Неточные совпадения
И хоть это почему-то там и необходимо, по каким-то там всесильным, вечным и мертвым законам природы, но
поверьте, что
в этой мысли заключается какое-то глубочайшее неуважение к человечеству, глубоко мне оскорбительное и
тем более невыносимое, что тут нет никого виноватого…
— Не знаю, князь, — ответил Версилов. — Знаю только, что это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и
в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до
того простое, что мы никак не можем
поверить, чтобы оно было так просто, и, естественно, проходим мимо вот уж многие тысячи лет, не замечая и не узнавая».
«Наташа была так счастлива, как никогда еще
в жизни. Она была на
той высшей ступени счастья, когда человек делается вполне добр и хорош и не
верит в возможность зла, несчастья и горя».
«Главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера
в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла прийти
в голову
та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя все-таки выразить всего
того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение
в том, что не вздор ли все
то, что я думаю, и все
то, во что я
верю?»
У нас же как раз обратное.
В смерть мы
верим твердо, мы понимаем ее и вечно чувствуем. Жизни же не понимаем, не чувствуем и даже представить себе неспособны, как можно
в нее
верить. А что
верят в нее дети, мы объясняем
тем, что они неразумны. И труднее всего нам понять, что слепота наша к жизни обусловлена не разумом самим по себе, а
тем, что силы жизни
в человеке хватает обычно лишь на первый-второй десяток лет; дальше же эта сила замирает.
— Нет, знаешь, я не
верю этому, чтобы мы были
в животных, — сказала Наташа
тем же шепотом, хотя и музыка кончилась, — а я знаю, наверное, что мы были ангелами там где-то и здесь были и от этого все помним.
«Тогда Нехлюдов был честный, самоотверженный юноша, готовый отдать себя на всякое доброе дело; теперь он был развращенный, утонченный эгоист, любящий только свое наслаждение. Тогда мир божий представлялся ему тайной, которую он радостно и восторженно старался разгадывать, теперь
в этой жизни все было просто и ясно и определялось
теми, условиями жизни,
в которых он находился… И вся эта страшная перемена совершилась с ним только оттого, что он перестал
верить себе, а стал
верить другим».
Вспомним, что говорит у Достоевского Версилов про живую жизнь: «Я знаю только, что это должно быть ужасно простое, самое обыденное и
в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до
того простое, что мы никак не можем
поверить, чтоб оно было так просто, и естественно проходим мимо вот уже многие тысячи лет, не замечая и не узнавая».
И
в непонятном ослеплении люди
верят обману, старательно работают над
тем, что уродует и разрушает их жизнь, и не видят, как ничтожно и внутренне смешно их дело, снаружи такое важное и серьезное.
«Потому, что я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу
верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей. И как мне не веровать: я видел истину, — не
то что изобрел умом, а видел, видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки. Я видел ее
в такой восполненной целости, что не мог
поверить, чтоб ее не могло быть у людей…»
Как же далеко ушел прочь от Аполлона теперешний трагический грек с его нездоровым исканием скорби во что бы
то ни стало! Радостью и счастьем должен был служить человек Аполлону. Теперь же самую чистую, беспримесную радость он умудрялся претворить
в скорбь, умудрялся увидеть
в ней только напоминание о тленности и преходимости всего человеческого. Не
верь жизни! Не возносись! Помни о черных силах, неотступно стоящих над человеком!
Велик закон божественный,
Но людям надо слушаться
И власти человеческой:
В себя ты слишком
верила, —
И вот за
то умрешь!
Оба они знают
те пять секунд вечной гармонии, когда человек всей жизни говорит: «Да, это правда!» Но Кириллов
в бога не
верит.
«Что такое живая жизнь, я не знаю. Знаю только, что это должно быть нечто ужасно простое, самое обыденное и
в глаза бросающееся, ежедневное и ежеминутное, и до
того простое, что мы никак не можем
поверить, чтобы оно было так просто, и, естественно, проходим мимо вот уже многие тысячи лет, не замечая и не узнавая».
Неточные совпадения
А князь опять больнехонек… // Чтоб только время выиграть, // Придумать: как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою //
В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! //
Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, // Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить
в колокола!
Стародум.
Поверь мне, всякий найдет
в себе довольно сил, чтоб быть добродетельну. Надобно захотеть решительно, а там всего будет легче не делать
того, за что б совесть угрызала.
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может!
Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он,
в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего счастья и выгод
в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь
в городе около приказных служителей у счетных дел. Не всякому открыл Господь науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает
то счетец
поверить,
то итоги подвести.
Тем и питаюсь; праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и
то правда, человек на человека не приходит.
На это могу сказать одно: кто не
верит в волшебные превращения,
тот пусть не читает летописи Глупова.