Неточные совпадения
Православие не в том, чтобы отрицать мир в его подлинности, но в том, чтобы делать центром человечности обращенное к
Богу, молитвенно пламенеющее сердце, а не автономное мышление и не самоутверждающуюся волю: вне этого центра и мир перестает быть космосом,
творением и откровением Божиим, но становится орудием для искусителя, обольщающим кумиром.
Евномий не согласился, однако, с толкованием отрицательных имен Божиих у св. Василия В. и, не без некоторого основания, возражал: «Я не знаю, как чрез отрицание того, что не свойственно
Богу, Он будет превосходить
творения!.. Всякому разумному существу должно быть ясно, что одно существо не может превосходить другое тем, чего оно не имеет» [Несмелов, 135.]. Вопрос о значении отрицательного богословия в его отношении к положительному так и остался у св. Василия мало разъясненным.
Не знаю, возможно ли сие природам высшим и духовным, которые, будучи ближе к
Богу и озаряясь всецелым светом, может быть, видят Его, если не вполне, то совершеннее и определеннее нас и притом, по мере своего чина, одни других больше и меньше»» [
Творения иже во святых отца нашего Григория Богослова, Архиепископа Константинопольского, изд. 3‑е, часть III. M., 1889, стр, 14–15.].
Окончательное суждение об Эн-соф, выражает ли оно трансцендентную сущность
Бога или лишь момент его нераскрытости в
творении, чрезвычайно затруднительно: кто знаком с подлинной Каббалой, с характером ее изложения и методом, тот поймет, насколько трудно поддаются ее учения окончательным формулировкам. Поэтому мы намеренно заставили, вместо собственной характеристики, говорить самые тексты.
Бог сотворил мир, точнее, творит его в предвечном, вневременном акте, мир есть
творение Божие.
Если мы говорим, что мир есть
творение Божие, мы установляем тем самым, что он не есть causa sui [Причина самого себя (лат.).] (как определяет субстанцию Спиноза), он имеет причину и источник бытия не в себе самом, но вне себя, в
Боге.
Мир как
творение получает в своей относительности реальность и самобытность, противостоит
Богу не как призрак, иллюзия или майя, как бы лишь закрывающая Абсолютное от самого себя; он получает свою realitas как дар от Ens realissimum [Реальность, бытие; вещь реальнейшая,
Бог (лат.).].
Поэтому понятно, что основоположный трактат по отрицательному богословию,
творение Ареопагита, не только носит выразительное над-писание: «О божественных именах», но и в действительности посвящен изъяснению значения божественных имен, под которыми премирный
Бог открывается миру.
Ввиду того что идея
творения мира у него, строго говоря, отсутствует, ибо сливается с самотворением
Бога, то и ничто, из которого творится или, вернее, «вырождается» мир, есть само божественное Ничто.
Надо совлечься всякого «что», потому Abgeschiedenheit [Уединенность, уединение (нем.).], добродетель этого совлеченья, в глазах Эккегарта включает все добродетели и является даже выше любви: «Всем жертвует при этом душа,
Богом и всеми
творениями.
Я утверждаю: чтобы стать совершенной, нужнее ей в известном смысле лишиться
Бога, чем
творений.
Здесь нет места ни антиномии, с ее логическим перерывом, ни Тайне: беспримесный рационализм — вот обратная сторона того всеведения или «гнозиса», которым мнил себя обладающим, по одним основаниям, Гегель, а по другим — Беме, почему он и оказывается столь родственным по тенденциям современному «теософизму», оккультному или мистическому рационализму [Шеллинг дает такую характеристику «теософизма» Беме: «В третьем виде эмпиризма сверхчувственное сделано предметом действительного опыта благодаря тому, что допускается возможное восхищение человеческого существа в
Бога, а вследствие этого необходимое, безошибочное созерцание, проникающее не только в божественное существо, но и в сущность
творения и во все события в нем…
Бог для него, очевидно, есть непосредственная субстанция мира; свободного отношения
Бога к миру, свободного
творения он хотя и хочет, но не может получить.
Как же ближе мыслится у Беме этот переход от Ничто к
Богу, а чрез Него к
творению?
Поэтому у Беме, строго говоря, отсутствует идея
творения и тварности, и хотя у него и постоянно встречается выражение «тварь и тварность» (Creatur und Creatürlichkeit), но это понятие вовсе не имеет принципиального метафизического и онтологического смысла, а означает только определенную ступень в раскрытии природы
Бога (как есть это понятие и в системе Плотина, отрицающей тем не менее идею
творения).
Мысль о
творении мира непостижимым и свободным актом
Бога встречает в Беме сознательного философского и религиозного противника.
Он называет «бредом о
творении» (creatürlicher Wahn) мысль, «будто
Бог есть нечто чуждое, и пред временем создания тварей и этого мира держал в себе в троице своей мудростью совет, что Он хочет сделать и к чему принадлежит всякое существо, и таким образом сам почерпнул из себя повеление (Fürsatz), куда надо определить какую вещь [IV, 405.].
Баадер противопоставляет
творение и эманацию (2, 89, ib.) и видит пантеизм в объединении
Бога с
творением, считая ложным, противоречащим всякой религии утверждением, что «
Бог дает себе содержание лишь чрез
творение, и что всеопределяющее определяет, наполняет, осуществляет себя лишь чрез акт
творения, становясь действительным
Богом из того, что не есть
Бог» (I, 396, ib. 119).
Только о
творении имеем мы власть говорить, ибо оно есть дело в сущности
Бога» (Ciaassen, II, 64).
Если мы даже знаем Fiat, то мы не знаем первого движения
Бога к
творению.
Можно встретить еще и такое суждение, заставляющее снова вспомнить об эманации мира из
Бога: «
Творение есть не что иное, как откровение всесущественного, безосновного
Бога.
Ибо
Бог породил (erboren)
творение не затем, чтобы сделаться чрез него совершеннее, но ради своего самооткровения, к великой радости и господству, не то, чтобы таковая радость началась только с
творением, нет, она от века была в великом Mysterium, но лишь как духовная игра в себе самом.
Бог мог оказаться вынужден приступить к новому
творению, т. е. к созданию теперешнего мира на развалинах испорченного царства Люцифера, с тем чтобы впоследствии уничтожить и этот мир.
Мир сотворен
Богом, есть
творение, в Творце он имеет начало бытия своего: «руце Твои сотвористе мя и создаете мя», «Твой семь аз» (Пс. 118:73, 94), говорит сознание твари устами псалмопевца.
Это возникновение не может мыслиться по категории причинной связи, мир не есть следствие, а
Бог не есть его причина, и это не только потому, что
Бог понятый как первопричина уже включается в причинную цепь, в область относительного, но и потому, что causa aequat effectum [Причина равна действию (лат.).], причина объясняет следствие, лишь находясь с ним в той же плоскости, при
творении же мы имеем, μετάβασις εις άλλο γένος, скачок от Абсолютного к относительному, и причинное объяснение здесь не пользует нимало.
Идея
творения мира
Богом поэтому не притязает объяснить возникновение мира в смысле эмпирической причинности, она оставляет его в этом смысле необъясненным и непонятным; вот почему она совершенно не вмещается в научное мышление, основывающееся на имманентной непрерывности опыта и универсальности причинной связи, она остается для него бесполезна и ему чужда, — есть в этом смысле заведомо ненаучная идея.
Между Абсолютным и относительным пролегает грань творческого да будет, и поэтому мир не представляет собой пассивного истечения эманации Абсолютного, как бы пены на переполненной чаше, но есть творчески, инициативно направленная и осуществленная эманация [Иногда различие между
творением и эманацией пытаются связывать с противоположностью свободы и необходимости в
Боге.
Свободу
Бога в
творении мира особенно отстаивает Шеллинг, который видит в этой идее необходимую черту теистической философии: Phil. d.
Поэтому при противопоставлении
творения и эманации главный спор идет не о
Боге, но о мире, не о божественной основе мира, но об его тварной природе: есть ли мир только пассивно рассеивающая и ослабляющая лучи божественного света среда, или же он по-своему собирает, отражает и проявляет их? есть ли особый фокус мира, возможен ли мир наряду с Абсолютным и как и в каком смысле возможен?
Интересно, что это определение Ньютона почти дословно находим и у св. Григория Богослова: «имя θεός (
Бог (греч.).) есть имя относительное, подобно как и имя Господь» (
Творения св. Григория Богослова, изд. 3‑е, ч. 3, стр.78-,79.
Творение мира
Богом, самораздвоение Абсолютного, есть жертва Абсолютного ради относительного, которое становится для него «другим» (θάτερον), творческая жертва любви.
Вольная жертва самоотверженной любви, Голгофа Абсолютного, есть основа
творения, ибо «так возлюбил
Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного», и послал Его «не судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ио. 3: 16-7).
Поэтому
творение есть абсолютно-свободное, лишь в себе самом имеющее смысл и основу, абсолютно-самобытное движение божественной любви, любовь ради любви, ее святое безумие. Dieu est fou de l'homme [
Бог помешан на человеке (фр.).], — вспоминает Шеллинг дерзновенно-проникновенное выражение французского писателя: с безумием любви
Бог хочет «друга» (другого), а этим другом может быть только человек.
Творение есть свобода от всякого почему и как, вольно принятая
Богом крестная радость миротворения.
Бог есть виновник-не только бытия, но и небытия, эта головокружительная по смелости и глубокомыслию формула принадлежит не кому иному, как таинственному автору «Ареопагитик» и комментатору его св. Максиму Исповеднику, — столпам православного богословствования [В
творении «О божественных именах» св. Дионисий Ареопагит говорит, что, «если позволительно сказать, само не-сущее стремится к благу, стоящему выше всего существующего, старается и само как-нибудь быть в благе» (και αυτό το μη öv έφίεται και φιλονικεϊ πως εν τοίγαθώ και αυτό είναι) (De d. п., IV, 3 Migne, III, 64714).
«В самом
Боге качество, деятельность,
творение, могущество и т. п. содержат как нечто сущностное определение отрицательного, — они создают некое иное» (там же, с. 143).
Абсолютное выше бытия, оно создает бытие, и это создание есть
творение из ничего, положение бытия в небытии [Вопрос этот составлял предмет спора между итальянскими мыслителями Розмини и Джоберти, причем первый определяет
Бога именно как абсолютное бытие, второй же различает сущее и существующее, причем, по формуле Джоберти, сущее творит существующее (ср. В. Эрн.
«Не будучи ни
Богом, ни ничем,
творение стоит как бы после
Бога и прежде ничто, между
Богом и ничто, как один из мудрых сказал: «
Бог — противоположность ничто через опосредование сущего».
Иначе говоря, мировое бытие есть бытие божественное, или, по смелому выражению Николая Кузанского, omnis creatura sit quasi infinitas aut Deus creatus [Всякое
творение есть как бы конечная бесконечность или сотворенный
Бог (там же.
Остается разве сказать, что множество вещей возникает благодаря пребыванию
Бога в ничто: отними
Бога от
творения — и останется ничто (там же.
Творя мир,
Бог тем самым и Себя ввергает в
творение, Он сам Себя как бы делает
творением.
Но вместе с тем
Бог есть и Творец мира, Он живет и действует в мире, которому в качестве
творения Божия принадлежит не модальное или акцидентальное, но вполне реальное, непризрачное бытие, ибо он реален реальностью своего Творца.
Далее, подлежит ли
Бог временности, происходят ли в нем изменения, прибавляется ли что-либо к Его полноте
творением мира и мировым процессом?
Шеллинг, с одной стороны, усиленно настаивает на полной трансцендентности
Бога миру и, в этом смысле, на полной Его свободе в
творении (или не-творении) мира.
«Следовательно, вторая потенция, выделившаяся для себя, еще не может называться
Богом, она восстановляется в своем божестве, лишь когда первая и третья потенции снова восстановляются к себе, т. е. восстановляется их единство — в конце
творения, и так как она чрез преодоление противоположного бытия также делается господом этого бытия, как первоначально был только Отец, то и она становится личностью, как и Отец был первоначально только один личностью, она есть Сын, который имеет равное господство с Отцом.
Напротив, в конце
творения (но только в конце), когда вторая и третья ипостась преодолением противоположного бытия себя осуществила, налицо (da sind) действительно три лица и однако не три
Бога» (337).
Августина, именно о том, что делал
Бог до
творения мира, тем самым расширяется в более общий вопрос об отношении Творца к
творению или о реальном присутствии Его во времени, о самоуничижении Тчорца чрез вхождение во временность и как бы совлечение с себя вечности.
Говорить о какой-либо прибыли для
Бога от
творения — в том ли смысле, как учит об этом Шеллинг, или в каком-либо ином — значит допускать восполнение вечности временем, т. е. отрицать вечность, а тем самым и временность.
Положительная основа бытия есть, прежде всего, мир божественных идей,
Бог в
творении; эти идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя становится основой самостоятельного бытия в его независимости и свободе: все существует чрез
Бога и от
Бога, но именно тем самым оно получает силу быть в себе и для себя, вне
Бога, как не-Бог или мир.
В этом смысле энергия Божия во всяком своем проявлении, как действие Божие, неотделимое от
Бога, но являемое твари, есть
Бог в
творении, само Абсолютное-Трансцендентное.