Неточные совпадения
Если эту религиозную формулу перевести на язык философский, она получит такое
выражение: религия
есть переживание трансцендентного, становящегося постольку имманентным, однако при сохранении своей трансцендентности, переживание трансцендентно-имманентного.
Сверх того, — и это самое главное, — буддийское ничто, небытие, нирвана, всеединство безразличия (tat twam asi — это
есть ты [Формула
выражения единства субъекта и объекта в индийской философии (Чхандогья-Упанишада, VI, 12).
«Высшие миры», которых достигать учит «духовное знание», строго говоря,
есть наш же собственный мир, воспринимаемый лишь более широко и глубоко; и как бы далеко ни пошли мы в таком познании, как бы высоко ни поднялись по лестнице «посвящений», все же оно остается в пределах нашего мира, ему имманентно [Эта мысль находит ясное
выражение в книге Эмиля Метнера.
Она и сама в этом смысле
есть, до известной степени,
выражение греховного отпадения мира от Бога, ущербленного богосознания.
Если логика, по известному
выражению «Wissenschaft der Logik»,
есть «die Wahrheit wie sie ohne Hüllen, an und für sich selbst ist» и в этом смысле «die Darstellung Gottes ist, wie er in seinem ewigen Wesen vor der Erschaffung der Natur und eines endlichen Geistes ist» [Wissenschaft der Logik.
Здесь нет полярности трансцендентного и имманентного, нет места сверхлогическому откровению, сверхзнанию или незнанию меры, ее «docta ignorantia» [Ученое незнание (лат.).] (по
выражению Николая Кузанского), здесь нет тайны ни на небе, ни на земле, ибо человек держит в руках своих начало смыкающейся цепи абсолютного, точнее, он сам
есть ее звено.
«Обычное представление о Боге как отдельном существе вне мира и позади (?) мира не исчерпывает всеобщего предмета религии и
есть редко чистая и всегда недостаточная форма
выражения религиозного сознания…
Флоренский) [«Ревность
есть необходимое условие и непременная сторона любви… она признается лишь необходимым
выражением, или, точнее сказать, лишь необходимою стороною сильной любви» (Флоренский П. А. Столп и утверждение истины. М., 1914.
С. 5–59.], которая
есть лишь иное
выражение объективности.
Вследствие этого она соборна, ибо соборность
есть только следствие кафоличности, ее
выражение, но отнюдь не внешний ее критерий.
В таком случае человеческая история, не переставая
быть историей, в то же время мифологизируется, ибо постигается не только в эмпирическом, временном
выражении своем, но и ноуменальном, сверхвременном существе; так наз. священная история, т. е. история избранного народа Божия, и
есть такая мифологизированная история: события жизни еврейского народа раскрываются здесь в своем религиозном значении, история, не переставая
быть историей, становится мифом.
Вообще, миф завладевает всеми искусствами для своей реализации, так что писаное слово, книга,
есть в действительности лишь одно из многих средств для
выражения содержания веры (и здесь выясняется религиозная ограниченность протестантизма, который во всем церковном предании признает только книгу, хочет
быть «Buch-Religion» [Книжная религия (нем.).]).
Omnis definito est negatio [Всякое определение
есть отрицание (лат.) —
выражение из письма Спинозы к Яриху Йеллесу от 24 июня 1674 г.] — эта формула Спинозы особенно приложима к догматике, ибо здесь поводом к defenitio чаще всего является negatio, высекающая догматы как искры из камня: количество возможных догматических определений в христианстве могло бы
быть значительно больше тех, которые формулированы на соборах.
Выражение, что Бог правит миром как разум,
было бы неразумно, если бы мы не принимали, что оно относится и к религии и что божественный дух действует в определении и образовании последней…
Со стороны науки это
было бы лишь
выражением полнейшего религиозного индифферентизма и даже нигилизма, и, наоборот, научное изучение религии является
выражением своеобразного научного благочестия.
Скорее это НЕ
есть отрицающее всякое высказывание ά: αόριστος, άπειρος, άμορφος [Неограниченный, бесконечный, бесформенный (греч.).] — не столько отрицание того или иного определения, сколько его отсутствие,
выражение невыразимого, жест трансцендентного в имманентном, предел для мысли и для сознания, за которым оно гаснет и погружается в ночь.
Религия возможна лишь постольку, поскольку трансцендентное Божество, неизреченная и недомыслимая тайна, открывается человеку и Абсолютное становится для человека Богом (ибо, по
выражению Ньютона, Deus est vocatio aequivoca [Бог
есть призыв равного к равному (лат...
«Это чудо
есть единое, которое
есть не существующее (μη öv), чтобы не получить определения от другого, ибо для него поистине не существует соответствующего имени; если же нужно его наименовать, обычно именуется Единым… оно трудно познаваемо, оно познается преимущественно чрез порождаемую им сущность (ουσία); ум ведет к сущности, и его природа такова, что она
есть источник наилучшего и сила, породившая сущее, но пребывающая в себе и не уменьшающаяся и не сущая в происходящем от нее; по отношению к таковому мы по необходимости называем его единым, чтобы обозначить для себя неделимую его природу и желая привести к единству (ένοΰν) душу, но употребляем
выражение: «единое и неделимое» не так, как мы говорим о символе и единице, ибо единица в этом смысле
есть начало количества (ποσού άρχαί), какового не существовало бы, если бы вперед не существовала сущность и то, что предшествует сущности.
Такие определения, как, напр., бестелесность, «не показывают существа Его, подобно тому как не показывают и (
выражения): нерожденное и безначальное, и неизменяемое и нетленное, и то, что говорится о Боге или о бытии Божием, ибо это обозначает не то, что Он
есть, но то, что Он не
есть.
Таким исходным элементом для Когена является понятие бесконечно малого.] (по
выражению «Логики» Когена); однако коренная разница с Эккегартом в этом пункте, определяющая и ряд последующих различий, у Беме
будет в том, что у него мир возникает не параллельно с Богом, как Его необходимый коррелат, но в силу диалектики самого Бога или развития Его природы.
Поэтому у Беме, строго говоря, отсутствует идея творения и тварности, и хотя у него и постоянно встречается
выражение «тварь и тварность» (Creatur und Creatürlichkeit), но это понятие вовсе не имеет принципиального метафизического и онтологического смысла, а означает только определенную ступень в раскрытии природы Бога (как
есть это понятие и в системе Плотина, отрицающей тем не менее идею творения).
Разумеется, и творческое «да
будет» Fiat, которое так часто встречается у Беме, получает соответствующее истолкование не в смысле повеления (Fürsatz), но в смысле — силы Божества, его природной мощи, потенции бытия и в таком смысле в разных
выражениях определяется оно во многих местах: «вожделение (Begierde) из вечной воли безосновности
есть первый образ (Gestalt) и
есть Fiat или Schuf [Создание, творение (нем.).].
Творческое да
будет не оставляет его случайным преемником или пассивной темнотой, но делает его началом мирообразующим, с своим особым тварным центром, «становящееся абсолютное» (по
выражению Вл. Соловьева [См.: Соловьев В. С. Соч.
Поэтому творение
есть абсолютно-свободное, лишь в себе самом имеющее смысл и основу, абсолютно-самобытное движение божественной любви, любовь ради любви, ее святое безумие. Dieu est fou de l'homme [Бог помешан на человеке (фр.).], — вспоминает Шеллинг дерзновенно-проникновенное
выражение французского писателя: с безумием любви Бог хочет «друга» (другого), а этим другом может
быть только человек.
Omnis defmitio est negatio [Всякое определение
есть отрицание (лат.) — похожее
выражение (determinatio negatio est) встречается у Спинозы в письме к Я. Иеллесу от 2 июня 1676 г.
Иначе говоря, мировое бытие
есть бытие божественное, или, по смелому
выражению Николая Кузанского, omnis creatura sit quasi infinitas aut Deus creatus [Всякое творение
есть как бы конечная бесконечность или сотворенный Бог (там же.
При этом время может
быть различно, временность получает
выражение в конкретных, окачествованных временах: время для ангелов, надо полагать, иное, нежели для людей [«Об этом свидетельствует и блаж.
Тварное творчество, которое является актуальным
выражением тварной свободы,
есть не творчество из ничего, но творчество в ничто из божественного что.
Только откровению, т. е. сверхъестественному ведению (в своем
выражении естественно принимающему гносеологическую форму мифа), может
быть доступна божественная сторона мирового процесса, ибо «Божия никто же весть точию Дух Божий» [Божьего никто не знает, кроме Духа Божия (1 Кор. 2:11).].
С. 274 Трудно предположить, чтобы
выражение «богиня» в применении к Софии у Вл. Соловьева
было здесь обмолвкой или только поэтическим образом, а не точным
выражением его мысли.].
Однако оккультизм в этом смысле религиозно ложен лишь в силу своего религиозного коэффициента, а не по непосредственной своей задаче, ибо возможен правый оккультизм, насколько такое
выражение применимо к тому преизобильному восприятию софийности природы, которое свойственно, напр., святым, и вообще людям духоносным и может
быть свойственно природе человека.
Иначе этот же вопрос можно поставить так:
есть ли формальная логика преимущественное
выражение Логоса мира, а логическое сознание его непосредственное орудие?
В материализме, именно в той первоначальной его форме, которая носит название гилозоизма, неправильное философское
выражение дается правильному чувствованию материи, как зачинающего и плодоносящего, окачествованного начала, материализм
есть смутный лепет о софийной насыщенности земли, и этим живым чувством земли («материи») он выгодно отличается от идеализма, для которого материя
есть незаконнорожденное понятие о ничто, или трансцендентальная χώρα, или убыль бытия, бытийный минус.
Нужно
было бы перешагнуть, далее, и через учение Церкви о таинстве брака, а вслед за тем пришлось бы выключить за пределы принципиально допустимого в христианстве и все то отношение Церкви к природной плоти, которое находит
выражение в литургических тайнодействиях, и не только в св.
Однако особенная чувствительность, завуалированность, стыдливость может
быть истолкована и как
выражение нарочитой священности, глубочайшей интимности, особливой нежности этой стороны жизни; и именно потому она поражена грехом наиболее ощутительно.
Смерть
есть крайнее зло, «последний враг» [
Выражение из Первого послания к Коринфянам апостола Павла: «Последний же враг истребится — смерть» (15:26).], но она не
есть полное истребление жизни.
И эта черта должна
быть присуща человеку, как носителю Его образа, ее мы находим как
выражение первоначального самосознания и самоопределения, даваемого себе человеческим духом.
Искание шедевра [
Выражение, возможно, навеянное названиями двух «философских этюдов» Бальзака: «Неведомый шедевр» и «Поиски абсолюта» (М., 1966).], при невозможности найти его, пламенные объятия, старающиеся удержать всегда ускользающую тень, подавленность и род разочарования, подстерегающего творческий акт, что же все это означает, как не то, что человеческому духу не под силу создание собственного мира, чем только и могла бы
быть утолена эта титаническая жажда.
Распространенность учения о триипостасности Бога в разных религиях указует на то же самое: это
суть затемненные, даже извращенные
выражения подлинного голоса триипостасности в человеческом духе.
«Проект» Федорова
есть первое слово в истории о воскрешении мертвых, хотя и облеченное в несоответствующую форму, — слишком ранний провозвестник невольно обречен на уродливость при
выражении своих предчувствий.
Эстетизм, как
выражение такого примирения и самодовольства,
есть наиболее тонкий соблазн духовного мещанства.
Отдельный человеческий индивид
есть не только самозамкнутый микрокосм, но и часть целого, именно он входит в состав мистического человеческого организма, по
выражению Каббалы, Адама-Кадмона [Этому соответствует на языке позитивизма Grand etre О. Конта, истолкованное по-своему Вл. Соловьевым.