Неточные совпадения
Раз был такой случай. Позднею ночью отец ехал
в санках глухою улицей от больного. Подскочили три молодца, один схватил под уздцы лошадь, другие двое стали сдирать с папиных
плеч шубу. Вдруг державший лошадь закричал...
Она была очень религиозна. Девушкою собиралась даже уйти
в монастырь.
В церкви мы с приглядывающимся изумлением смотрели на нее: ее глаза сняли особенным светом, она медленно крестилась, крепко вжимая пальцы
в лоб, грудь и
плечи, и казалось, что
в это время она душою не тут. Веровала она строго по-православному и веровала, что только
в православии может быть истинное спасение.
Когда мне было восемь лет, я поступил
в приготовительный класс гимназии. Синяя кепка, мышино-серое пальто до пят, за
плечами ранец с книгами.
Я испуганно таращил глаза и втягивал голову
в плечи, мальчишка бил меня кулаком по шее, а извозчики, — такие почтительные и славные, когда я ехал на них с папой или мамой, — теперь грубо хохотали, а парень с дровами свистел и кричал...
Сжимая кулаки, они стояли друг против друга
в напряженной позе петухов и слегка подталкивали друг друга
плечом. Геня свистнул рыжего
в ухо. Начался мордобой. Мой враг бросился на меня. Геня крикнул...
Назавтра
в гимназии, на перемене, Петр Степанович подсел ко мне, обнял за
плечи и лукаво спросил потихоньку...
От времени до времени, по вызову доктора, я взлезаю к нему по лестнице наверх; он ругает меня, бьет бичом по голым
плечам и прогоняет назад
в подземелье.
Вот раз иду из гимназии. Ранец за
плечами тяжело нагружён книгами, шинель до пят, сам с ноготок. На Барановой улице навстречу мне высокий господин с седыми прокопченными усами,
в медвежьей шубе. Он изумленно оглядел меня.
За дверью слышалось быстрое перешептывание, подавленный смех. Дверь несколько раз начинала открываться и опять закрывалась, Наконец открылась. Вышла другая девочка, тоже
в розовом платье и белом фартучке. Была она немножко выше первой, стройная; красивый овал лица, румяные щечки, густые каштановые волосы до
плеч, придерживаемые гребешком. Девочка остановилась, медленно оглядела нас гордыми синими глазами. Мы опять расшаркались. Она усмехнулась, не ответила на поклон и вышла.
На груди, на
плечах и на бедрах я вывел себе красными чернилами буквы М. П. и каждый день возобновлял их. Товарищи мои
в гимназии все знали, что я влюблен. Один, очень умный, сказал мне, что влюбленный человек обязательно должен читать про свою возлюбленную стихи. Я не знал, какие нужно. Тогда он мне добыл откуда-то, я их выучил наизусть и таинственно читал иногда Юле. Вот они...
Во-первых, Один во всей Туле он разъезжал
в санках, запряженных
в «пару на отлете»: коренник, а с правой стороны, свернув шею кольцом, — пристяжная. Мчится, снежная пыль столбом, на
плечах накидная шинель с пушистым воротником. Кучер кричит: «поди!» Все кучера
в Туле кричали «берегись!», и только кучер полицмейстера кричал «поди!» Мой старший брат Миша
в то время читал очень длинное стихотворение под заглавием «Евгений Онегин». Я случайно как-то открыл книгу и вдруг прочел...
Так вот зашел я теперь
в аптеку. Была метель, на гимназической моей фуражке и
плечах шинели пластами лежал снег. Я подошел к конторке, протянул рецепт аптекарю, — тому самому, с усами. Он сурово оглядел меня и вдруг резко сказал...
И так сладостно помнится: косим с работниками и поденными мужиками лощину. Медленно спускаемся по откосу один за другим
в запахе луговой травы, коса жвыкает, сзади у пояса позвякивает
в бруснице брусок, спереди и сзади шипят соседние косы. Потом, внизу, резкий запах срезаемой резики и осоки, из-под сапог выступает ржавая вода. И, закинув косы на
плечи, с ощущаемой на спине мокрой рубахой, гуськом поднимаемся вверх.
Заглянул… Эх, ты, господи! Все пропустил! Катя уже лежала
в постели, покрывшись одеялом, и читала. На ночном столике горела свеча. Я видел смуглые, нагие до
плеч руки, видел, как рубашка на груди выпукло поднималась. Горячо стучало
в висках, дыхание стало прерывистым… Не знаю, сколько времени прошло. Катя приподнялась, потянулась к свече, я на миг увидел над кружевным вырезом рубашки две белые выпуклости с тенью между ними, — и темнота все захлопнула.
Помню Наташу
в тот вечер, —
в белом коротком платье с широкою голубою лентою на бедрах, быстро семенящие по полу детски-стройные ножки
в белых туфельках и белых чулках. И когда для вальса или польки она клала руку мне на
плечо, ее лицо переставало улыбаться, и огромные глаза становились серьезными и лучистыми, как у мадонны.
Странно! Очень было странно!.. Я изумленно пожимал
плечами и молчал. Может быть, библиотекарь не заметил я книжке моего стихотворения? Может быть, шутки ради, не сказал Башкирову, что оно напечатано? Башкиров завтра придет
в библиотеку, а библиотекарь ему: «И вы поверили? Я же с вами пошутил! Стихи Вицентовича, конечно, напечатаны. Прекрасные стихи!»
Любы Конопацкой мне больше не удалось видеть. Они были все на даче. Накануне нашего отъезда мама заказала
в церкви Петра и Павла напутственный молебен. И горячо молилась, все время стоя на коленях, устремив на образ светившиеся внутренним светом, полные слез глаза, крепко вжимая пальцы
в лоб, грудь и
плечи. Я знал, о чем так горячо молилась мама, отчего так волновался все время папа: как бы я
в Петербурге не подпал под влияние нигилистов-революционеров и не испортил себе будущего.
Пришел я
в своей визиточке, с длинными волосами, ложащимися на
плечи.
Он играет, потом вдруг отрывает скрипку от
плеча. — Бож-же, боже! Если бы люди могли сразу все вместе услышать эту симфонию, чтоб дирижером был сам Бетховен, а весь оркестр состоял из Иоахимов, — вот бы залились бы горькими слезами раскаяния, бросились бы друг другу
в объятия и стали счастливы!
В соседней с ним комнате жила его землячка, курсистка Бестужевских курсов, Вера Устиновна Дейша. Прекрасный женский лоб, темные стриженые волосы до
плеч и огромные синие глаза, серьезные, внимательно вглядывающиеся.
В кожаном халате, странным, как будто крадущимся шагом идет по залу Раубер, следом за ним — анатомический служитель, пройдоха-эстонец Рейнвальд, с полотенцем на
плече.
Танцевали. После ужина фурор произвела русская, которую проплясали А. И. Иванчин-Писарев и С. Н. Южаков. Красавец Иванчин,
в золотых очках, с скрещенными на груди руками, надвигался на свою даму, молодецки поводя
плечами. Даму изображал Южаков — огромный, грузный, красноносый; он стыдливо уплывал от своего кавалера, кокетливо придерживая пальцами, как фартук, полы длинного сюртука.
И вот Михайловский взял у Якубовича его выписку из статьи Богучарского и по одной этой выписке, не заглянув
в самого Богучарского, написал свою громовую статью. Как мог попасть
в такой просак опытный журналист, с сорока годами журнальной работы за
плечами? Единственное объяснение: марксистов он считал таким гнусным народом, относительно которого можно верить всему.
Первый портрет — 1877 года, когда ей было двадцать пять лет. Девически-чистое лицо, очень толстая и длинная коса сбегает по правому
плечу вниз. Вышитая мордовская рубашка под черной бархатной безрукавкой. На прекрасном лице — грусть, но грусть светлая, решимость и глубокое удовлетворение. Она нашла дорогу и вся живет революционной работой,
в которую ушла целиком. «Девушка строгого, почти монашеского типа». Так определил ее Глеб. Успенский, как раз
в то время познакомившийся с нею.
В действительности грозный этот комитет представлял из себя небольшую кучку смелых и решительных людей человек
в тридцать, на своих
плечах выносивших огромную эту борьбу.
А он при каждом удобном случае с юмористическим видом, как будто только для юмористики, рассказы вал о смешных положениях со своими поклонниками и поклонницами, как ему
в Севастополе пришлось раскланиваться на овации из-под лежавшего на его
плечах огромного чемодана, так как не нашлось носильщика.
Толстой
в недоумении пожал
плечами.