«Мир божий» отказался поместить рассказ, и секретарь редакции, Ангел Иванович Богданович, откровенно сознался мне, что
напечатать рассказ они боятся: он, несомненно, вызовет большую полемику — и обратит на их журнал внимание цензуры.
В 1885 году, в серии рассказов «Кой про что», Успенский
напечатал рассказ «Выпрямила», будто бы из записок деревенского учителя Тяпушкина. Душа была истерзана целым рядом тяжелых явлений тогдашней российской действительности. И вдруг, как ярко светящиеся силуэты на темном фоне, перед глазами начинают проходить неожиданно всплывшие воспоминания, наполняя душу сильным, радостным теплом.
Неточные совпадения
Сел писать новый, только что задуманный рассказец — „Загадка“. Писал его с медленною радостью, наслаждаясь, как уверенно-спокойно работала голова. Послал во „Всемирную иллюстрацию“.
Напечатали в ближайшем номере. И гонорар прислали за оба
рассказа. Вот уж как! Деньги платят. Значит, совсем уже, можно сказать, писатель.
— Сейчас я пишу
рассказ, только навряд ли вы согласитесь
напечатать его в «Русском богатстве». Там выводятся социал-демократы, и отношение к ним автора очень сочувственное.
Рассказ, правда, был плох, и отказ его
напечатать оказался для меня очень полезным. Под влиянием первого успеха молодой писатель легко теряет голову, понижает требовательность к себе, повышенно оценивает все, что напишет. Уж не он с трепетом! обращается в редакцию, — сама редакция просит, торопит, увеличивает гонорар.
Единственное, что я мог бы тут сделать, — это предложить ему исправить в
рассказе фамилию и
напечатать ее в подлинном виде.
Рассказ «Бездна», напечатанный уже после выхода книжки в той же газете «Курьер», вызвал в читательской среде бурю яростных нападок и страстных защит; графиня С. А. Толстая жена Льва Толстого,
напечатала в газетах негодующее письмо, в котором протестовала против безнравственности
рассказа.
Однажды прислал нам для сборника свой беллетристический
рассказ С. М. Городецкий. Уже началась империалистическая война. Он
напечатал в иллюстрированном! журнале «Нива» чрезвычайно патриотическое стихотворение под заглавием, помнится, «Сретенье», где восторженно воспевал императора Николая II, как вождя, ведущего нас против германцев за святое дело. Когда я получил его рукопись, я, не читая, распорядился отослать ее ему обратно. Это изумила товарищей.
Телешов, припертый в угол, принял
рассказ.
Рассказ был ужасный. И во всех рецензиях отмечалось, что если мы будем
печатать такие
рассказы, то быстро скатимся на уровень макулатуры.
Действительно, я
напечатал рассказ «В глухую», где подробно описал виденный мною притон, игру в карты, отравленного «малинкой» гостя, которого потащили сбросить в подземную клоаку, приняв за мертвого. Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и в подробностях, как живых, действующих лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович… и это действительно было его настоящее имя.
Неточные совпадения
— Ну, — сказал он, не понижая голоса, — о ней все собаки лают, курицы кудакают, даже свиньи хрюкать начали. Скучно, батя! Делать нечего. В карты играть — надоело, давайте сделаем революцию, что ли? Я эту публику понимаю. Идут в революцию, как неверующие церковь посещают или участвуют в крестных ходах. Вы знаете —
рассказ напечатал я, — не читали?
Приятно волнующее чувство не исчезало, а как будто становилось все теплее, помогая думать смелее, живее, чем всегда. Самгин перешел в столовую, выпил стакан чаю, сочиняя план
рассказа, который можно бы
печатать в новой газете. Дронов не являлся. И, ложась спать, Клим Иванович удовлетворенно подумал, что истекший день его жизни чрезвычайно значителен.
Начиная
печатать еще часть «Былого и думы», я опять остановился перед отрывочностью
рассказов, картин и, так сказать, подстрочных к ним рассуждений.
На этом пока и остановимся. Когда-нибудь я
напечатаю выпущенные главы и напишу другие, без которых
рассказ мой останется непонятным, усеченным, может, ненужным, во всяком случае, будет не тем, чем я хотел, но все это после, гораздо после…
Но человек часто думает ошибочно: внук Степана Михайловича Багрова рассказал мне с большими подробностями историю своих детских годов; я записал его
рассказы с возможною точностью, а как они служат продолжением «Семейной хроники», так счастливо обратившей на себя внимание читающей публики, и как
рассказы эти представляют довольно полную историю дитяти, жизнь человека в детстве, детский мир, созидающийся постепенно под влиянием ежедневных новых впечатлений, — то я решился
напечатать записанные мною
рассказы.