Их грех и вина против кафоличности совсем не в этом, а в том, что они исказили самую идею кафоличности, связав ее с внешним авторитетом, как бы церковным оракулом: соборность, механически понятую как внешняя коллективность, они подменили монархическим представительством этой коллективности — папой, а затем отъединились от остального
христианского мира в эту ограду авторитета и тем изменили кафоличности, целокупящей истине, церковной любви.
Получается чудовищный подмен, имевший роковые последствия для всего
христианского мира [Любопытно, что наибольшую аналогию католичеству в этом отношении представляет ислам с его идеей теократического халифата, в котором глава государства является вместе с тем и наместником пророка и потому соединяет в себе полноту светской и духовной власти.
Неточные совпадения
Мир создан из ничего, — учит
христианское откровение.
Иудео-христианская вера свой богооткровенный миф о происхождении
мира имеет в повествовании книги Бытия рода человеческого.
По смыслу своему νους у Плотина (как уже было указано) соответствует именно
христианской Софии, поскольку он раскрывает для
мира силу трансцендентного Божества Εν; однако благодаря его «эманативному пантеизму» затемняется действительное иерархическое соотношение между Εν и νους, причем последний занимает какое-то промежуточное место между Второй Ипостасью, Логосом, и Софией.
А его сентиментальная quasi —
христианская разновидность — «панхристизм», как вид некоего религиозного натурализма, есть ложь и «прелесть», и это несмотря на то, что святому, победившему «
мир» и восстановившему в себе софийное целомудрие,
мир и теперь является христософиен.
Оставаясь ему совершенно чуждым, не юродствуя в сердце своем, нельзя достигнуть
христианского отношения к себе и к
миру, и в сущности мерою юродства, способностью отрицать мудрость
мира сего определяются достижения на
христианском пути.
Христианская теургия есть незримая, но действительная основа всякого духовного движения в
мире на пути к его свершению.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «
мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Христианская же любовь знает и очистительную силу страданий, а, напротив, довольство, «удовлетворение наибольшего числа потребностей», согласно гедонистическому идеалу счастья, для нее явилось бы духовным пленом у князя
мира сего.
Задача эта многим представлялась весьма темною и даже вовсе непонятною, но тем не менее члены терпеливо выслушивали, как Зайончек, стоя в конце стола перед составленною им картою «
христианского мира», излагал мистические соображения насчет «рокового разветвления христианства по свету, с таинственными божескими целями, для осуществления которых Господь сзывает своих избранных».
Неточные совпадения
— Я прошу простить мне этот экскурс в область философии древнего
мира. Я сделал это, чтоб напомнить о влиянии стоиков на организацию
христианской морали.
Идея нового человека, нового Адама, нового рождения есть
христианская идея, ее не знал античный
мир.
И хотя невозможен в
христианском человечестве исключительный национальный мессианизм, отрицающий саму идею человечества, мессианизм ветхозаветный, но возможен преображенный новозаветный мессианизм, исходящий от явления Мессии всему человечеству и всему
миру.
И думается, что для великой миссии русского народа в
мире останется существенной та великая
христианская истина, что душа человеческая стоит больше, чем все царства и все
миры…
Это и есть истина
христианского лишь персонализма, незнакомая древнему, дохристианскому
миру.