Неточные совпадения
Итоги
писателя — Опасность всяких мемуаров — Два примера: Руссо и Шатобриан — Главные две темы этих воспоминаний: 1) жизнь и творчество русских
писателей, 2)
судьбы нашей интеллигенции — Тенденциозность и свобода оценок — Другая половина моих итогов: книга «Столицы мира»
И вот
судьбе угодно было, чтобы такой местный
писатель, с идеями, не совсем удобными для привилегированного сословия, оказался моим родным дядей.
Судьба — точно нарочно — свела меня с таким человеком в ту полосу моей дерптской жизни, когда будущий
писатель стал забивать естественника и студента медицины.
Но вся его жизнь прошла в служении идее реального театра, и, кроме сценической литературы, которую он так слил с собственной
судьбой, у него ничего не было такого же дорогого. От интересов общественного характера он стоял в стороне, если они не касались театра или корпорации сценических
писателей. Остальное брала большая семья, а также и заботы о покачнувшемся здоровье.
"Некуда"сыграло почти такую же роль в
судьбе"Библиотеки", как фельетон Камня Виногорова (П.И.Вейнберга) о г-же Толмачевой в
судьбе его журнала «Век», но с той разницей, что впечатление от романа накапливалось целый год и, весьма вероятно, повлияло уже на подписку 1865 года. Всего же больше повредило оно мне лично, не только как редактору, но и как
писателю вообще, что продолжалось очень долго, по крайней мере до наступления 70-х годов.
А драма"Скорбная братия"была скорее повесть в диалогах на тему злосчастной
судьбы"братьев
писателей".
Она было думала поехать играть в провинцию и вошла в переговоры с дирекцией виленского театра, которым заведовал генерал Цейдлер; но мы решились соединить свою
судьбу, и она пошла на риск замужества с больным
писателем, у которого, кроме его пера и долгов, тогда ничего не было.
А
писателем я занимаюсь во втором (еще не изданном) томе моего труда о романе в XIX столетии в двух отдельных главах"Личность и
судьба писателя"и"Главные вехи русского романа".
Это была не только у нас, но и во всей Европе совершенно исключительная душевная связь. Известно из воспоминаний Герцена ("Былое и думы"), как зародилась эта дружба и через какие фазы она перешла. На Воробьевых горах произошла клятва во взаимной приязни двух юношей, почти еще отроков. Тогда уже в них обоих жили задатки будущих"свободолюбцев", намечена была их дальнейшая
судьба общественных борцов, помимо их
судьбы как
писателей.
Но этот быстрый поворот в
судьбе писателя-беллетриста показывал, какой толчок дало русской более восприимчивой интеллигенции то, что"Колокол"Герцена подготовлял с конца 50-х годов.
Но не таков удел, и другая
судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу все, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи!
Неточные совпадения
— Там, в столицах,
писатели, босяки, выходцы из трущоб, алкоголики, сифилитики и вообще всякая… ин-теллиген-тность, накипь, плесень — свободы себе желает, конституции добилась, будет
судьбу нашу решать, а мы тут словами играем, пословицы сочиняем, чаек пьем — да-да-да! Ведь как говорят, — обратился он к женщине с котятами, — слушать любо, как говорят! Обо всем говорят, а — ничего не могут!
И если отрадно иметь
писателя, столь до конца русского, и поучительно видеть в нем обнаружение русской стихии, то и страшно становится за Россию, жутко становится за
судьбу России.
Русская народная жизнь с ее мистическими сектами, и русская литература, и русская мысль, и жуткая
судьба русских
писателей, и
судьба русской интеллигенции, оторвавшейся от почвы и в то же время столь характерно национальной, все, все дает нам право утверждать тот тезис, что Россия — страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы.
Должен сказать, что несчастный по своей дальнейшей
судьбе Каменев был всегда очень внимателен и всегда защищал ученых и
писателей.
Пушкин, единственный русский
писатель ренессанского типа, свидетельствует о том, как всякий народ значительной
судьбы есть целый космос и потенциально заключает в себе все.