают: станут они теперь есть горчицу, — как бы на будущее время еще какую ни на есть мерзость есть не заставили; не станут — как бы шелепов не пришлось отведать. Казалось, что колени в этом случае представляют средний путь, который может умиротворить и ту и
другую сторону.