Можно различить три пути религиозного сознания: богопознание more geometrico или analytico, more naturali или mystico и more historico или cmpirico [Геометрическое или аналитическое, натуральное (естественное) или мистическое и историческое или эмпирическое (опытное) (лат.).], — отвлеченное мышление, мистическое самоуглубление и
религиозное откровение, причем первые два пути получают надлежащее значение только в связи с третьим, но становятся ложны, как только утверждаются в своей обособленности.
Неточные совпадения
Доказательства бытия Божия вообще уже самым появлением своим свидетельствуют о наступлении кризиса в
религиозном сознании, когда по тем либо иным причинам иссякают или затягиваются песком источники
религиозного вдохновения, непосредственно сознающего себя и
откровением, но та вера, которая призывается сказать горе: «двинься в море» [«Иисус же сказал им в ответ:…если будете иметь веру и не усомнитесь… то… если и горе сей скажете: поднимись и ввергнись в море, — будет» (Мф. 21:21).], не имеет, кажется, ровно никакого отношения к доказательствам.
Однако только опознанное в
религиозном опыте Трансцендентное, сущее выше мира, открывает глаза на трансцендентное в мире, другими словами, лишь непосредственное чувство Бога дает видеть божественное в мире, познавать мир как
откровение Божие, научает в имманентном постигать трансцендентное, воспринимать мир как Бога, становящегося и открывающегося.
Квакеры — разновидность протестантизма, основанная английским ремесленником Джорджем Фоксом (1624–1691); квакеры отрицают
религиозные обряды, таинства, не признают церковной иерархии и духовенства.] и им подобными представителями сродных им антидогматических и анархических течений в религии), что только реальное содержание наличного
религиозного опыта или личного
откровения составляет предмет веры, всякое же предание, письменное или устное, литургическое или обрядовое, как таковое, уже противоречит живой вере.
Итак, вера имеет две стороны: субъективное устремление, искание Бога,
религиозная жажда, вопрос человека, и объективное
откровение, ощущение Божественного мира, ответ Бога.
И это объективное содержание веры имеет для верующего полную достоверность, есть его
религиозное знание, полученное, однако, путем
откровения.
Но догматы и не притязают на это, они лишь констатируют факт
откровения, уже совершившегося в
религиозном мифе, и только переводят на язык понятий его содержание.
Мистическое самоуглубление, как и расширение научного или оккультного познания, само в себе также не содержит ключа к
религиозному постижению мира, — и оно нуждается в
религиозных аксиомах
откровения, лишь чрез них живым светом загораются его богатства.
Исходя из своего
религиозного монизма, для которого Божество есть лишь глубина бытия, а не трансцендентное начало, открывающееся миру, Эккегарт фактически устраняет
откровение Божества в собственном смысле, заменяя его самооткровением твари («прорывом» чрез тварность); соответственно этому спиритуалистически истолковывается и евангельская история.
Шеллинг хочет «объяснить» и «дедуцировать» то, что и голос
религиозного чувства, и философский критицизм одинаково повелевают принять, как факт божественной жизни, устанавливаемый в
религиозном опыте и
откровении.
Здесь в законные права вступает
религиозная интуиция или вера: о нездешних корнях нашего бытия нам может поведать только
откровение, неизбежно выливающееся в форму мифа, который затем уже может получить и философскую обработку, быть положен в основу философемы.
Если понимать язычество как некоторый положительный
религиозный процесс, то неизбежно возникает вопрос: в каком же отношении находится это его «
откровение» к Ветхому, а затем и Новому Завету?
В
религиозном своем существе язычество есть познание невидимого чрез видимое, Бога через мир,
откровение Божества в твари.
Откровение Ветхого Завета имеет предварительный и предуготовительный характер и преследует определенную цель: здесь намеренно суживаются
религиозные горизонты, даже сравнительно с язычеством.
Мало того, им же утверждается на высшей и предельной ступени та основная антиномия, которая лежит вообще в основе
религиозного самосознания: неразрывное двуединство трансцендентного и имманентного, премирность Абсолютного и
откровение Бога в мире.
Для того чтобы могло явиться новое
откровение о власти, нужно, чтобы пред
религиозным сознанием во всей остроте стала ее загадка.
Но, конечно, вопрос этот имеет смысл только в Церкви, и речь идет здесь не о политике в обычном смысле слова, а именно о
религиозном преодолении «политики», о том преображении власти, которое и будет новозаветным о ней
откровением.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение
религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое
откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Неточные совпадения
И в христианском мире возможен пророческий мессианизм, сознание исключительного
религиозного призвания какого-нибудь народа, возможна вера, что через этот народ будет сказано миру слово нового
откровения.
Религиозный гуманизм, вкорененный в идее богочеловечности, призван совершить очищение, спиритуализацию и гуманизацию человеческой среды, воспринимающей
откровение.
Человеческое сознание очень зависит от социальной среды. и ничто так не искажало и не затемняло чистоту христианского
откровения, как социальные влияния, как перенесение социальных категорий властвования и рабства на
религиозную жизнь и даже на самые догматы.
Меня связывала со многими представителями русской
религиозной мысли начала XX века великая надежда, что возможно продолжение
откровения в христианстве, новое излияние Духа Святого.
Для
религиозного философа
откровение есть духовный опыт и духовный факт, а не авторитет, его метод интуитивный.